|
Комплексы топливно-энергетического комплекса |
 |
| Фото: ИТАР-ТАСС |
Плавание в широком русле
Два крупнейших события в российской нефтегазовой отрасли осени 2004 года — продажа последнего госпакета акций НК ЛУКОЙЛ компании ConocoPhillips и объявление о слиянии "Газпрома" и "Роснефти" — диаметрально противоположны по сути. Стратегическое соглашение между ConocoPhillips и ЛУКОЙЛом фактически является завершением приватизации крупнейшей российской нефтекомпании и началом перевода ряда стратегических проектов ЛУКОЙЛа — в первую очередь проекта по разработке Тимано-Печорской нефтегазоносной провинции — под операционный контроль совместного российско-западного предприятия. Именно на это ConocoPhillips потратит более $3 млрд: $1,99 млрд на госпакет из 7,59% акций ЛУКОЙЛа, более $700 млн — на дополнительный выкуп 2,4% бумаг у частных владельцев, который был объявлен в сентябре, но итоги которого пока не объявлялись, и более $500 млн-- в виде инвестиций в последующие несколько лет.
Слияние "Газпрома" и "Роснефти", напротив, является завершением идущего с 2001 года процесса восстановления формального государственного контроля над "Газпромом". При этом, несмотря на возникшие в ходе слияния острейшие разногласия между главой "Роснефти" Сергеем Богданчиковым и председателем правления "Газпрома" Алексеем Миллером по поводу того, как именно будут сливаться компании, оба наемных госменеджера говорят о том, что происходящее необходимо для реализации перспективных планов развития компаний. Планы эти принципиально противоположны планам альянса ConocoPhillips--ЛУКОЙЛ, основой которого являются интересы их частных инвесторов-акционеров. И "Газпром", и "Роснефть" не скрывают, что их планы — это, в первую очередь, планы государства в нефтегазовой отрасли, касаются они месторождений Восточной Сибири и Дальнего Востока, шельфа Баренцева моря или трубопровода в направлении Находки.
Тем не менее, комментируя обе сделки, представители российских властей, в первую очередь — президент Владимир Путин, говорили о том, что они полностью соответствуют взглядам руководства страны на развитие ТЭКа в среднесрочной перспективе, а также находятся в русле мировых тенденций в нефтегазовой отрасли. Впрочем, представители Минпромэнерго, Минэкономразвития, Минфина говорят о пребывании в том же русле практически всех нефтегазовых сделок 2004 года. Русло, которое вмещает в себя и стратегию развития крупнейших углеводородных проектов в России под контролем государства, и переход ведущих игроков как минимум под частичный контроль иностранных компаний, и партнерство госкомпаний в офшорных проектах западных структур в России (к осени 2004 года "Газпром" активизировал переговоры с Shell о вхождении в проект "Сахалин-2"), должно быть как минимум очень широким.
Впрочем, и без двух крупнейших сделок в нефтегазовой отрасли России осень 2004 года обещает стать чрезвычайно богатой на события. К 2005 году, если хотя бы половина анонсированных этой осенью событий произойдет, лицо российского ТЭКа изменится до неузнаваемости. Дело не только в сверхвысокой мировой цене на нефть (в сентябре она преодолела отметку $50 за баррель, что с учетом инфляции уже превышает кризисный уровень цен 70-х годов), но и в накопившихся с конца 90-х годов изменениях в российской нефтяной отрасли. У счастья, настигшего российскую экономику в виде прекрасной конъюнктуры на рынке нефти и газа в 2004 году, фактически нет потребителя. Все существовавшие ранее стратегии развития российского ТЭКа были заблокированы государством, не реализованы самими компаниями или оказались попросту неактуальными. Стратегии же, предлагаемые государством, "Газпромом" и "Роснефтью", локальны и по большому счету закрывают частным компаниям возможности развития в России. Через десять лет после создания в стране национальных нефтяных компаний, которые в перспективе должны были стать и стали частными, для них не существует внятных перспектив.
Наследство от бедности
В качестве иллюстрации происходящего в российском ТЭКе можно привести список наиболее крупных и перспективных проектов в отрасли, которые были предметом обсуждения в 2001-2003 годах. Это прежде всего проект строительства магистральных нефтепроводов из Тимано-Печоры и прилегающих территорий в Мурманск, строительство экспортного трубопровода в КНР, планы экспорта нефти на атлантическое побережье США, экспансия российских компаний на нефтяной рынок Польши, приобретение нефтеперерабатывающих заводов в Германии и США, проекты добычи нефти и газа на шельфе в Иране, Индии и Вьетнаме, старт добычи газа и нефти на шельфе Черного моря, строительство нескольких новых НПЗ в Центральной России, многомиллиардные инвестиции в добычу газа на территории России.
Мы говорим лишь о проектах самих компаний, а не их владельцев — здесь предполагалось внедрение на заработанные на нефти деньги на рынок леса (ЮКОС, ТНК, "Сибнефть"), в розничную торговлю (ЮКОС, "Славнефть", ТНК, "Сибнефть"), агробизнес (ЛУКОЙЛ, "Газпром", "Роснефть"), фармацевтический бизнес ("Газпром", ТНК, "Сибнефть"), машиностроение и судостроение (ЛУКОЙЛ, ТНК, "Татнефть"), электроэнергетику (ЛУКОЙЛ, ТНК, "Сургутнефтегаз", "Татнефть", "Сибнефть"), угледобычу ("Роснефть"), не говоря уже о значительном числе венчурных проектов в самых разных областях, а также политических инвестициях нефтяников.
На выходе, ближе к завершению 2004 года, мы имеем следующую картину развития нефтяной отрасли. Тон в ней задают "Газпром", "Роснефть" и "Транснефть", под чьим руководством предполагается реализовывать комплексную программу нефте- и газодобычи в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, объявленную недавно программу реконструкции НПЗ на Дальнем Востоке и в Татарстане на средства инвесторов из Южной Кореи, проекты Северо-Европейского газопровода, поставок сжиженного природного газа (СПГ) в США и Великобританию и строительство второй очереди Балтийской трубопроводной системы. В перспективе также — инвестиции "Татнефти" и "Газпрома" в ТЭК Турции, инвестиции "Газпрома" в создание системы доставки газа в Израиль и на Ближний Восток, развитие бизнеса ЛУКОЙЛа на Каспии и увеличение мощности трубопровода Каспийского трубопроводного консорциума (КТК). К слову, непонятно, в какой степени последний проект следует относить к успехам, а в какой — к поражениям: через этот трубопровод осваивает экспорт нефти на Запад один из главных потенциальных конкурентов России на нефтяном рынке ЕС — Казахстан.
Единственной безусловной победой российских компаний в лице ТНК-ВР в 2004 году является успешно реализованный реверс нефтепровода Одесса--Броды. Тем не менее эта победа вызвала к жизни уже достаточно реалистичные планы по достройке Одессы--Бродов до Польши — а значит через пять-десять лет по нефтепроводу потечет нефть месторождения Тенгиз (Казахстан), которая будет напрямую конкурировать с поставками по сети нефтепроводов "Дружба".
И, разумеется, победой русских денег над гордым Западом можно считать приобретение Романом Абрамовичем футбольного клуба Chelsea. Безусловно, эта сделка сыграла огромную роль в формировании более или менее реалистичного положительного образа русского нефтяного бизнеса за пределами России. Однако ответ на вопрос: "Что будут делать российские нефтяные магнаты в ближайшее время?" она дает самый неприятный. Конечно, подобных красивых инвестиций следует ждать и впредь, но что помимо этого? Ни о каких серьезных намерениях, за исключением вышеперечисленных планов окологосударственных компаний, публике не сообщается. Есть только домыслы, какой именно дом в лондонском районе Белгравия, курорт в Лигурии или остров в районе Мадагаскара купит тот или иной олигарх-нефтяник, предположительно собравшийся на покой. Однако на покой вроде бы никто не собирается...
Парадоксально, что энтузиазм российских нефтяников иссякал параллельно с ростом цен на нефтяные фьючерсы: чем богаче они становились, тем меньше поступало на рынок информации, во что в итоге превратятся полученные нефтяные миллиарды.
Отметим, что впервые это явление было отмечено на примере "Сургутнефтегаза". С момента появления сообщений о предстоящей продаже "Славнефти" в 2001 году (напомним, ее в 2002 году приобрели ТНК и "Сибнефть") аналитики стали внимательно следить за объемом свободных средств на счетах "Сургутнефтегаза", которые могли бы быть инвестированы в тот или иной перспективный проект на территории России. Эта сумма в период с конца 2001 года по начало 2004-го выросла с $1,5-2 млрд до $5,5 млрд. Сейчас, по всей видимости, она превышает $7 млрд — эксперты уже перестали считать доллары "Сургутнефтегаза", поскольку отчаялись дождаться от компании какого-либо крупного приобретения. Позже они перестали считать деньги "Татнефти" (та сейчас пытается купить турецкий нефтеперерабатывающий холдинг, но ее останавливает то же, что и потенциальных поглотителей самой "Татнефти" — эффективная защита местных заинтересованных лиц в судах), "Сибнефти", затем — ЮКОСа. История с последним в этом аспекте вообще трагикомична: большая часть аналитиков сомневалась в способности ЮКОСа погасить налоговую задолженность, пока Минюст не сообщил, что из 99 млрд руб. долга ЮКОС заплатил уже 75 млрд руб.
Возможно, все дело именно в ЮКОСе. После начала преследования властью компании и ее акционеров, в котором до сих пор не обнаружено рационального мотива, владельцам нефтяных компаний России собственные планы, не освященные в администрации президента России, озвучивать и в самом деле слишком опасно. Но, кажется, дело не только в этом. Владимир Путин, похоже, прав: все, что происходит у нас в области добычи нефти и газа, вписывается в русло мировых тенденций. В окружающем Россию мире немногие нефтяные компании имеют четкую стратегию развития хотя бы на пять лет вперед.
Некуда бурить
Действительно, перспективы развития российского рынка нефтедобычи и нефтепереработки для российских игроков выглядят весьма туманно. Дело в том, что все, что можно было сделать с точки зрения модернизации уже существовавшей в начале 90-х годов инфраструктуры нефтяной отрасли, лидеры российского нефтяного рынка уже сделали. К 2001 году была практически завершена или находилась в финальной стадии экономически оправданная реконструкция всех крупных НПЗ, находящихся под контролем вертикально-интегрированных нефтекомпаний. Более или менее освоены там, где это рентабельно, современные технологии сбыта нефтепродуктов, отремонтированы нефтебазы. Альтернативные "Транснефти" каналы сбыта нефти также загружены максимально. Наконец, были осуществлены поддержанные государством стратегические приобретения в инфраструктуре стран Восточной Европы и Балтии.
Проекты нефтекомпаний можно условно разделить на четыре группы. Так или иначе, все эти проекты используются нефтяниками в качестве элементов стратегии роста, но приоритеты разнятся, и потому каждую упомянутую группу можно соотнести с определенной стратегией.
Первая стратегия — интенсивный внутренний рост, то есть ориентация на увеличение добычи нефти в России с последующей переработкой и продажей, с возможным выходом на нефтехимическую отрасль. Этой линии в основном придерживаются ЛУКОЙЛ, ТНК-ВР, "Сургутнефтегаз". Главное ограничение на такие проекты — их долгосрочность, не соответствующая российским реалиям, а также опасность нарушения баланса сил на нефтяном рынке страны. Ни для кого не секрет, что слабая конкуренция на розничном топливном рынке является одной из основ нефтяного бизнеса страны. Строительство нового НПЗ или хотя бы крупной нефтебазы в сфере влияния "потенциального противника" в России не приветствуется самим рынком.
Вторая — активность на рынке слияний и поглощений (M&A). Работая на этом рынке, Михаил Гуцериев, бывший президент "Славнефти", буквально за год сумел вывести новосозданную "Русснефть" в десятку крупнейших производителей нефти в России. До последнего времени приверженность этой стратегии наиболее убедительно демонстрировал менеджмент "Сибнефти". Однако предложение на M&A-рынке невелико, а существующие игроки на нем слишком политически защищены от недружественного поглощения.
Третья стратегия — "экспортный рост", ее до последнего момента исповедовал ЮКОС. Возможности проектов в этой сфере четко ограничены монополией государства на создание новых нефтетранспортных мощностей. Напомним, сегодня "Транснефть" и "Газпром" заявляют, что их монополия на трубопроводный транспорт в России не может быть разрушена. Внятного экономического обоснования для этого тезиса нет, и монопольные позиции двух госкомпаний полностью соответствуют понятию "госмонополия" — в том смысле, что ее существование обусловлено лишь репрессиями государства в адрес потенциальных нарушителей.
Наконец четвертая стратегия — экспансия за пределы России. Наиболее активен в этом отношении ЛУКОЙЛ. Однако говорить о серьезных успехах в этой области сложно: Россия практически не имеет опыта работы в крупных международных консорциумах в нефтегазовой сфере. Для этого как минимум необходим не только финансовый вклад в проект, но и технологический, а также активное участие в глобальном нефтяном рынке. Для большинства же российских нефтекомпаний, за исключением разве что ТНК (аффилированная с ней компания Crown Resourses работала по всему миру и была продана менеджменту в 2003 году), трейдинг нефти заканчивается в порту Новороссийска, Балтийска или на польско-российском участке нефтепровода "Дружба". Кроме того, сами нефтяники жалуются на отсутствие государственной поддержки такой экспансии. Тем не менее основные успехи российской нефтяной отрасли в последние два-три года связаны именно с этой стратегией.
Переток капитала из нефтяной отрасли в смежные (что скорее не стратегия, а тактика) также не получил большой популярности. Причины этого на самом деле неизвестны — попытки инвестиций нефтяников в энергетику, угольную отрасль, машиностроение, другие отрасли являются стандартным сценарием. Судя по всему, объяснение здесь то же, что и для низких темпов роста российской экономики в целом.
Таким образом, единственной более или менее доступной формой поведения для владельцев нефтяных компаний является ожидание стратегического альянса с крупным западным игроком, "поведение мишени". И эти ожидания оправдываются.
Отметим, что российские проблемы со всеми четырьмя упомянутыми стратегиями не уникальны. Активность на рынке M&A, например, ограничена для всех непубличных нефтяных компаний, которых в мире значительное количество. Ограничения на интенсивный рост внутри страны — обычная практика для европейских нефтяных компаний. Ограничения на международную экспансию нефтяных капиталов — реальность для арабского мира с середины 80-х. Наконец, ограничения на транспортные проекты, особенно на транспорт газа — реальность и для Европы, и для США, и для стран Юго-Восточной Азии. Но в России все эти проблемы, которые заставляют мировой нефтяной рынок и вырабатывать новые правила игры, и искать новые формы работы, накладываются на политические: государство видит себя активным игроком в нефтяной отрасли.
Кирпичики и строители
Не удивительно, что именно с пиком цены на нефть связан бурный интерес западных структур к нефтедобыче в России. Дело в том, что участие в разработке нефтяных и газовых запасов России, похоже, становится одним из факторов, которые могут определить позиции игроков на мировом нефтяном рынке в среднесрочной перспективе.
ConocoPhillips заявку на рост своей роли в мировом нефтебизнесе уже сделала — объявила о намерении увеличить свою долю в ЛУКОЙЛе до 20%. Здесь же можно упомянуть ВР, год назад создавшую совместную компанию с ТНК, и Shell, ведущую переговоры с "Газпромом" о расширении своего присутствия на российском рынке добычи углеводородов.
Отметим, что сахалинский шельф представляет один из главных интересов для крупнейших нефтекомпаний мира. Там уже "отметилась" ExxonMobil, ведет переговоры с компанией "Альфа-Эко" (проект "Сахалин-6") китайская CNPC. Вообще любые новые проекты на севере острова всегда будут привлекать западных игроков, поскольку похожи по условиям работы на офшорные проекты во всем мире. Кроме того, регион привлекателен географически — как поставщик энергоресурсов на рынки Китая, Кореи, Японии и всей Юго-Восточной Азии; недалеко и тихоокеанское побережье США.
Есть и другие примеры повышенного внимания к российскому ТЭКу со стороны западных структур. В сентябре-октябре о готовности вложиться в российские нефтепроекты заявили Marathon Oil (бывший оператор "Сахалина-2"), Total (она подала заявку на покупку пакета акций независимого производителя газа НОВАТЭК) и канадская PetroCanada. Эта компания подписала на прошлой неделе с "Газпромом" меморандум о намерениях построить завод по производству СПГ в Ленинградской области стоимостью $1,2-1,5 млрд. (Впрочем, президент PetroCanada Пол Бреннемэн на прошлой неделе заявил корреспонденту "Денег", что пока она не собирается участвовать в проектах по добыче сырья в России.) Также в начале октября с идеей развития российских проектов в сфере ТЭКа выступил президент австралийско-южноафриканского сырьевого холдинга BHP Billiton Чарльз Гудьир.
Практически все эти компании рассматривают деятельность в России как способ изменить к лучшему свое положение на мировом нефтяном рынке. Например, BHP Billiton собирается направить в ТЭК России значительную часть всей суммы своих возможных российских инвестиций ($8,5 млрд в течение ближайших нескольких лет), и эти вложения станут крупнейшими для компании инвестициями в добычу углеводородов. А для банка Standart Chartered, который, по данным "Денег", в сентябре также обсуждал возможность приобретения в России нефтяных активов (возможно, в интересах своих арабских клиентов), эта покупка будет едва ли не первым опытом прямых инвестиций в нефтяную отрасль за последние 20 лет.
Российским ответом на эти планы пока является лишь глобальный проект по поставке "Газпромом" СПГ с шельфа северных морей в США и Канаду, а также проект строительства трубопроводов в направлении КНР, который Владимир Путин будет обсуждать в Пекине в ноябре. CNPC уже неофициально заявила о готовности инвестировать в проект до $12 млрд.
Скорее всего в условиях политической нестабильности и учитывая неопределенность с перспективами российских нефтекомпаний они (в первую очередь — "Сургутнефтегаз", "Сибнефть", "Татнефть" и ЮКОС, а вернее активы ЮКОСа) будут рассматриваться миром лишь как "кирпичики" новой энергетической реальности. Роль строителя российскому ТЭКу, за исключением госкомпаний, пока явно не отведена.
ДМИТРИЙ БУТРИН