 |
ФОТО: AP  Самолет подбит во Вьетнаме при выполнении боевого задания. Пилот пропал без вести. За 30 послевоенных лет о многих американских летчиках так и не удалось больше ничего узнать |
Майор
Майор вел себя по меньшей мере странно. В последних числах ноября (дело было в 1991 году) он позвонил мне в московское бюро "Штерна", где я тогда работал, и каким-то подавленным голосом спросил, не собираюсь ли я к ним в Киев на выборы. Честно говоря, выборы первого президента почти отделившейся от России Украины не интересовали ни меня, ни немецких читателей. Вторая мировая держава трещала по швам, и самые значительные события происходили в Москве. Одни группы товарищей спешно прятали в столице умирающей империи деньги восточногерманской компартии, другие пристраивали активы КПСС в банки и кооперативы. Прямо на глазах начинала бурлить торговля советским наследством — от архивов до вооружений.
Уезжать не хотелось совершенно. Но майор намекнул, что у него есть для меня кое-что интересное. Билет мне купили, как положено, за валюту. Во Внуково интуристовские служащие, увидев его и мидовскую аккредитацию инокорреспондента, пытались говорить со мной по-немецки. К самолету нас, иностранцев, подвезли на отдельном автобусе, а в полете угощали обильно и отдельно от граждан СССР.
Но вопреки ожиданиям майор в Борисполе меня не встречал. Жена по телефону сказала, что дома его нет, а в кабинете на службе трубку никто не брал. Пришлось дожидаться, когда он вечером выйдет из дверей КПП. Увидев меня, он скис. По одному ему известной причине мы поехали в Дом офицеров, пили какую-то бурду, именовавшуюся коньяком, и я слушал его рассказы о том, как счастливо и богато будет жить Украина, став самостийной. А потом вдруг увидел, что он попросту зверски боится. И только поэтому прятался, а теперь пытается оттянуть начало разговора.
К делу мы перешли, оказавшись на улице. Да и то далеко не сразу — минут 30-40 молча кружили по переулкам. Игра в шпионов начинала мне надоедать. Наконец он все-таки решился: "Вы про американцев, которые не по своей воле оказались в Союзе, слышали?" Еще бы! В ту осень о пропавших в России американцах писали все. (в том числе газета "Коммерсантъ", см. стр. 82).
Как следовало из публикаций, американцы потеряли на одной шестой суши немалое число своих граждан. Во-первых, это были те, кто помогал индустриализации СССР, поверил в грядущее торжество социализма и остался на его родине навсегда. Потом немалая их часть была арестована по обвинению в шпионаже и сгинула навсегда.
Ко второй категории пропавших относились интернированные во время второй мировой американские летчики. Это были пилоты с бомбардировщиков, которые после налетов на Японию из-за повреждений машин не могли вернуться на свои базы и еле дотягивали до советской территории. Конечно, США были союзником СССР. Но существовал договор о ненападении с Японией, который требовал разоружать и интернировать всех ее противников. И, чтобы не злить соседа, советские власти отправляли американских пилотов в специальные сборные пункты, где их держали на правах гостей до вступления Союза в войну с Японией. Американцы утверждали, что вернулись домой далеко не все из этих пилотов.
Однако особо разыскиваемыми были американские военные, пропавшие во время корейской и вьетнамской войн. Их соотечественники утверждали, что часть военнопленных в благодарность за военную помощь северные корейцы и вьетнамцы передали старшему партнеру по соцлагерю — СССР.
Масла в огонь подлил изгнанный Горбачевым из КГБ генерал Олег Калугин. Он заявил, что лично допрашивал во Вьетнаме пленного американца, изучая его на предмет возможной вербовки. Он утверждал, что с той же целью вели допросы и некоторые его коллеги. Получалось, что кого-то из дрогнувших во время таких бесед американцев могли привезти в СССР.
Ажиотаж вокруг поиска потерянных родиной американцев возрос до предела, когда некий мультимиллионер из США объявил, что готов выплатить по $10 млн премии за каждого живого пленника, возвращенного домой.
"У меня есть конкретная информация о пленных.— Майор говорил еле слышно.— Припустимо,— это было его любимое словечко,— я поделюсь ею. Я могу получить за это деньги? У меня сейчас плохи дела в семье".
Все встало на свои места. Он боялся продешевить. Количество нулей в премии явно вскружило ему голову. Как мог, я пытался его убедить, что такие цифры — морковка, подвешенная для дураков. И что нужно смотреть на жизнь реально.
Майор замолчал. А потом предложил перенести разговор на завтра. Ему нужно подумать. Ведь я ради него соглашусь задержаться в Киеве еще на день? Учитывая то, как он помог мне двумя годами раньше, отказать я не мог.
В том, что майор действительно что-то знает, сомнений не было. За всю мою журналистскую жизнь я встречал не более десятка человек, столь же информированных, как и он. Хотя мне пришлось говорить и с членами Политбюро, и с руководителями спецслужб.
Интервью
Наше знакомство было случайным. В конце 1988 года завершилась моя жизнь в прикладной науке, оставшейся без финансирования, и пришлось выбирать одну из запасных профессий. Публикаций в газетах у меня было немного, но меня все же взяли на стажировку в "Комсомольскую правду". Я написал ворох мелких заметок, но, чтобы закрепиться в редакции, требовалась солидная статья.
Героем Советского Союза во всех смыслах слова в тот момент был генерал Борис Громов. Афганский командарм, народный депутат и просто новый маршал Жуков, как многим тогда казалось. И мне показалось, что интервью с ним — это то, что надо. Времени на разговоры в Москве у нового командующего Киевским военным округом не было. И он пригласил меня в Киев.
Я поселился в военной гостинице, а адъютант Громова вежливо сообщил, что командующий примет меня завтра. Но завтра он сказал то же самое. И послезавтра тоже. Соседи-офицеры выдвигали различные версии происходящего. Один рассказывал, что дал большую осадку саркофаг над аварийным четвертым блоком Чернобыльской АЭС и Громов все время находится там, чтобы лично контролировать ход восстановительных работ. Другой уверял, что у командующего не складываются отношения с офицерами округа и, мол, Громову намекали, что случайный снаряд на учениях может прервать его взлет к высотам военной власти. Но байки байками, а моя командировка рисковала кончиться плачевно.
С горя я пошел пить пиво на Крещатик. Народу было много. Но возле отхлебывавшего пиво лейтенанта никого не наблюдалось. Причина была простая: по бордовому околышку фуражки было видно, что парень — офицер внутренних войск, в просторечии — "рэкс". "Рэксов" не любили. Да и те, в свою очередь, вели себя как настоящие изгои. У меня был знакомый сержант из училища внутренних войск, называвший свое учебное заведение его прежним именем — Школа начсостава войск НКВД имени товарища Берии. Курсанты гордились, что госэкзамен у них — бег на разные дистанции и что, пытаясь получить лучшие оценки, некоторые умирают на бегу. Так что реакция посетителей пивной была совершенно обычной. В общем-то хорошо еще, что не били.
Я подошел к лейтенанту со своей кружкой. "Косятся вот на меня,— пожаловался он,— а я не конвойник, а спец, понимаешь?" Спецами в ВВ называли части по охране объектов особой важности — атомных станций, заводов по производству ядерного оружия и т. п. Разговорились. Оказалось, что парень командует взводом в полку, охраняющем Чернобыльскую АЭС и 30-километровую зону вокруг нее. Я удивился: "Каким взводом? Ведь писали, что станцию и зону вокруг охраняют сверхсрочники". Лейтенант разозлился: "Лапшу вам вешают на уши. У нас целый полк солдат срочной службы". "А они не умирают?" — "Только когда домой возвращаются. Так что в полку с отчетностью все идеально".
Это была тема для статьи. Лейтенант показал вход в штаб округа внутренних войск и потихоньку ретировался. А я пошел беседовать с главным политработником. Ничего, кроме отказа в посещении Чернобыльского полка, я не ожидал. Но генерал вдруг сказал, что машина и сопровождающий будут ждать меня утром у гостиницы.
Чернобыль
Все было выполнено в точности. Правда, попутчиков было двое. На заднем сиденье "УАЗа" сидел немолодой офицер, воспользовавшийся оказией, чтобы попасть в свою часть в Чернобыле. Это и был майор. Общий язык мы нашли сразу. Майор оказался хорошо знаком с моим научным руководителем (я защищал диплом в Киеве), так что база для приятельства оказалась более чем достаточной. Подполковник из политотдела это быстро учуял и предложил майору взять на себя мою опеку. И, доставив нас в полк, быстренько укатил обратно в Киев. На машине майора мы ездили по чернобыльской зоне, я слушал рассказы солдат об их странной службе и смотрел по сторонам. "Партизаны"-запасники, призванные на сборы и охранявшие парки с зараженной радиацией техникой, расстилали на ней простынки и укладывались загорать. Однажды мы увидели детишек, идущих по дороге в отселенной, по всем отчетам, местности. Сказали, что родители привезли их к бабушке на каникулы.
Вечерами мы с майором избавлялись от радионуклидов с помощью водки и зеленого чая — лучших, как утверждал майор, средств из придуманных для этого человечеством. И я день за днем слушал рассказы о его жизни и службе. Временами у меня складывалось ощущение, что он побывал практически на всех закрытых объектах страны. Он рассказывал о номерных Челябинсках такое, о чем стали писать лишь лет пять-шесть спустя. К примеру, о рыбах-мутантах из радиоактивных озер. Рассказывал о Байконуре. Тогда еще никто не знал о существовании в СССР проекта многоразовых космических кораблей, появившегося задолго до "Бурана".
Однако самым интересным были его рассказы о закрытых городках и живших в них людях. Например, о том, что некоторые из этих городков были своеобразной тюрьмой для бывших разведчиков и некоторых важных иностранцев. Человек вроде бы живет свободно. Может гулять, ходить в лес. Но постоянно находится под контролем и фактически отбывает пожизненное заключение. И потом это тоже оказалось правдой.
Майор рассказывал и о многих других поразительных вещах. Но что-то я до сих пор не смог проверить, а что-то придерживаю на черный день.
Потом я вернулся в Киев, а затем в Москву. Написал статью "Забытый гарнизон", которая обсуждалась в Совмине СССР. И был принят на работу.
 |
ФОТО: AP А-1 "Скайрейдер" |
С майором мы перезванивались регулярно. Какие-то книги я покупал и отправлял ему в Киев. Какие-то он переправлял мне. Он бодрился и говорил, что радиация таких, как он, не берет. А потом как-то рассказал, что солдат, возивший нас по зоне, умер. Как всегда в таких случаях, через несколько дней после демобилизации. А прапорщик, таскавший нам кипяток для зеленого чая, погибал в онкологической больнице.
Собственно, дела у самого майора были ничем не лучше. Когда мы после странной вечерней встречи увиделись днем, он выглядел так, что краше в гроб кладут. Белый как стена, сгорбленный, кашляющий. "У меня перебор по дозе облучения был еще до Чернобыля.— Он пытался улыбаться.— А теперь я среди ребят рекордсмен. Врачи говорят, что иммунная система отказывает". Было ясно, что скорый уход из жизни и есть его главная семейная проблема.
Майор спросил, читал ли я статью в "Коммерсанте" про пленного американского летчика, жившего в закрытом городке в Сарышагане. На всякий случай у него с собой была вырезка (статью см. на стр. 82).
— Это правда. Но только американских пленных летчиков было двое — экипаж. Их самолет заглушили и захватили. А потом их вместе с машиной переправили в Союз.
— Какой самолет?
— Истребитель.
— Это точно? — спрашиваю.
|
|
||||
|
|
||||
|
|
 |
ФОТО: AP Т-28 "Траян" |
На другие вопросы он отвечать не стал. Потом сказал, что все взвесил и подсчитал. Ему нужно $40 тыс.
Я вернулся в Москву и поговорил с начальством. Но пленные американцы не интересовали немецкий журнал. Тем более за такие деньги. В американской телекомпании, куда мне посоветовали обратиться коллеги, подумав, предложили $6 тыс.
Сказать, что майор был разочарован,— значит ничего не сказать. Никакие варианты он даже не стал обсуждать. "А что делать с информацией про самолет, который заглушили? Я могу ее использовать, не называя вас?" — спрашиваю. Майор помолчал и сказал: "Вы же не один ее теперь знаете. Ищите, только семье моей не навредите".
Начало для расследования было, мягко говоря, не самым благоприятным. Куцая информация: два пилота, истребитель, заглушен, доставлен. Какой самолет, когда, где, кем и как захвачен — неизвестно. Пилотов двое. Были в Сарышагане. Но кто они и живы ли — также неизвестно. В списке американцев, пропавших без вести в Юго-Восточной Азии, который я получил от американских телевизионщиков,— 3507 фамилий. Из справочников выяснилось, что во Вьетнаме использовалось около десятка боевых самолетов, которые по нашей классификации можно отнести к истребителям или штурмовикам. Найти иголку в стоге сена, наверное, проще.
Но я считал, что поиск имеет смысл. Ведь майор наверняка говорил правду. И я не ошибся.
(Продолжение следует)
"Коммерсантъ" 4 ноября 1991 года Пленные американцы в России: только вряд ли отыщет Америка-мать... 29 октября в сенате США начались слушания по вопросу о военнослужащих, считавшихся без вести пропавшими (MIA) во Вьетнаме, но, как свидетельствуют очевидцы, переправленных в СССР. По мнению наблюдателей, налицо скандал, сравнимый по уровню с валленберговским. Скандал разразился 27 октября, когда Los Angeles Times Magazine опубликовал признание генерал-майора КГБ Калугина американскому журналисту в том, что его знакомый собственноручно допрашивал во Вьетнаме американцев. А уже 29 октября сенатор Керри предъявил собравшимся на слушания в сенате прямое подтверждение слов Калугина — рассекреченное Центральным разведуправлением донесение (копия донесения в редакции Ъ имеется). В донесении сообщается: "Предварительный осмотр и опросы населения в провинции Виньфью, где были захвачены американские пилоты, говорят о том, что в этом месте присутствовали советские и китайские военнослужащие...
Как сообщил корреспонденту Ъ другой участник вьетнамских событий, Павел Пономарев, он лично в 1962 году, будучи штурманом транспортного самолета, вывозил из Южного Вьетнама американских пленных, а курировал "депортацию" сотрудник КГБ, имени которого Пономарев не назвал. По словам же некоторых других советских воинов-интернационалистов, предпринимались попытки доставлять больных пленных морским путем из порта Хайфон во Владивосток. Одна из таких попыток закончилась смертью пятерых американцев от лихорадки.
Частное расследование корреспондента Ъ позволило предположительно установить одного такого MIA, которого в сентябре 1967 года доставили в Алма-Ату, а оттуда — в Сарышаган. Фамилия его (известная редакции) не приводится по просьбе информаторов Ъ, поскольку они связаны с бывшим пленным по работе. Он служил вторым пилотом в американских ВВС и был сбит над Вьетнамом 19 мая 1967 года. Что же касается Калугина, то, как стало известно из информированных источников, советский генерал в интервью австралийским журналистам (пока не опубликованном) заявил о своей готовности открыто выступить в Вашингтоне с информацией о MIA. ЮРИЙ ПАНКОВ |
