Слова, высеченные в гаранте

13 декабря президент России по случаю Дня Конституции встретился с председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным и порадовался вместе с ним, как и в каком направлении развивается в стране судебная система. СпецQR “Ъ” Андрей Колесников, как ни старался, такой же радости в себе обнаружить не смог.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Для начала Владимир Путин поздравил Валерия Зорькина с прошедшим (причем, похоже, навсегда).

— Конституция — это фундамент всей правовой системы государства,— отметил президент,— и роль Конституционного суда здесь как высшего органа контроля за конституционными положениями имеет непреходящее значение. Более того, в обновленной Конституции роль Конституционного суда еще и была укреплена, усилена!

Как известно, судей стало меньше (было 19, а теперь должно быть 11), к тому же Совет федерации (но лишь по представлению президента) может снять судью Конституционного суда с должности «в случае совершения судьей поступка, порочащего честь и достоинство судьи...».

Впрочем, Конституционный суд может теперь рассматривать на предмет соответствия Конституции даже законопроекты (но лишь по представлению президента), а не только законы.

— Я тоже вас поздравляю, потому что мы знаем, что в Конституции есть слово «гарант», а Конституционный суд все же, я думаю... будем так говорить...— Валерий Зорькин по-честному колебался, прежде чем закончить, но все-таки закончил.— Хранитель Конституции!

И он взял в руки пухлую красную книгу:

— Я, если позволите, традиционно, уже который год преподношу вам от имени судей... они все тут расписались... наши избранные (главное, чтобы не избирательные.— А. К.) решения. Но поскольку этот год не закончился, это как бы вослед...

Это интересное обыкновение — дарить сборник избранного. «Конституционный суд: избранное». А избиратель кто?.. Ах да, все тот же...

Но, главное, это, без сомнения, было очень трогательно. Это как если бы генералитет дарил Верховному главнокомандующему карты выигранных для него сражений.

Владимир Путин и правда выглядел растроганным:

— Спасибо большое! Коллегам тоже большой привет и поздравления!.. Объем работы увеличился за последнее время?

— Это как сказать... Число жалоб у нас не увеличилось, но число решений...— Валерий Зорькин задумался.— Осталось тоже примерно на этом уровне.

— А структура? — доброжелательно уточнил Владимир Путин.

В конце концов зачем-то ее меняли для новой Конституции. Было 19, стало 11. Почему, доподлинно неизвестно. Возможно, просто для новой Конституции.

И вот теперь Валерию Зорькину, когда-то бескомпромиссному бойцу за все хорошее против всего плохого, предстояло заодно попытаться объяснить, почему все же. Ведь, кроме него, никто объяснять, как теперь ясно, даже не собирается.

— У нас теперь впервые, с 1 декабря, стало конституционное число судей — 11... То есть постепенно убывали... И теперь — то, что по Конституции,— объяснил Валерий Зорькин.

Его, кажется, гораздо больше волновала толстая красная книжка, которую он подарил президенту:

— Эти избранные решения... Они и в этом году примерно в такой пропорции будут: примерно 50 с лишним постановлений — это наиболее важные решения, и плюс еще около 3 тыс.— определения... Но я хочу сказать, во всех этих решениях что важно: это ведь решается судьба не просто одного гражданина — Иванова, Петрова! А каждое решение означает судьбу закона — остается он действовать или не остается. Если остается, то в интерпретации Конституционного суда, и тогда это большая помощь всем практикам, всем применяющим законы.

Собственно, в этом и состоит известный всем смысл деятельности Конституционного суда. Наверное, повторить такое всегда не грех.

— Вот вы говорили о трудностях — какие есть, например. Законы стали более профессиональные, это видно,— продолжал искать плюсы в своей работе Валерий Зорькин.— Например, возьмем налоговое законодательство! В 1990-х годах, я помню, чуть ли не пленум — идет решение по налогам! Сейчас у нас дел по налогам стало, может быть, менее всего по сравнению с другими предметами: скажем, социальными правами, уголовным правом и уголовным процессом, гражданским правом, собственностью, договорами... Это, видимо, говорит о том, что налоговое законодательство стабилизировалось, а вот социальное законодательство — это всегда, конечно, проблема... Тут есть, видимо, над чем подумать законодателю.

То есть он сейчас, если кто не понял, критиковал.

— Но в целом я бы сказал, что законодательная система России — по практике Конституционного суда — стала устойчивой, сбалансированной и более профессиональной! — спохватился Валерий Зорькин.— Конечно, всегда есть огрехи, пища для Конституционного суда!

Но больший акцент сейчас, мне кажется, надо было бы сделать на том, как применяются законы, потому что мы ведь проверяем не просто букву закона, а с учетом правоприменительной практики! И вот тут, что называется, собака зарыта! Так иногда выражаются!

Он заранее извинялся. Все-таки Валерий Зорькин —чрезвычайно интеллигентный человек. Поэтому и незаменим.

— Конечно, и правоприменение стало более профессиональным,— извинился Валерий Зорькин и за правоприменение, которое, поймите правильно, мог до этого и обидеть, однако, ей-богу, не хотел,— но основной акцент мы сейчас делаем с учетом того, как действует закон на практике. И мы тогда в целом принимаем это решение. Конечно, с учетом того, что внесены поправки большие, Конституционному суду приходится самому это осваивать и уже транслировать в наши решения. Ситуация непростая, потому что жалоб все же много.

Но главное, что не увеличились они, как в начале встречи отметил Валерий Зорькин.

Между тем ему удалось похвалить и сами жалобы:

— Но я еще хочу сказать! Наряду с законодательством и практикой профессиональными стали сами жалобы! Не только потому, что подключаются адвокаты, но просто Конституционный суд вступил уже в четвертое десятилетие своей практики, и, видимо, постепенно люди уже узнают, что можно требовать от Конституционного суда, а по каким вопросам надо идти в ЖЭК, или, скажем, в суд общей юрисдикции, или к участковому инспектору!

Таким образом, изменились к лучшему и сами жалобщики.

— Раньше,— пояснил Валерий Зорькин,— все это было очень размыто. Если в 1990-е годы из примерно 19 тыс. обращений, можно сказать, половина была связана с тем, что вообще к нам не относится, сейчас стало более профессионально...

— Это говорит о повышении правовой грамотности людей,— понял Владимир Путин.

— Мы недавно провели некоторый мониторинг, как общественность реагирует,— нам ведь тоже надо это знать, разные письма поступают и так далее...— продолжил Валерий Зорькин.— Наши аналитики предложили такую концепцию: деление всего, что отзывается на нас в обществе... На «телескопы», «микроскопы» и «кривые зеркала». «Телескоп» — понятно: хорошее видится на расстоянии. «Микроскоп» — это в мелочевку вникают, вгрызаются люди, как там они решили, где и так далее. «Кривые зеркала» — понятно, о чем идет речь (нет, не понятно. Ничего.— А. К.). Тем не менее я думаю, может быть, даже «кривые зеркала» все же полезны Конституционному суду!

Сейчас Валерия Зорькина понимал, кажется, один человек. И это был тот единственный человек, который был ему нужен. Но и Валерий Зорькин был нужен Владимиру Путину. Еще неизвестно, кто кому нужнее.

— На самом деле положение все же не такое простое с правами человека,— заявил вдруг Валерий Зорькин.— Мы понимаем, что Россия идет, постепенно все это упрочивается и люди более грамотными становятся, но все равно нарушения есть, и никуда от этого не денешься!

Он снова, кажется, извинялся, и опять за то, чего не совершал. Это другие люди нарушали права человека, плюс были те, кто писал жалобы в Конституционный суд на эти нарушения.

— Что я хочу сказать насчет этой третьей группы,— тяжело вздохнул Валерий Зорькин.— Что удивительно, ее представители — те, которые в публичной печати вот так иногда отзываются, что называется, с плеча рубят... Идут в виде адвокатов, в виде сопровождающих жалобщиков и порой выигрывают!

Он задумался на этот раз очень тяжело. Видно было, что Валерий Зорькин и правда до сих пор не разрешил для себя много вопросов. И вот теперь он задавал их президенту. Но ведь сам и спешил ответить:

— Так возникает вопрос: какой суд?! Есть он или нет? Я думаю, что есть! Мне так кажется, да.

Нет, все-таки уверенности в голосе ему не хватало. По крайней мере такой, какая была сейчас в голосе Владимира Путина:

— Да, конечно! То, что люди выигрывают,— это очень хорошо! Это говорит о том, что чем более профессиональными будут решения, тем больше будет доверия к судебной системе в целом. Поэтому это очень важно!

Для Валерия Зорькина было также важно высказаться о хороших отношениях с Верховным судом:

— У нас с Верховным судом прежде всего... потому что люди идут к нам тогда, когда они прошли Верховный суд... вполне деловые, я бы сказал, профессиональные отношения. Верховный суд уважительно относится к нашим решениям. Ведь можно было как? Полуигнорировать — мы бы где-то стали перетягивать одеяло... Я как-то уже об этом говорил: не все страны переходного периода обошли безболезненно эту ситуацию, были даже так называемые войны, когда пришлось…

— Судебные, да? — заинтересовался президент.

— Да, пришлось законодателю вмешиваться (не у нас.— А. К.)! То ли полномочия Конституционного суда урезать, то ли Верховного суда урезать, то ли слить их вообще!

Не куда-то, а слить один суд с другим до степени взаимного поглощения.

— У нас это тоже было во взаимоотношениях между Арбитражным судом и Верховным,— обратил внимание президент.

Он в свое время и правда об этом много говорил. А потом и делал.

— А здесь я должен сказать,— обрадованно произнес Валерий Зорькин,— что у нас вполне нормальные, деловые отношения, и этому помогает, кстати, Конституция! Там достаточно четко прописано!

Вот он, круг-то. Взял да и замкнулся.

Андрей Колесников