105 лет назад, 16 января 1917 года, военный министр Российской Империи генерал от инфантерии М. А. Беляев предложил командованию действующей армии принять срочные меры борьбы с разлагающей войска на фронте и в тылу антиправительственной пропагандой. Однако начавшееся обсуждение показало, что сделать это по многим причинам очень и очень сложно.
«Отступление и разложение, как его следствие, невольно шевелят солдатские мозги»
Фото: РИА Новости
«Отступление и разложение, как его следствие, невольно шевелят солдатские мозги»
Фото: РИА Новости
«Стригут и стригут бессильного потребителя»
Документ, добытый сотрудниками Департамента полиции и переданный в Военное министерство, встревожил его главу — генерала от инфантерии М. А. Беляева — настолько, что, пересылая его с грифом «Совершенно секретно» временно исполняющему должность начальника штаба Верховного главнокомандующего генералу от кавалерии В. И. Ромейко-Гурко, министр писал:
«Революционные элементы уже приступили или, по крайней мере, приступают к использованию настоящего положения государства для планомерной организации в армии всех тех ненадежных ее элементов, кои не могли, конечно, не проникнуть в ряды ее при массовых призывах всего военнообязанного мужского населения страны.
Ввиду сего мною преподаны командующим войсками внутренних округов указания о необходимости теперь же, всеми зависящими от нас средствами, парализовать в зародыше эту преступную работу в армии революционных элементов».
Генерал Беляев предлагал ознакомить с документом и старших начальников действующей армии, очевидно, для того чтобы и они осознали грозящую опасность и подключились к делу.
Собственно, проблема революционной агитации в частях на фронте и в тылу возникла гораздо раньше. После революции историки-большевики с гордостью писали о том, что подпольные комитеты партии в первые же месяцы Первой мировой войны смогли организовать антивоенную пропаганду в армии. Так, в подготовленной в апреле 1915 года листовке московской группы партийцев упор делался на бедственное положение в городах:
«Эксплуататоры всех стран хорошо знают свой девиз: лови момент. И они не зевают. Во всех воюющих странах, и особенно в России, с начала войны страшно возросла дороговизна жизни.
Цены на предметы первой необходимости поднялись в полтора, в два и три раза.
Семьи призванных на войну с ужасом думают о завтрашнем дне. На что купить подорожавшую муку, хлеб, мясо, дрова; чем заплатить за квартиру? Эти вопросы стоят перед городской беднотой во всей остроте. Высокие цены, новые налоги и акцизы — все вместе делает совершенно невыносимым положение трудящихся классов. Таково положение народа. А те меры, которые принимают городские думы против дороговизны,— сплошное лицемерие и издевательство над демократией. Ведь там сидят те же самые хозяева и хозяйчики, которые теперь не дремлют, стригут и стригут бессильного потребителя».
Ту же тему затрагивал в своих листовках для солдат и матросов Петроградский комитет РСДРП:
«Товарищи солдаты и матросы! Царское правительство, затеявшее преступную войну, гонит вас на войну, гонит вас на убой, морозит в окопах, морит голодом, и не только вас, но и ваших жен и детей».
Однако в тот момент военное командование отнюдь не считало ситуацию с антиправительственной агитацией в войсках катастрофически опасной. И не без причины.
«Ради тех хищников капитала ведется это истребление народов, которые греют руки у пожарища войны» (на фото — русское братское кладбище в прифронтовой полосе. Январь 1917 года)
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Ради тех хищников капитала ведется это истребление народов, которые греют руки у пожарища войны» (на фото — русское братское кладбище в прифронтовой полосе. Январь 1917 года)
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Всем беднякам грозит смерть»
«Материала в армии для агитации против войны,— вспоминал призванный на службу большевик с 1905 года А. М. Пирейко,— было более чем достаточно. Только агитаторов-большевиков, противников войны, можно было встретить тогда в армии очень мало. В армию попадали рядовые партийцы, и в такой пропорции, что они там были незаметны».
К тому же, как писал Пирейко, условия для пропаганды в войсках были, мягко говоря, неблагоприятными:
«Окольными путями приходилось подходить к солдату, чтобы вызвать в нем сознательное негодование против войны. Но такие беседы с солдатами давались нелегко, ибо они преследовались начальством беспощадно».
Но чем хуже шли дела на фронте, тем выше становились шансы на успех агитации:
«При отступлении армии условия для агитации против войны всегда были благоприятны, во-первых, потому, что при отступлении офицеры вешают нос, режим слабеет и уважение к офицерскому мундиру отходит на задний план, и, во-вторых, потому, что само отступление и разложение, как его следствие, невольно шевелят солдатские мозги и заставляют искать выхода из создавшегося положения».
Не меньше способствовало распространению антиправительственных идей ухудшение снабжения войск и невозможность улучшить свое питание даже за деньги.
В письме солдата родным в Одессу, датированном 15 декабря 1916 года, военная цензура обнаружила ответ на жалобы из дома на дороговизну:
«Жизнь становится и здесь дороже, а уж там я не говорю, что с каждым днем до ужаса подымаются цены. Боже, до каких размеров дойдет все это и можно ли существовать всем малоимущим, не говоря уже, что всем беднякам грозит смерть! Живется хорошо только кучке мародеров».
А составлявшие основную массу солдат крестьяне начали осознавать, что главный вопрос — недостаток земли у простых хлебопашцев, вынужденных для пропитания наниматься на работу к богатым землевладельцам,— никто не собирается решать. Один из них, подписавшийся «Бедный крестьянин», жаловался в письме:
«Где наша земля? Спросить каждого солдата, этого защитника земли русской, и он вам ответит, что служил до войны у какого-либо помещика и для пропитания своего зарабатывал кусок хлеба, а теперь за их барскую жизнь ставь свою голову под неприятельский меч… А что же вы думаете, будет после войны не то же самое, что было и раньше?
Служили в подчинении у помещиков, да то же и будет после войны».
На этом неблагоприятном для власти фоне и появилось перехваченное Департаментом полиции «Письмо с фронта», которое заметно отличалось от обычных революционных прокламаций, наполненных громкими призывами повернуть штыки против эксплуататоров. По сути, это был конкретный, продуманный план мятежа в армии.
«Цель настоящего письма,— сообщал его автор, назвавший себя П. Шаров,— поделиться со всеми партийными единомышленниками, от которых автор совершенно оторван по условиям военной службы, а также с другими революционерами, в особенности же с теми, которые находятся в армии,— поделиться своими впечатлениями и соображениями о колоссальных организационных и других затруднениях, связанных с восстанием армии, а также высказать свои взгляды и на разрешение этих затруднений».
Основной пункт изложенного в письме плана гласил:
«Создать для революции и для страны постоянную вооруженную армию, действующую впредь до того момента, когда Учредительное Собрание окончательно определит организацию вооруженных сил страны».
Для выполнения задачи предлагалось объединить все разрозненные антиправительственные силы, от революционеров до представителей угнетенных народов. Выдвигались лозунги, способные увлечь солдатские массы: «Земля и воля», восьмичасовой рабочий день, равноправие наций, демократическая республика. И предлагался вполне реальный путь для создания новой армии:
«На фронте восставший полк (артилл. бриг. и пр.), подняв восстание под вышеуказанными лозунгами, прежде всего отбирает из своей среды людей, изъявляющих желание стать на службу революционной армии.
Из этих людей образуется революционный полк (артилл. бриг. и пр.), который захватывает в свои руки все средства вооружения, бывшие в распоряжении полка.
Остальные солдаты, отказавшиеся продолжать службу в революционной армии, подлежат обезоружению и немедленной демобилизации. Таким образом, из царского полка (бриг., артилл. и пр.) военного времени, численностью до 4 тысяч человек, образуется революционный полк (артилл. бриг. и пр.) того же наименования, численностью, скажем, в 1000–800–500 человек, но захвативший в свои руки всю материальную часть: вооружение, интендантское имущество и пр. А из царской армии, скажем, в 4.000.000 человек образуется революционная армия в 500.000 человек (я считаю, что эта цифра будет минимальной), но сосредоточившая в своих руках все средства вооружения и пр.».
Учитывая общее падение дисциплины в армии и простоту осуществления плана мятежа (ведь уставшим воевать солдатам не могло не понравиться предложение сдать оружие и отправиться по домам), военный министр не на шутку встревожился. А высшие армейские чины приступили к разработке эффективных мер противодействия потенциальным мятежникам.
«Что касается питания нижних чинов, то оно подвергается большим колебаниям» (на фото — солдаты на отдыхе. Сентябрь 1915 года)
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Что касается питания нижних чинов, то оно подвергается большим колебаниям» (на фото — солдаты на отдыхе. Сентябрь 1915 года)
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Тяжелый кризис внутренней жизни»
10 февраля 1917 года от имени генерала от кавалерии В. И. Ромейко-Гурко главнокомандующим фронтами было отправлено инструктивное письмо с сообщением о потенциальном плане мятежа и описанием способов его предотвращения. Главным из них предписывалось сделать контрпропаганду:
«Я полагал бы желательным и неотложным проведение в жизнь в первую очередь нижеследующих мероприятий:
1) Организовать в войсковых частях и учреждениях планомерную борьбу с революционными идеями для подавления в зародыше грозного процесса упадка дисциплины в войсках и революционизирования войсковых чинов путем:
а) бесед командиров частей с младшими офицерами,
б) проповедей войсковых священников,
в) бесед офицеров с нижними чинами, преимущественно с унтер-офицерами и наиболее развитыми рядовыми».
Предлагался и обширный список тем для таких бесед, отвращающих от мыслей о мятежах, к примеру, об абсурдности самой идеи установления в России республиканского строя.
Солдатам предлагали разъяснить, что после революции может случиться отпадение окраин и, того хуже, раздел страны.
Кроме того, предлагались и другие меры — установление строгого надзора высших начальствующих лиц за частями и их офицерским составом и удаление из фронтовых частей «ненадежного элемента».
Но уже 19 февраля 1917 года главнокомандующий Северным фронтом генерал от инфантерии Н. В. Рузский сообщил в штаб Верховного главнокомандующего, что сомневается в правильности этих мер. Он указывал, что проводить политическое воспитание нижних чинов просто некому:
«Как известно, наше офицерство в настоящее время состоит лишь из небольшого процента кадровых офицеров — доблестного, честного, преданного тому строю и идеалам, в которых оно выросло, но, конечно, мало подготовленного для широкой организации политических бесед. Неясная мысль, неосторожное слово, подвергнутые впоследствии критике в солдатской среде, могут произвести совершенно обратное действие и даже расстроить те внутренние здоровые соотношения, которые в большинстве случаев существуют в армии между офицерами этой категории и их подчиненными. Офицер из нижних чинов и зеленой молодежи также для таких бесед непригоден, а среди офицеров запаса могут найтись и такие, которые эти беседы постараются направить в нежелательную сторону».
Возражал генерал Рузский и против политической чистки фронтовых частей:
«Мне представляется практически очень трудно осуществимой рекомендованная мера по тщательному извлечению из рядов армии наиболее ненадежного элемента среди офицеров и нижних чинов как по отсутствию возможности устроить их в тылу на таких местах, где их пропаганда могла бы быть признана менее вредной, так и потому, что такая мера может создать новый способ уклонения от службы на боевых позициях».
Но главное, главнокомандующий фронтом считал любую контрпропаганду бесполезной, когда в стране существуют проблемы, касающиеся подавляющего большинства населения:
«Тыловую разруху солдат начинает чувствовать и на себе непосредственно, и на близких ему людях.
Только вопрос снабжения армии обмундированием стоит вполне удовлетворительно. Что касается питания нижних чинов, то оно подвергается большим колебаниям…
Но еще более острое чувство вызывает в армии доходящий до нее голос населения, горько жалующегося на потрясающую и не оправдываемую обстоятельствами дороговизну, полное расстройство экономической жизни страны, массовые злоупотребления и беззастенчивую спекуляцию…
Таким образом, наиболее действительными мерами для сохранения здорового настроения в армии было бы скорейшее устроение тыла и восстановление более нормальных условий жизни всего населения».
До начала бунтов в столице империи, вызванных нехваткой хлеба и дороговизной всего и вся, оставалось четыре дня. Еще через четыре дня, 27 февраля 1917 года, председатель Государственной думы действительный статский советник М. В. Родзянко писал в телеграмме императору Николаю II:
«Правительство совершенно бессильно подавить беспорядок. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров. Примкнув к толпе и народному движению, они направляются к дому министерства внутренних дел и Государственной Думе».