Собесский союз
Россия вновь приблизилась к обществу всеобщей занятости, в котором уже жила
В этом году, несмотря на продолжающуюся пандемию коронавируса, российский рынок труда вернулся к историческому минимуму показателя безработицы. Распространение практически всеобщей занятости — с учетом развития государственных программ учета и поддержки бедных — в перспективе может привести к появлению в РФ общества, многим из нас хорошо знакомого. Обозреватель отдела экономики Анастасия Мануйлова — о том, как мы все возвращаемся в прошлое всеобщей занятости, которое может оказаться совершенно не таким прекрасным, как в детстве.
В самом начале 2020 года, когда мир только столкнулся с пандемией коронавируса, нередко звучали апокалиптические прогнозы, посвященные будущему труда,— в них вырисовывались толпы голодных безработных, проводящих время на улицах больших городов с большой непринужденностью к располагающейся там частной собственности. И вначале безработица, действительно, выросла почти во всех странах мира, не исключая и Россию. Однако гораздо раньше, чем появились новые штаммы коронавируса и стало понятно, что одной-двумя волнами пандемия не ограничится, практически везде, за очень редким исключением, безработица вернулась к своим прежним значениям.
В России она даже снова опустилась до своего исторического минимума — в октябре этого года Росстат насчитал в стране всего 4,3% россиян, не имеющих работы. Этому способствовала, с одной стороны, специфика российского рынка труда, реагирующего на кризисы снижением зарплат, а не занятости, с другой — демографическая яма 1990-х годов, благодаря которой в РФ ежегодно сокращается количество рабочих рук. Для большинства регионов России (есть значимые исключения) нынешний уровень безработицы вполне сопоставим с безработицей, формально отсутствовавшей в СССР. Все возвращается на круги своя?
Рынок труда в РФ постепенно становится рынком соискателя — все разговоры на всех HR-конференциях этого года были посвящены тому, как найти работников и как их удержать.
Это непростая задача — не только потому, что работодателям приходиться соревноваться за кадры друг с другом на национальном рынке, но и потому, что распространение удаленной работы дало возможность части сотрудников виртуально перешагнуть национальные границы и найти себе работу в других странах. Для рынка труда «в массе» это, может, и незаметный эффект — но для узких специализаций, например в IT, это почти катастрофа. При этом оказалось, что сам по себе размер зарплаты, который многое годы лидировал в списках факторов, влияющих на выбор места для работы, теряет свою определяющую важность. Россиянам, особенно молодым, становится интересно работать там, где разделяют их ценности, уважают идеи и готовы создавать продуктивную рабочую обстановку. Конечно, можно сказать, что речь идет о тысячах, тогда как на рынке труда миллионы. Но именно этих тысяч может не хватать, это хорошо знала постсоветская наука — ведь на стыке 1980-х и 1990-х годов уехала за границу даже не четверть. Но этого хватило.
Получающийся в результате конструкт — всеобщая занятость с идеологическим уклоном (несмотря на разницу в статусе работодателя) в некотором роде напоминает элемент из позднего СССР. Там, как некоторые еще могут помнить, тунеядство (столь распространенное в наше счастливое время) наказывалось законодательно, а работа, производительный и творческий труд, как считалось, имела духовное измерение. Или должна была иметь.
Сходства постсоветскому обществу и советскому, по крайней мере, на определенных стадиях их развития, добавляет и нынешний этап развития социальной поддержки.
Даже если работать в России будет буквально каждый — на что нацелены, в частности, новые государственные программы поддержки занятости молодежи, пожилых и инвалидов, разработанные Минтрудом, стремительного роста их доходов может не произойти — и потому, что для РФ характерно существование «работающих бедных», и потому, что полноценный контроль за инфляцией, которого правительство регулярно достигает, так же регулярно от него ускользает. При этом сокращение в стране собственно самой тяжелой бедности вполне реально. Именно для этого Белым домом создается «социальное казначейство», реестр бедных и другие цифровые базы данных и сервисы, которые могут создать все условия для относительно эффективного перераспределения доходов в стране, рассматривая уже не только индивидов, но и целые домохозяйства. Перераспределение, кстати, как теперь известно, вполне способно снижать бедность и в отсутствие экономического роста. Понятно, что по этому пути российское государство шло уже некоторое время, однако пандемия, наряду с превращением правительства в корпорацию (см. текст на этой же полосе), ускорила этот процесс — систематизации, унификации и цифровизации мер поддержки населения. Безусловно, это будет работать — особенно на фоне старой информбазы соцподдержки постсоветского образца, которая мало что позволяет сделать.
Еще одна плоскость, в которой можно сравнивать нынешнюю Россию и СССР,— рост подозрительности по отношению друг к другу, который в этом году отчетливо проявился в двух процессах, вакцинации населения и его переписи. И тот и другой, очевидно необходимые и бесспорно важные для нормального развития государства, натолкнулись на колоссальное отчуждение со стороны людей, которое в этой стране, на фоне многолетних жалоб на засилье пропаганды, невозможно было себе представить. И вакцинацию, и перепись населения описывали как паранормальные явления, употребляя слова «гипноз», «колдовство» и «животный магнетизм».
И здесь стоит обратить внимание на то, в какой степени все это похоже на позднесоветское увлечение всем паранормальным — от предсказаний Джуны до волшебных ипликаторов Кузнецова из пластмассы в каждом доме, от НЛО до «кремлевских таблеток».
Впрочем, кто сказал, что «застой», распад которого (если воспринимать его как устройство не столько политики, сколько социума) занял какое-то десятилетие, на самом деле должен длиться долго? Сложно сравнивать интенсивность коронавирусной истерии (со всех сторон) и интенсивность позднесоветских вполне параноидальных настроений. Кажется, нынешний ярче, сильнее. Значит ли это, что он продлится короче?
