В Париже проходит выставка германского художника Ансельма Кифера, посвященная германскому поэту Паулю Целану. Их объединяет история Германии, самые ужасные ее страницы, которые им пришлось перечитывать уже во Франции. Огромные мрачные полотна под черной крышей нового Гран-Пале говорят о стыде и гордости за собственную страну, считает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Выставка «Ансельм Кифер для Пауля Целана» занимает все огромное пространство на Марсовом Поле. Мегаломану Киферу не стоит особого труда заполнить 10 тыс. квадратных метров нового «эфемерного» Гран-Пале — 23 работы, в том числе две скульптуры и две инсталляции, созданы рукой монументалиста, а не живописца. Размер полотен доходит до 15 метров в длину и 9 метров в высоту. Это не столько картины, сколько стены, похожие на декорации, они и смонтированы на театральных фурках — конструкциях, имеющих колеса, как будто бы они предназначены двигаться.
Серо-черные, мрачные, они комбинируют изображение — абстрактное или вполне реалистичное — с элементами рельефа, словно бы вопреки перспективе и логике, закрепленными на их поверхности. Скульптуры — слепленный из свинцовых листов самолет, заваленный свинцовыми книгами, и бетонный бункер времен войны, утыканный уродливыми цветами. В огромной инсталляции «Арсенал» на стеллажах, похожих на икеевские склады, собрано все, во что превращается город, на который много дней бросали бомбы, который горел и плавился,— именно таким застал в своем детстве Германию 76-летний художник. Все вместе — очень мрачное и невероятно торжественное зрелище.
Ансельм Кифер родился ровно за два месяца до капитуляции. Для его семьи День Победы стал днем поражения. Не то чтобы он сожалеет хоть на минуту о падении гитлеровского режима, но история Третьего рейха оказалась таким образом его историей. Отсюда одна из первых провокационных работ «Оккупация», когда, нарядившись в отцовский мундир капитана вермахта, он снимался в знаковых точках изнасилованной фашизмом Европы с рукой, поднятой в гитлеровском салюте. Эта работа 1969 года поссорила его со многими — и с теми, кто решил, что он издевается над памятью отцов, и с теми, кто счел, что он невольно солидаризируется с оккупантами. Для него же это был опыт переживания судьбы родной страны, превратившейся в ненавидимое миром чудовище. Не зря эти фотографии-холсты выставлены в Гран-Пале в виде инсталляции в огромном железном шкафу, как скелеты подсознания.
Ансельм Кифер признан на родине гением, правительство дало ему орден. Но с 1992 года он живет во Франции, его мастерская находится в пригородах Парижа, в бывших складах магазина La Samaritaine. Французу по образу жизни, одному из любимых художников нынешнего президента Макрона, доверили в 2017-м сделать инсталляцию в Пантеоне, когда туда переносили прах писателя, академика, солдата Первой мировой Мориса Женевуа. Но художник, изъясняясь по-французски и по-английски, до сих пор мучается любовью к своему родному языку, обманувшему его с рождения. Он настаивает на том, что думает по-немецки и живет не так во Франции, как в пространстве языка: «Когда я хочу высказать то, что мне важно, я говорю по-немецки».
Ансельм Кифер разминулся с фашизмом на считаные дни, а вот его воображаемый собеседник и партнер по выставке поэт Пауль Целан, родившийся на четверть века раньше, потерял родителей в концлагерях. Сам едва остался жив, спасаясь и от фашистов, и от коммунистов. Целан появился на свет в румынских Черновцах, которые стали советскими, были захвачены нацистами, потом снова вернулись в СССР. Из Страны Советов поэт с большим трудом смог выбраться в Румынию. Сталинизм настиг его, пришлось бежать дальше. Оказавшись в итоге во Франции, великолепно зная русский и французский, он предпочел писать на немецком, «языке негодяев, которые убили его родителей», уточняет Кифер. Когда в 1970-м Целан покончил с собой, бросившись в Сену, ему не было и 50 лет.
На черных полотнах Кифера, точно на классных досках, написаны строки поэм Целана и прежде всего его программной Todesfuge, «Фуги смерти» об опыте холокоста. «Я хочу быть грифельной доской для Пауля Целана»,— говорит художник. На своем языке живописца и скульптора он рассказывает о комплексах беглеца, упорно не желающего изменять речи («этот язык — мой дом»), вспоминая оставленную позади Германию, которая вызывает одновременно и нежность, и неразрывную привязанность, и страх, и отвращение.