В этом году страны Ближнего Востока решили преодолеть линии, разделившие регион после «арабской весны» 2011 года. Это не значит, что всем конфликтам пришел конец, но прагматизм все чаще возобладает над идеологией.
Встреча в январе 2021 года наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда бен Сальмана с эмиром Катара шейхом Тамимом бен Хамадом Аль Тани положила начало тенденции массового примирения на Ближнем Востоке
Фото: Ahmed Yosri / Reuters
2021 год начался со знакового и долгожданного события — восстановления после трех лет конфликта дипломатических отношений между Катаром и четырьмя арабскими странами — Саудовской Аравией, ОАЭ, Египтом и Бахрейном. Напомним, что они обвинили Доху в дестабилизации ситуации в регионе, поддержке террористической и экстремистской деятельности, финансировании группировок, связанных с Ираном, а также в укрывательстве лидеров исламистской ассоциации «Братья-мусульмане» и распространении идеологии «Аль-Каиды» и «Исламского государства» (все три организации запрещены в РФ). Тогда же Катару был предъявлен ультиматум — в десятидневный срок выполнить 13 требований «арабской четверки», начиная от прекращения вмешательства во внутренние дела других стран и заканчивая закрытием офиса телеканала «Аль-Джазира». Ничего из этих требований не было выполнено, претензии остались, и конфликт оказывал деструктивное влияние на экономические и гуманитарные связи в регионе, прежде всего между арабскими монархиями Персидского залива. Был у этого конфликта и позитивный эффект — он способствовал национальной консолидации Катара.
Впрочем, такая же тенденция все ярче и ярче проявляется и у других стран—членов Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Они начали все больше играть в собственные игры, зачастую не оглядываясь на соседей.
Однако в какой-то момент перед странами региона встал вопрос: стоит ли продолжать бойкот в условиях, когда Кубок арабских наций по футболу-2021 и чемпионат мира по футболу-2022 будут проходить именно в Катаре? Из-за вражды пропустить футбол? Для арабских стран это немыслимо. Забегая вперед, скажем, что ради арабского кубка на стадионе в Катаре поднимали даже официальный флаг Сирии, хотя Доха из всех стран региона наиболее враждебно настроена к Дамаску.
Январское примирение состоялось под лозунгом, озвученным саудовским наследным принцем Мухаммедом бен Сальманом на саммите ССАГПЗ в городе Аль-Ула: сплотить ряды против Ирана. При этом некоторые арабские монархии, в частности, Катар, Кувейт и Оман, всегда поддерживали тесные контакты с Ираном. Не прерывалось, несмотря на гневную риторику, и сотрудничество между Тегераном и Абу-Даби.
В этом году выяснилось, что и сама Саудовская Аравия начала переговоры с Ираном. Интересно, что это совпало с решением Вашингтона попробовать вернуться к «ядерной сделке» с Ираном, разорванной в одностороннем порядке Дональдом Трампом в период его президентства. И это уже не первый раз, когда курс Эр-Рияда в отношении Тегерана колеблется вместе с линией Вашингтона. Известно о четырех встречах представителей Саудовской Аравии и Ирана на территории Ирака и контактах на полях Генассамблеи ООН в Нью-Йорке. Новость очень позитивно восприняли в регионе. В СМИ появились публикации, что две страны вот-вот обменяются посольствами или как минимум консульскими миссиями, но пока максимум достигнутого — разрешение Ирану направить своих представителей в Джидду для представительства при Организации исламского сотрудничества. На фоне того, что с 2016 года ни один иранский дипломат не мог попасть в Саудовскую Аравию, это прогресс, но в целом переговорный процесс о нормализации отношений застопорился, по крайней мере, это следует из публичных заявлений.
Роль Ирака в качестве посредника между Ираном и Саудовской Аравией стоит выделить отдельно. Подобные усилия Багдад предпринимал и раньше, слишком невыгодно ему было оказаться полем для выяснения отношений между соседями.
Но в этом году было особенно заметно, что Багдад впервые после свержения режима Саддама Хусейна в 2003 году превращается из объекта региональной политики в субъект. Его голос вновь стал слышен и важен для арабских стран.
Еще один результат потепления в Заливе — сближение Турции (союзника Катара) с ОАЭ и Египтом. Турецко-эмиратские отношения осложнились еще в начале «арабской весны», в 2016 году Анкара намекала, что Абу-Даби выделяет деньги противникам президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана. Турция также не одобряет сближение ОАЭ с президентом Сирии Башаром Асадом, но наиболее остро турецко-эмиратские разногласия проявились в Ливии, когда Анкара поддержала Триполи, а ОАЭ вместе с Египтом — фельдмаршала Халифу Хафтара, который контролировал восток страны. Но в итоге прагматизм возобладал. Абу-Даби обещал вложить около $10 млрд в турецкую экономику в непростой для нее период. Что касается выгоды ОАЭ, то для нее это в какой-то степени возможность получить рычаг давления на президента Эрдогана.
В отношениях с Каиром для Анкары во многом важно подключение к средиземноморским энергетическим проектам, от которых она была отодвинута из-за союза Египта с Грецией, Кипром и Израилем. И пока на египетско-турецком направлении все не так гладко, как на турецко-эмиратском, но Анкара стремится к примирению. Кстати, в этом году турки прекратили и длившийся несколько лет бойкот Израиля. В ноябре впервые за восемь лет состоялся разговор между президентом Турции и премьер-министром Израиля Нафтали Беннетом. Господин Эрдоган отметил, что нормализация отношений с Израилем полезна для мира в регионе.
Потепление отношений Анкары со своими региональными соперниками стало одним из факторов, смягчившим противостояние в Ливии, но пока никак не отразилось на Сирии.
Турция через Катар всячески препятствует возвращению Сирии в Лигу арабских государств. Однако Анкара и Доха не могут помешать выходу Дамаска из региональной изоляции. 9 ноября состоялся первый за десять лет визит в Дамаск министра иностранных дел ОАЭ Абдаллы бен Зайда Аль Нахайяна. А за три недели до этого состоялся телефонный разговор Башара Асада с наследным принцем Абу-Даби и фактическим правителем ОАЭ Мухаммедом бен Зайдом. В начале октября по телефону с президентом Сирии поговорил и король Иордании Абдалла II. Кроме того, была достигнута договоренность о поставках в Ливан через территорию Сирии египетского газа и иорданского электричества. Этот проект был одобрен США. Вашингтон гарантировал, что сотрудничество с Дамаском не попадет под американские санкции. Еще более удивительное событие произошло под конец года. Было принято решение, что в 2022 году Сирия будет председательствовать в Организации арабских стран—экспортеров нефти.
На фоне этой почти идиллической картины особняком стоит разрыв Алжиром дипломатических отношений с Марокко из-за «враждебных действий». Это и разные позиции на урегулирование конфликта в Западной Сахаре, и открытое сближение марокканского королевства с Израилем. Но в целом этот конфликт выглядит периферийным для всего арабского мира и больше волнует европейцев. Один из результатов разрыва дипотношений — прекращение поставок газа из Алжира в Испанию через территорию Марокко по газопроводу Магриб—Европа.
Но в целом заметно, что две части арабского мира — Магриб (Запад) и Машрик (Восток) — все больше удаляются друг от друга, концентрируясь на интересах субрегиона.
Центры влияния Магриба — Алжир и Каир, Машрика — Доха, Абу-Даби, Анкара и Тегеран. Эр-Рияд при всем старании принца Мухаммеда бен Сальмана не имеет сейчас столь явного влияния на региональные конфликты, но это не значит, что он не сможет вернуть себе эту роль в будущем.
Ближний Восток 2021 года стремится к прагматизму, борьба за конфессиональное влияние сменилась в свое время политической борьбой, сегодня все яснее видно — бал правят те, кто готов инвестировать, предлагать интересные, полезные для всех проекты. Не зря Мухаммед бен Сальман пытается заполучить лидерство в нише зеленой экономики региона, где конкуренцию ему составляют ОАЭ и Израиль, а те же израильтяне сменили традиционный лозунг переговоров с арабскими странами «Мир в обмен на безопасность» на «Экономику в обмен на безопасность».