Премьера новой «Вестсайдской истории» Стивена Спилберга стала главным кинематографическим событием конца года. Доказательство того, что пандемия не убила большое кино, видит в этом опыте современного мюзикла Андрей Плахов.
Благодаря Стивену Спилбергу «Вестсайдская история» заиграла новыми красками
Фото: 20th Century Studios
Благодаря Стивену Спилбергу «Вестсайдская история» заиграла новыми красками
Фото: 20th Century Studios
«Вестсайдская история» (сценарий Артура Лорентса, музыка Леонарда Бернстайна, слова Стивена Сондхайма, хореография Джерома Роббинса) появилась в виде бродвейского спектакля, а в 1961 году превратилась в фильм (режиссура Роберта Уайза и Джерома Роббинса). Он отхватил целых десять «Оскаров» и вдобавок почетный одиннадцатый — «за яркие достижения в искусстве хореографии». Приз был присужден Роббинсу, хотя продюсеры дали ему возможность снять минимальное количество номеров, потому что перфекционизм хореографа вел к излишним финансовым затратам.
«Вестсайдская история» прозвучала революционно — и по форме, и по содержанию. Последнее даже важнее: благодаря этому фильму в жанр мюзикла, бывший обителью голливудской условности, ворвался ветер жизни. Америка и Нью-Йорк были представлены не как царство мечты, а как арена острых социальных и этнических столкновений. На задворках мегаполиса боролись шайки «ракет» и «акул» — белой и пуэрто-риканской молодежи: и та и другая были по-своему неблагополучными. Знаменитый коллективный музыкальный номер «America» начинался за здравие, а кончался едва не за упокой: «Жизнь прекрасна в Америке, если ты белый в Америке».
Недаром долгое время был наложен негласный запрет на продажу «Вестсайдской истории» в Советский Союз и, кажется, даже в другие социалистические страны: она никак не вязалась с пропагандой американского образа жизни. Когда картина с большим опозданием все же попала на советский экран, она уже не производила столь оглушительного впечатления. Но именно благодаря ей и ее создателям киномюзикл резко шагнул вперед, вобрал в себя и политику, и психоанализ, и все то, чем живет динамично меняющийся мир. Без нее не было бы ни «Девушек из Рошфора», ни «Кабаре», ни «Чикаго», ни много чего еще.
«Вестсайдскую историю» хотели переснять еще в конце прошлого века, но до дела дошло только сейчас — и, похоже, момент найден правильный. Когда мир подорван пандемией и социальными неврозами, особенно ощущается потребность в крупном постановочном авторском кино — кто, как не Спилберг, лучше всего годится для этой амбициозной задачи. К тому же о ремейке «Вестсайдской истории» он мечтал с юности. Классик военного и фантастического фильма, впервые зайдя на территорию мюзикла, чувствует себя на ней так органично, будто всю жизнь кружился в танце и пел речитативы. Главное же — не перенося действие в современность и сохраняя ретроаромат конца 1950-х годов, режиссер обошелся без стариковской ностальгии. Он нашел современный ключ к истории нью-йоркских Ромео и Джульетты, которая оказалась почти столь же «вечной» и универсальной, как трагедия Шекспира. И столь же адаптируемой к новым потребностям общества.
Вместо студийных павильонов, в которых снят фильм Уайза и Роббинса, Спилберг разыгрывает действие в настоящих «декорациях» Нью-Йорка, пережившего запустение в трудные месяцы локдауна. И побоища враждующих кланов, и любовные свидания главных героев Тони и Марии происходят на натуре — в соляном ангаре, в псевдостаринном монастыре Клойстерс, на фоне нью-йоркских пожарных лестниц или в подвергаемых сносу и джентрификации городских трущобах. Урбанистический реализм новой постановки резко меняет ее вектор в сторону современного понимания художественной правды, весьма отличного от того, что господствовало шестьдесят лет назад.
В этом же направлении реформирован актерский состав. Даже в те далекие времена, когда еще не пугали апроприацией, раздавались критические голоса в адрес Натали Вуд, чья Мария была мало похожа на пуэрториканку. Сегодня, когда маятник занесло в обратную сторону и чернокожие исполнители играют английских аристократов, понятно, что для образа пуэрториканки требуется аутентичность. И Спилберг приглашает на главную женскую роль талантливую Рейчел Зеглер: у нее смешанные польско-колумбийские корни, но типаж и темперамент явно латиноамериканский. Ее партнером, сыгравшим Тони, стал актер, певец и диджей Энсел Эльгорт, слегка смахивающий на молодого Марлона Брандо, правда, без его харизмы. Более аутентичен, хоть и менее артистичен, чем Джордж Чакирис, игравший в старой версии и отмеченный «Оскаром», Дэвид Альварес: он играет Бернардо, брата Марии, убийство которого стало катализатором трагедии. В роли его жены, стихийной феминистки Аниты — Ариана Дебоз; первый — кубинского, вторая пуэрто-риканского происхождения. Шестьдесят лет назад за роль той же Аниты награждена была «Оскаром» как лучшая актриса второго плана Рита Морено. В новой версии для нее написана специальная роль Валентины, престарелой хозяйки аптеки и покровительницы Тони.
По рассказу сценариста Тони Кушнера, они со Спилбергом провели много времени в общении с кинематографистами Пуэрто-Рико, чтобы избежать в постановке «расовых стереотипов». Не забыт и гендерный фактор. В картину введен персонаж-трансгендер по имени Anybodys, которого играет небинарная исполнительница Ирис Менас (по этой причине «Вестсайдскую историю» цензурировали в Саудовской Аравии и Эмиратах). Кроме того, Анита по сюжету подвергается атаке белых цисгендерных насильников, которую пресекает Валентина.
За музыкальное решение фильма отвечают балетмейстер Джастин Пек, а также худрук Лос-Анджелесского филармонического оркестра венесуэлец Густаво Дюдамель, известный как незаурядным дирижерским темпераментом, так и радикально левыми взглядами. Под его началом свежо и «незапето» звучат хиты Леонарда Бернстайна.
Сам фильм во многом сознательно несет шлейф вторичности, радикальность ему совсем несвойственна. «Вестсайдская история» 1961 года останется в истории столь же уникальным прорывом в неведомое, как полет Гагарина. «Вестсайдская история» 2021-го — это полет по известным правилам и технологиям. В нем нет риска, но есть смелость, профессиональный блеск, мудрость и одновременно усталость культуры. Это тот ее богатый парадоксами этап, когда консерватизм оказывается радикализмом — и наоборот.
«Вестсайдская история» появилась спустя две недели после смерти Стивена Сондхайма, успевшего благословить новый проект. Два дня назад встретила свое 90-летие Рита Морено, выступающая связующим звеном между старым и новым Голливудом. А через пять дней отметит 75-летний юбилей Стивен Спилберг — режиссер-символ того нового Голливуда, что пришел на место старого, при этом не уничтожив его, а возродив.