100 лет назад, в январе 1922 года, руководство страны приступило к реализации плана ликвидации Всероссийской чрезвычайной комиссии, о котором Ленин объявил месяцем ранее на IX Всероссийском съезде Советов. Вместо организации, одиозность которой признавали сами большевики, предполагалось создать соответствующую новой политической и экономической ситуации, компактную, эффективную, а, главное, не ставящую себя выше законов спецслужбу. Но на пути создания нового органа — ГПУ — очень скоро возникли серьезные препятствия.
«Недостатки,— говорил Ленин,— являются иногда продолжением наших достоинств, это мы испытали на одном из наших учреждений, именно: на ВЧК»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Недостатки,— говорил Ленин,— являются иногда продолжением наших достоинств, это мы испытали на одном из наших учреждений, именно: на ВЧК»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Случайными ударами чекистского молота»
То, что ВЧК не соответствует задачам текущего момента, после окончания Гражданской войны стало очевидным для всех, включая и тех, кто руководил деятельностью «карающего меча партии». В стране шел поиск способов подъема экономики, а проводимые чекистами массовые аресты, внесудебные приговоры и казни действительных и мнимых врагов власти наводили ужас и на старорежимных специалистов, без которых было невозможно восстановление промышленности, и на иностранцев, рискнувших начать товарообмен с большевистской Россией, крайне необходимый разоренной войной стране.
Изменение карательной политики было обязательным условием и для налаживания и демилитаризации общественной жизни. И все это, судя по архивным документам, ясно понимал председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский. В подписанном им 8 января 1921 года приказе «О карательной политике органов ЧК» говорилось:
«Внешних фронтов нет. Опасность буржуазного переворота отпала. Острый период гражданской войны закончился, но он оставил тяжелое наследие — переполненные тюрьмы, где сидят главным образом рабочие и крестьяне, а не буржуи. Надо покончить с этим наследием, разгрузить тюрьмы и зорко смотреть, чтобы в них попадали только те, кто действительно опасен Советской власти».
Кроме того, Дзержинский призывал подчиненных изменить методы работы:
«Конечно, открытые восстания должны подавляться беспощадно, бандитские шайки просто подлежат уничтожению, но борьба с подпольными организациями эсеров, подготавливающими восстания или террористические акты, ловля политических или экономических шпионов требует тонких приемов работы, внутреннего осведомления и т. д.
Старыми методами, массовыми арестами и репрессиями, вполне понятными в боевой обстановке, при изменившемся положении Чека будет только лить воду на контрреволюционную мельницу, увеличивая массу недовольных.
Всех подозрительных, которые могут принять участие в активной борьбе, беспартийных офицеров или лиц правоэсеровского, махновского или тому подобного толка нужно держать на учете, выяснить, проверить. Это гигантская информационная работа, которая должна выступить на первый план, наполнять же подследственные тюрьмы арестованными по подозрению нельзя».
Председатель ВЧК подчеркивал, что особенно необходима такая работа для наблюдения за техническими «спецами» и иностранцами:
«Опасность технической контрреволюции, руководимой иностранным капиталом, нельзя предотвратить грубыми, случайными ударами чекистского молота».
Отреагировал Железный Феликс и на требования руководящих товарищей из ЦК и Совета народных комиссаров сократить полномочия ВЧК в сфере вынесения внесудебных приговоров, в особенности приговоров к смертной казни. В письме в Политбюро ЦК РКП(б) он немногим позднее писал:
«После прекращения боевых действий на внешних фронтах ВЧК сама поставила в порядок дня вопросы о применении высшей меры наказания, о сокращении судебных функций ЧК, вообще о регулировании карательной деятельности всех судебных органов, о согласовании ее со всей организационной системой карательных и судебных органов. Что касается применения высшей меры наказания, ВЧК 24 декабря прошлого года дала телеграмму всем губчека, запрещающую приводить в исполнение приговоры к высшей мере наказания без санкции на то ВЧК, за исключением приговоров по делам об открытых вооруженных выступлениях».
Дзержинский, как следовало из того же письма, не возражал против ограничения права ВЧК на вынесение приговоров. Но выдвигал выглядевшее вполне логично условие:
«Необходимой предпосылкой отказа органов ЧК от судебных функций является упрощение и укрепление судебных органов. ВЧК полагает, что необходимо уничтожить ведомственные трибуналы, как железнодорожные, так и военные, передать имеющиеся там коммунистические силы в обычные ревтрибуналы и народные суды. Для дел, передаваемых в последние из ЧК, создать специальные камеры (особые следственные группы.— "История"), как это уже практикуется в Москве, и, наконец, усилить единый Верховный трибунал при ВЦИК для объединения всей судебной деятельности».
Казалось бы, после таких разъяснений вопрос о соответствии ВЧК новой политической и экономической ситуации в стране можно было считать исчерпанным. Но так только казалось.
«Полагаю, что сейчас надо обратить сугубое внимание на то, чтобы не было не только ненужных вообще арестов, но и без согласия заинтересованных ведомств» (на фото — перевозка арестованных. Петроград, 1922 год)
Фото: РГАКФД / Росинформ, Коммерсантъ
«Полагаю, что сейчас надо обратить сугубое внимание на то, чтобы не было не только ненужных вообще арестов, но и без согласия заинтересованных ведомств» (на фото — перевозка арестованных. Петроград, 1922 год)
Фото: РГАКФД / Росинформ, Коммерсантъ
«Не обращают никакого внимания на Центр»
На пути видоизменения работы ВЧК возникла естественная и вполне предсказуемая проблема. Немалое число чекистов, привыкших за годы Гражданской войны пользоваться огромными полномочиями, не хотели с ними расставаться и, по сути, начали борьбу за их сохранение. Причем даже с собственными коллегами. К примеру, масштабный конфликт возник вокруг реорганизации Особого отдела ВЧК. В связи с окончанием боевых действий и сокращением армии подразделения этого органа военной контрразведки решили сократить и слить с территориальными чекистскими органами.
Но, как оказалось, руководители губернских и уездных ЧК решили немедленно взять под контроль особые отделы округов и частей. А особисты, прежде подчинявшиеся только Москве, усиленно старались сохранить самостоятельность, не брезгуя при этом применять против «территориалов» оперативные методы работы. Разбираясь в возникших распрях между Особым отделом Киевского военного округа и Киевским губчека, Дзержинский 25 февраля 1921 года отмечал:
«Ос. отдел вел агентурное наблюдение и следствие за сотрудниками ЧК. Это недопyстимо».
Положение осложнялось еще и тем, что местные органы ЧК и особисты зачастую занимались одними и теми же разработками, осложняя работу друг другу. Уставший от борьбы с этим «параллелизмом» Дзержинский 25 декабря 1921 года писал председателю Всеукраинской ЧК В. Н. Манцеву:
«Я боюсь, чтобы особое существование ЧК и ос. от. при отсутствии внешних фронтов — доведет до драки и упадка.
По-моему, в конечном счете ос. от. не должно быть. Персональная уния наверху не решает вопроса. Органы ВЧК на местах должны быть едины, и базой их — местная власть; только там, где есть особые политич. соображения, не передавать всей власти местным советским органам, можно оставлять ос. отд. Для свободы действий центральной власти. Но представителем ц. власти по линии ВЧК должен быть наш представитель. Он же нач. всех ЧК».
Но все эти трения меркли на фоне сообщений о деятельности чекистов, поступавших практически из всех регионов страны и различных ведомств. Так, народный комиссар по иностранным делам РСФСР Г. В. Чичерин 23 октября 1921 года писал В. И. Ленину:
«Многоуважаемый Владимир Ильич,
Поддержка хороших отношений с Турцией положительно невозможна, пока продолжаются нынешние действия особых отделов и вообще чекистов на Черноморско-Кубанском побережье. С Америкой, Германией и Персией уже возник из-за этого ряд конфликтов… Я постоянно обращал через тов. Давтяна (начальник иностранного отдела ВЧК.— "История") внимание ВЧК на эти обстоятельства и 8-го октября за №11/5240 написал об этом тов. Уншлихту (заместитель председателя ВЧК.— "История"), но без всякого результата».
Чичерин приводил и конкретные примеры:
«3-го августа в Армавире агенты ВЧК арестовали дипломатического курьера турецкого посольства Феридуна-Бея и вскрыли печати его дипломатических вализ, причем обращались с ним самым недопустимым образом. Еще худшему обращению подвергся ранее там же сотрудник турецкого посольства Иззет-Измет. Я официально писал об этом в ВЧК, много раз говорил об этом с тов. Давтяном, но до сих пор не получено никакого ответа. Тамошние органы ЧК, по-видимому, не обращают никакого внимания на Центр и даже не удостаивают его ответа. ВЧК даже не известила меня о дальнейшем ходе этого дела. С Германией уже был у нас крупный скандал, вследствие обыска, произведенного насильственным образом Новороссийским особым отделом в море на германском судне, с которого наши чекисты, вопреки протесту немцев, сняли некоторых пассажиров. Правительству пришлось извиняться перед Германией, к чему тамошние чекисты совершенно равнодушны».
Глава НКИД считал, что эти действия разрушают налаживающиеся с огромным трудом отношения с зарубежными странами:
«Черноморские чекисты ссорят нас по очереди со всеми державами, представители которых попадают в район их действий.
Политически невоспитанные агенты ЧК, облеченные безграничной властью, не считаются ни с какими правилами. Уполномоченный НКИД в Туапсе и Новороссийске тов. Томсон тщетно пытался улучшить положение. Чекисты с ним совершенно не считаются и стараются запугать его угрозами. Его попытки бороться против этого ни к чему не привели. Он боится, что будет там арестован или станет жертвой доноса».
Реакция Ленина последовала незамедлительно:
«Арестовать паршивых чекистов и привезти в Москву виновных и их расстрелять».
Подобных обращений о вредящих делу восстановления страны чекистских мероприятиях и арестах по малейшим подозрениям к концу 1921 года стало столько, что Дзержинский писал в том же письме Манцеву:
«Полагаю, что сейчас надо обратить сугубое внимание на то, чтобы не было не только ненужных вообще арестов, но и без согласия заинтересованных ведомств или при невозможности достигнуть это — вышестоящего партийного органа».
Но было поздно.
«Отдача ВЧК под надзор НКЮста,— писал Дзержинский,— роняет наш престиж, умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших "беззакониях"» (на фото — нарком юстиции РСФСР Д. И. Курский, 1922 год)
Фото: РГАКФД / Росинформ, Коммерсантъ
«Отдача ВЧК под надзор НКЮста,— писал Дзержинский,— роняет наш престиж, умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших "беззакониях"» (на фото — нарком юстиции РСФСР Д. И. Курский, 1922 год)
Фото: РГАКФД / Росинформ, Коммерсантъ
«Всерос. Чрезв. Ком. упразднить»
Руководители партии и правительства искали способ поставить деятельность чекистов под контроль, и председатель Верховного трибунала при ВЦИК Н. В. Крыленко подготовил проект декрета, предусматривавшего лишение чекистов права проведения следствия. В дополнение к этому предусматривалось введение в коллегию ВЧК и губернские чрезвычайные комиссии по одному представителю Наркомата юстиции.
Дзержинский наотрез отказался принимать подобные перемены. В его отзыве о проекте Крыленко, направленном в Политбюро, говорилось:
«Отдача ВЧК под надзор НКЮста роняет наш престиж, умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших "беззакониях", по существу не достигая никаких результатов надзором одного лица столь большого аппарата. Это акт не надзора, а акт дискредитирования ВЧК и ее органов. Быть под надзором одного лица, иметь комиссара Коллегии ЧК не заслужили, так как состоят из членов партии, испытанных в боях и со стажем большим, чем завгубюстами. ЧК находится под надзором партии. Введение комиссара губюста означает фактически перемену курса против ЧК, так как губюсты — это органы формальной справедливости, а ЧК — органы дисциплинированной партийной боевой дружины».
Возражал он и против других положений проекта. И в той же записке писал:
«Если же нет к нам доверия, то нас надо разогнать, ибо мы держимся только на доверии партии».
Вряд ли он предполагал, что эта мысль станет для членов Политбюро во главе с Лениным руководством к действию. 23 декабря 1921 года в Москве прошло первое заседание IX Всероссийского съезда Советов, на котором с докладом о внутренней и внешней политике выступил Ленин. В конце своего выступления председатель Совета народных комиссаров РСФСР заговорил о ВЧК:
«Недостатки являются иногда продолжением наших достоинств, это мы испытали на одном из наших учреждений, именно: на ВЧК».
Ленин перечислил все заслуги чекистов в борьбе за укрепление власти большевиков, но потом перешел к сути:
«Но вместе с тем, мы определенно говорим, что необходимо подвергнуть ВЧК реформе, определить ее функции и компетенцию и ограничить ее работу задачами политическими… Чем больше мы входим в условия, которые являются условиями прочной и твердой власти, чем дальше идет развитие гражданского оборота, тем настоятельнее необходимо выдвинуть твердый лозунг осуществления большей революционной законности, и тем уже становится сфера учреждения, которое ответным ударом отвечает на всякий удар заговорщиков. Таков результат опыта, наблюдений и размышлений, какое правительство за отчетный год вынесло».
В принятой съездом «Резолюции о ВЧК» говорилось:
«Съезд Советов поручает президиуму ВЦИК в кратчайший срок пересмотреть "Положение о ВЧК" и ее "органах" в направлении их реорганизации, сужения их компетенции и усиления начал революционной законности».
А в решении Политбюро, принятом 23 января 1922 года, формулировки были не столь мягкими и дипломатичными:
«Поручить т.т. Курскому (нарком юстиции РСФСР.— "История") и Уншлихту разработать в недельный срок на основании нижеследующих директив проект положения от имени ВЦИК и внести на утверждение Политбюро.
Во исполнение 9 съезда Советов (так в тексте.— "История") ВЦИК постановляет:
1) Всерос. Чрезв. Ком. по борьбе с контр-рев., спекуляцией и преступл. по должности упразднить.
2) Все дела о преступлениях, направленных против Советского строя или представляющих нарушение советских законов, разрешаются в судебном порядке Революционными Трибуналами или Народными судами по принадлежности».
Согласно принятому решению, создаваемое вместо ВЧК Государственное политическое управление (ГПУ) утрачивало независимость и входило в состав Наркомата внутренних дел РСФСР, а его органы на местах «не входят в состав отделов Управления, а состоят непосредственно при губисполкомах, а в автономных республиках — при ЦИКах».
В проект постановления ВЦИК был включен и пункт, на котором настаивал Крыленко:
«За НКЮстом сохраняется право контроля за законностью действий ГПУ».
Но право и обязанность — разные вещи. Еще меньше определенности оказалось в решении ключевого вопроса — о карательных функциях ГПУ.
«Учитывая,— писал И. С. Уншлихт И. В. Сталину,— невозможность постановки целого ряда дел в судебном порядке и одновременно необходимость избавиться от наглых и вредных элементов, Госполитуправление предлагает внести дополнения в наше положение» (на фото — Уншлихт в первом ряду в папахе, справа от Дзержинского. Москва, 1922 год)
Фото: РИА Новости
«Учитывая,— писал И. С. Уншлихт И. В. Сталину,— невозможность постановки целого ряда дел в судебном порядке и одновременно необходимость избавиться от наглых и вредных элементов, Госполитуправление предлагает внести дополнения в наше положение» (на фото — Уншлихт в первом ряду в папахе, справа от Дзержинского. Москва, 1922 год)
Фото: РИА Новости
«Председательство возлагается на представителя ГПУ»
ГПУ, вопреки предложениям Крыленко, сохранило право ведения следствия, но с оговорками:
«ГПУ предоставляется право обысков, выемок и арестов на основании специальной инструкции, разработанной ГПУ и утвержденной НКЮстом, причем при арестах должны быть соблюдаемы следующие правила: а) предъявление обвинения не позднее 2-х недель со дня ареста и б) право содержания под арестом без передачи в суд не более 2-х месяцев, после чего ГПУ должно испросить у ВЦИК право продолжить в случае особой необходимости этот срок или же передать дело в суд, или освободить».
Не менее примечательным выглядел пункт о лишении ГПУ права вынесения приговоров:
«Ввиду перехода карательных функций, бывших в распоряжении ВЧК, в суды, усилить всемерно судебный аппарат, между прочим, введением в состав судей особо выдвигаемых ВЧК лиц».
По всей видимости, это положение появилось благодаря мастерству Уншлихта, которому в большинстве случаев удавалось добиться нужных постановлений в высших органах власти. И именно поэтому Дзержинский поручил решение возникшей проблемы именно ему.
В составленном 30 января 1922 года в Наркомюсте проекте постановления «Об упразднении ВЧК» ГПУ получило еще одно уточнение своих прав:
«В отношении лиц, застигнутых на месте преступления, аресты, обыски и выемки агентами П.У. или П.О. могут быть произведены без специального постановления П.У. или П.О. и особого ордера с последующей санкцией начальника П.У. или П.О. в течение 48 час.».
2 февраля 1922 года Политбюро, по сути, поручило составить положение о ГПУ Уншлихту. Но с последующим согласованием с Наркомюстом. 15 февраля 1922 года по предложению Уншлихта было решено, что все решения о ГПУ согласуются с Политбюро, что делало фактически невозможным оказание влияния на спецслужбу со стороны других наркоматов и ведомств.
А в одобренном Политбюро 9 марта 1922 года «Положении о ГПУ» спецслужбе вернули право на пересмотр внесудебных приговоров, вынесенных ранее, и предоставили возможность, правда ограниченную, выносить их снова:
«Признать необходимым, что следствие по делам должностных и других преступлений сотрудников ГПУ ведется органами ГПУ, и допустимым вынесение по этим делам внесудебных приговоров ГПУ с ведома Президиума ВЦИК».
Но одновременно для вынесения приемлемых для чекистов приговоров открывался и другой путь:
«Особо важные дела или дела, требующие сохранения полной конспирации, передаваемые ГПУ и его местными органами для слушания в ревтрибуналы, подлежат слушанию в особых сессиях трибунала, председательство в коих возлагается на представителя местного отдела ГПУ в трибунале».
27 апреля 1922 года Политбюро рассмотрело вопрос о чрезвычайных полномочиях в борьбе с бандитизмом и решило:
«Предоставить ГПУ право непосредственного расстрела на месте бандитских элементов (т. е. участников вооруженных ограблений), захваченных при совершении ими преступления».
10 мая 1922 года трудами все того же Уншлихта ГПУ разрешили приговаривать к административной ссылке и высылке из страны.
Крыленко время от времени еще пытался возражать и доказывать, что все это — попрание социалистической законности, хотя и оформлявшееся публикуемыми или засекреченными постановлениями ВЦИК. Было понятно, что все идет к возврату чекистам прежних беспредельных прав. Но чем сильнее ухудшалось состояние здоровья Ленина, тем больше его потенциальные наследники нуждались в поддержке спецслужбы для достижения своей заветной цели и абсолютно не желали действовать ей наперекор.