|
Финансовый механик |
 |
| Фото: ВАСИЛИЙ ШАПОШНИКОВ, "Ъ" |
Дмитрий Ивантер при встрече пытается объяснить род своих занятий как можно понятнее: мол, курирует работу по размещению ценных бумаг как для корпоративных клиентов, так и по заказу органов власти. Иными словами, занимается привлечением средств для тех, кому их (денег) не хватает.
Двадцати трех лет от роду он уже был шеф-дилером государственного займа Санкт-Петербурга, одного из немногих успешных в России проектов по привлечению в регион средств западных инвесторов, а в 27 лет стал исполнительным директором, чуть позже — председателем совета директоров и генеральным директором известной инвестиционной компании, известной, в частности, тем самым госзаймом, конкурс на обслуживание которого эта компания вновь выиграла неделю назад.
Первым делом я спросил Дмитрия, когда и при каких обстоятельствах он впервые познакомился с бизнесом. Оказалось, это было еще во время учебы на мехмате Ленинградского государственного университета (к моменту окончания это был уже Санкт-Петербургский госуниверситет). Когда Дмитрий учился на третьем курсе, дядя предложил ему организовать мойку машин. Дмитрий и его приятель-компаньон получили патент, взяли в аренду кусочек земли в приличном районе, залили его асфальтом, подвели воду, осуществили дренаж. Даже наскребли средства на рекламную кампанию — в виде небольшой таблички у проезжей части. Правда, большую часть времени проводили в бесплодном ожидании посетителей. Однако не прошло и года, как к ним уже стояла очередь, приезжали постоянные клиенты.
Еще одно время у россиян была такая мода — укреплять двери. И Дмитрий какое-то время их укреплял. Кроме того, делал небольшой бизнес на музыке. Нет, сам он ни на чем не играл, а просто был филофонистом, то есть коллекционировал виниловые диски. Коллекционирование обычно предполагает в том числе обмен, а также так называемый арбитраж.
— В смысле — спекуляция?
— Ну, в наших терминах "арбитраж" подразумевает использование неэффективности рынка. То есть, к примеру, в Риге, откуда я родом и где по сей день живет моя мама, были одни цены на пластинки, а в Санкт-Петербурге — другие.
— Я и говорю — спекуляция. Или, говоря по-московски, фарцовка. И как же вы с таким бэкграундом оказались в инвестиционном бизнесе?
Оказалось, дальнейший путь Дмитрия Ивантера определила alma mater. Его научный руководитель Олег Геннадьевич Русаков предложил ему поработать в области финансовой математики — в частности, написать диплом, связанный с компьютерным моделированием.
Финансовая математика — прикладная область теории вероятности, которая начала бурно развиваться с начала 1970-х годов в первую очередь в США. Именно на это время пришлось развитие срочных финансовых инструментов (фьючерсов, опционов), причем довольно быстро этот рынок превзошел по объемам рынок спот-инструментов (текущих операций). Сегодня все сделки с нефтью, зерном, кофе, соей, валютой и многими другими товарами совершаются именно на фьючерсных биржах. Была предложена стройная математическая теория, на основе которой и создавались соответствующие программные продукты, призванные оптимизировать подобные операции.
В связи в бурным ростом этого рынка многие ученые стали покидать академическую науку и уходить в бизнес. А в конце 1990-х годов получил широкую известность печальный опыт американского фонда Long Term Capital Management, привлекшего в свой бизнес сразу двоих нобелевских лауреатов. Эти ученые господа увлеклись сделками с российскими ГКО, что и привело к банкротству фонда. Лишь недавно появились сообщения, что Long Term Capital Management разрулил ситуацию со своими долгами.
Научная тема увлекла Дмитрия, и поэтому его уход в бизнес стал логичным шагом. В 1994 году сразу после окончания университета Дмитрий пришел на собеседование в компанию АВК. Учредителем этой, тогда маленькой и никому не известной, фирмы был Игорь Костиков, который решил набрать на работу молодых способных математиков.
— Вместе со мной пришли трое, и все были зачислены в штат,— вспоминает Дмитрий Ивантер.— Вместе с нами в штате фирмы работали то ли семь, то ли восемь человек.
— То есть вы, несмотря на свой молодой возраст, настоящий ветеран, патриарх?
— Выходит, так, поскольку с той поры в фирме остались лишь трое. Нет, кстати, сегодня в фирме и самого учредителя Игоря Костикова.
— И какие же задачи были поставлены перед студентами?
— Мы создали отдел по работе с межбанковскими кредитами. Я полгода работал на межбанковском рынке, пока не уехал в Англию.
— Зачем?
— Вы помните тот рынок ценных бумаг? Он весь состоял из ваучеров, а также таких соблазнительных инструментов, как акции МММ, "Телемаркета", "Дока-хлеба". В то время как раз появилась российско-британская программа повышения квалификации работников финансовой сферы. Ее оператором был Британский совет. Благодаря этой программе мне довелось поработать в лондонском Сити.
— И как показался Сити начинающему инвестиционному банкиру?
— Произвел огромное впечатление. Особенно поражал масштаб происходящего, когда у тебя на глазах с легкостью совершаются сделки на десятки и сотни миллионов долларов... Это какое-то физическое ощущение денег, которое отличается от привычного понятия "деньги в кармане".
— Кем вы там работали?
— Я работал в одной консультационной фирме, занимавшейся управлением активами и имевшей крупных корпоративных клиентов — British Airways, UBS. Получил квалификационный аттестат, дающий право работать в этом бизнесе. Были стажировки в компаниях Tullett & Tokyo и Union CAL. В первой я наблюдал за движением рынка и осваивал технологии работы, во второй ближе познакомился с маркетингом, работал с клиентами — то, что у нас называется сейлс.
— Говорят, что на Западе работать намного скучнее, чем в России: мол, там все регламентировано, карьера заранее запрограммирована.
— В инвестиционном бизнесе все не так. Здесь темп работы намного выше. Судите сами. Я вставал в 6 утра, на работу приезжал в 7.30. И к этому времени в компании все уже работали, просто мне, как стажеру, делали послабление. В инвестиционном бизнесе нельзя работать с девяти до шести, здесь приходится держать руку на пульсе от открытия и до закрытия торгов — такова потребность клиента. Это настоящая мясорубка, выжимающая вас морально и физически. Особенно в первые два года, когда вам ставит задачи старший коллега и вы не имеете права уйти раньше него. Как говорят англичане, "за королевой кто-то должен закрыть дверь".
— К вопросу о старших коллегах. В этом бизнесе есть свои звезды наподобие телевизионных или голливудских, на которых бы все равнялись, стремились бы дорасти до их профессионального уровня, до их зарплат?
— Конечно. Есть инвестиционные банки со штатом 2-3 тыс. человек, в которых до 50% прибыли приносят всего два человека. И они получают несравнимые компенсации. Это настоящие звезды, лидеры индустрии. На моей памяти самый крупный бонус получил человек из Nomura Securities — Ј50 млн по итогам года. Заметьте, это было еще до всех этих доткомов с их лихорадкой, когда на людей с потолка обрушивались сумасшедшие деньги.
— Чтобы добиться успеха в вашем бизнесе, обязательно нужно быть математиком?
— Совершенно не обязательно. В США многие приходят в инвестиционный бизнес прямо со школьной скамьи. Дальше внутри компании они проходят программы переподготовки персонала. А вот в трейдеры часто приходят уже со степенью MBA.
— Какие же качества требуются в первую очередь?
— Если взять сейлс — одна из важнейших специальностей в инвестиционном бизнесе,— то здесь очень важны коммуникативные качества: умение убеждать, не подводить. А вот в управлении активами — то, что мы называем трейдеры,— там уже действительно много математики.
— А как насчет интуиции?
— Интуиция быстро заканчивается уже на начальном этапе.
— В вашей среде Ник Лисон (сотрудник сингапурского отделения банка Baring`s, разоривший его своими рискованными операциями.— "Деньги") был популярной фигурой?
— Конечно, он был известен. Он тратил большие деньги, посещал дорогие гольф-клубы. Но эта его история в Сингапуре, мягко говоря, не прибавила ему уважения. Там была, видимо, управленческая ошибка — он умудрился выйти из-под контроля менеджмента, потерял чувство реальности, и его игра пошла вразнос.
— Вам в дальнейшем пригодился опыт, приобретенный в Англии, или, как часто утверждают российские специалисты, западный опыт неприменим к реалиям нашего рынка?
— Это бесценный опыт. В то время у нас в Питере уже была фьючерсная биржа, и в нашей компании АВК на этой бирже работала своя расчетная фирма. Но в то время, вы помните, был дефицит специалистов и технологий, мы всему этому только учились. За время стажировки в Лондоне я сумел собрать технологическую и юридическую базу — своего рода руководство для практического применения, чтобы впоследствии организовать работу на срочном рынке в России.
— Выходит, что вы вывезли из Англии капитал в виде технологий, идей. Капитал принес доходы?
— Естественно, я вернулся с другими глазами, и мне это здорово облегчило дальнейшую работу на российском рынке. Но у нас в компании любые нездоровые амбиции немедленно пресекаются. И потом, у нас из АВК еще десять человек стажировались по этой же программе. Нам в Британском совете даже сказали, что мы их самые активные клиенты.
— Я хочу спросить, ваш опыт сыграл свою роль в развитии вашей дальнейшей карьеры?
— Да, я получил определенную свободу. В дальнейшем каждые два года я менял род занятий. Например, с декабря 1995 года я стал отвечать за торги, то есть за финансовые результаты, перед клиентом. Чуть позже стал заниматься развитием рынка, новых финансовых инструментов.
— То есть все так и шло равномерно — каждые два года новое назначение? Никаких взлетов?
— Однажды вдруг неожиданно для себя стал исполнительным директором — фактически вторым человеком в компании, отвечающим за все операции. Следил, как говорится, чтоб колесики вертелись.
— А как с уровнем компенсаций на нашем инвестиционном рынке? Он уже приблизился к западному уровню?
— В начале 1990-х инвестиционный бизнес прирастал заграницей: все банки вели операции из Нью-Йорка или Лондона. Сейчас они обосновались у нас, и их уровень оплаты вполне соответствует мировому. Наши компании тоже стараются не отставать. По крайней мере на нашем рынке, где достаточно высока ротация специалистов, поток квалифицированного персонала движется не только из российских банков в западные, но и обратно.
— А вам лично удавалось повторить успех тех инвестиционных звезд, у которых вы учились в Сити?
— Не хотел бы углубляться в эту тему. Скажем, были "взрывные" сделки, приносившие больше, чем приходилось зарабатывать до этого.
— Я имею в виду — вы уже стали миллионером?
— Не хотел бы отвечать на этот вопрос.
— Молодость вам никогда не мешала в работе? Ведь получается, что крупные компании и государственные органы должны были доверять вам огромные средства.
— Мне молодость не мешала, от клиентов вроде тоже не было нареканий.
— А с Владимиром Путиным приходилось общаться по работе?
— Нет. В 1996 году пришлось сопровождать губернатора Анатолия Собчака в поездке в Лондон, где мы проводили конференцию-презентацию питерского займа. Хотя он знал английский, но на переговорах мне приходилось выступать в качестве переводчика, и он меня периодически одергивал: мол, неточно перевожу.
— У вас не было планов повышать свое образование?
— Я его уже повысил — отучился в Лондонской школе экономики (LSE) в 1998-2000 годах. В отличие от США, где мастерские степени получают только на очном отделении, в LSE есть форма летнего обучения, где выбираешь необходимые тебе курсы и где весь объем обучения проходится в ускоренном темпе. Я выбрал курсы "Макроэкономика" и "Микроэкономика".
— Многие ваши коллеги-бизнесмены испытывают повышенный уровень адреналина в крови — летают, прыгают, гоняют на машинах. А вам какой спорт ближе?
— Мне и на работе адреналина хватает. А со спортом отношения у меня прохладные. В школьные годы занимался футболом.
— Как отдыхаете?
— На уикенд с друзьями берем пиво и выезжаем на природу. У нас под Питером много красивых мест. Моя компания — это в основном мои университетские друзья.
— А за границу?
— К маме в Ригу. Еще люблю Лондон, Флоренцию. Летом я нечасто езжу на курорты. Вот только этим летом съездил на чемпионат Европы по футболу в Португалию.
— На каких машинах предпочитаете ездить?
— Никогда особо не задумывался. У меня есть права, но меня водитель возит.
ВЛАДИМИР ГЕНДЛИН