29 января в Москве откроется для публики музей братьев Третьяковых — основателя картинной галереи Павла и московского городского головы Сергея. Так Третьяковская галерея обрела еще один филиал — по значению он должен стать первым. Рассказывает Алексей Мокроусов.
Новый музей не только рассказывает о биографии братьев Третьяковых, но и придает их коллекциям камерно-домашний ракурс
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Немногие верно «расшифруют» название Третьяковской галереи — она названа в честь не только Павла Михайловича Третьякова (1832–1898), но и его менее знаменитого, но не менее яркого младшего брата Сергея (1834–1892). Тот был московским городским головой и тоже коллекционировал — в основном современное западное искусство, занимался делами галереи, влиял на закупки и завещал собственную коллекцию Павлу, подарившему ее Москве вместе со своим собранием. Когда в 1893 году музей в Лаврушинском получил новый статус, его назвали «Московская городская галерея имени братьев Павла и Сергея Третьяковых».
В доме в 1-м Голутвинском переулке братья родились и жили там в детстве, от него до самой Москвы-реки тянулись склады с лесом, красильные мастерские и бани Третьяковых. В доме и открыли сейчас музей Павла и Сергея Третьяковых, объединивший их биографию и экспозицию живописи от Репина до Добиньи.
Дом невелик, нет и пятисот метров. В советские времена здесь были коммуналки, в 1970-е здание отдали в оперативное управление Минкульту, но те, кто его тогда видели, не верили, будто дом хотели реставрировать. Окна заколочены, внутри бомжи, разрушения масштабны, в какой-то момент сгорел второй, деревянный этаж, вместо него возвели бетонные стены. Сегодня реставрация архитектурного бюро «Рождественка» воссоздала дом по состоянию на начало 1850-х, когда он уже сдавался внаем.
Музей здесь обдумывал еще бывший директор ГТГ Юрий Королев, обсчеты делали и при Ирине Лебедевой; нынешний директор Зельфира Трегулова собиралась открыть музей в 2020 году (см. ее интервью в “Ъ” от 4 февраля 2020 года), затем — в 2021-м, но вмешалась пандемия. К счастью, та не затронула финансирование, которое стало возможно благодаря эндаументу и частным лицам, прежде всего Александру Тынковану: он давно поддерживает музей, но впервые обнародовал свое имя; в Голутвинском меценат покрыл 90% трат.
Музей немемориальный, хотя есть подлинные вещи. О братьях рассказано с разных биографических ракурсов: и обо всех домах Третьяковых, и об их главном источнике достатка, фабрике механического льнопрядения и ткачества в Костроме: в выдвижных ящиках можно пощупать разный лен, от трепаного до чесаного. Есть плазменные панели, сурдоперевод и тачскрины. А главное — фрагменты собраний братьев на втором этаже, там, в отличие от первого, удалось создать «музейный климат».
Живопись и скульптура показаны в двух кабинетах, по одному на брата, и в музыкальной гостиной, самом большом помещении. Одна стена отдана русской живописи, другая — это собрание Сергея — зарубежной: так восстанавливается историческая справедливость. После революции 1917 года, вмешательства государства в судьбу собрания и нарушения воли дарителя коллекцию Сергея распылили. ГМИИ имени Пушкина — главный сейчас партнер Третьяковки по проекту в Голутвинском; возможны переговоры с Эрмитажем и другими владельцами работ из коллекции младшего брата. Для выставки-дебюта отобрали ценимых им барбизонцев, специально отреставрировав по этому случаю часть картин. Экспозиция рассчитана на год, но перемен ждут раньше: весной ГМИИ отправит в Англию «Вола» французского анималиста Констана Тройона, заменят еще несколько работ. Показывают и Коро, в том числе картину, признанную теперь «подражанием»: самого популярного пейзажиста среди барбизонцев безжалостно подделывали уже при жизни; есть шутка: в мире условно 3,6 тыс. полотен Коро, 9 тыс. из них находятся в одной лишь Америке. Но собрание Сергея Третьякова высоко ценилось за границей, парижские маршаны предлагали выкупить его при жизни коллекционера.
Третьяковка не стесняется ошибок своих основателей. Те были живые люди, эволюционировали и их вкус, и само понимание искусства. Близкие к славянофилам и Достоевскому (его бюст выставлен, как и опекушинская модель памятника Пушкина — Сергей Михайлович выступал на открытии), Третьяковы хотя и не были сверхбогаты, но помогали нуждающимся участникам Русско-турецкой войны, строили храмы в Чехии и Польше. При этом Павел Михайлович, человек консервативного вкуса, так и не сделавшись западником, закупал мирискусников на одной из первых выставок, организованных Дягилевым,— об этом напоминает экспозиция.
В трехстах метрах от дома, в 3-м Голутвинском переулке, стоит другой новый филиал Третьяковки, усадьба Рябушинских, сюда Третьяковы переехали, когда семья стала разрастаться — всего у Павла и Сергея было десять братьев и сестер. Когда особняк откроют, неясно, но очевидно другое: на карте Москвы образовалась ось из музеев Третьяковки. Если наконец-то появится единый билет во все ее филиалы, о котором давно грезится, это будет жест в духе братьев — просветительский и рачительный одновременно.