«Писатель бывает чрезвычайно туп, но все же не настолько, как думают о нем иные критики»
Уистен Хью Оден о том, зачем люди пишут книги и как их читают
21 февраля 1907 года родился Уистен Хью Оден — один из самых значительных английских поэтов XX века, оставивший после себя не только стихи, но и размышления о том, как устроены письмо и чтение. Анастасия Ларина перечитала его эссе и собрала цитаты о том, как правильно читать книги, а также, как и зачем их вообще писать.
Фото: DIOMEDIA
Фото: DIOMEDIA
1
Юность ест и читает то, что ей рекомендует авторитет, поэтому часто приходится слегка обманывать себя: притворяться, что любишь оливки и «Войну и мир» больше, чем на самом деле.
2
Признак того, что книга обладает литературными достоинствами,— это возможность ее разночтений. Наоборот, доказательством того, что порнография не имеет литературных достоинств,— если кто-то вдруг станет читать ее не для чувственного стимула, а, скажем, для исследования психологической ситуации,— будет ее невыносимая, слезная скука.
3
Пошлость в литературе предпочтительнее ничтожества — так же, как портвейн бакалейщика предпочтительнее дистиллированной воды.
4
Хороший вкус в большей мере означает степень разборчивости, нежели потребность в исключениях. Поэтому, когда человека со вкусом заставляют выбирать и исключать, сопровождается это скорее печалью, чем удовольствием.
5
Нет ничего хуже плохого стихотворения, которое задумывалось как великое.
6
Поэзию можно определить как ясное выражение смутных чувств.
7
В наше время всякое творчество — род политической деятельности.
8
Пока существуют художники, которые делают то, что им нравится и что они считают нужным делать, даже если их творения далеки от совершенства и волнуют лишь кучку людей, они напоминают правительствам то, что им необходимо напоминать,— что они руководят не безликими членами общества, а людьми с неповторимыми лицами.
9
Как читатели мы в большинстве своем чем-то похожи на мальчишек, которые подрисовывают усы девицам с рекламных разворотов.
10
Есть только одно зло, связанное с литературой, которое нельзя обходить молчанием. Это — порча языка. Писатель не изобретает новый язык — он находится в зависимости от унаследованного, и разложение языка неизбежно затрагивает писателя.
11
Чтобы свести количество ошибок к минимуму, внутренний цензор, которому поэт вверяет свое творение, должен быть целой цензурной коллегией. Туда должны входить невинное дитя, деятельная домохозяйка, логик, монах, непочтительный шут и даже, возможно, ненавидимый всеми и отвечающий им взаимностью грубый солдафон и сквернослов, считающий поэзию чепухой.
12
Нам не привить человеку вкуса, твердя, что его привычка есть водянистую, переваренную капусту отвратительна,— нужно попросту дать ему попробовать правильно приготовленные овощи.
13
Впрочем, результата можно достичь гораздо быстрее, сказав: «Только пошляки любят переваренную капусту — умные люди едят капусту, приготовленную по китайскому рецепту». Но результат этот будет, увы, непродолжительным.
14
Бог свидетель, что писатель бывает чрезвычайно туп, но все же не настолько, как думают о нем иные критики. Я имею в виду тех критиков, которые, порицая произведение или отрывок, исключают возможность того, что автор давно предвидел каждое их слово.
15
И удача, и стыд — то, что инструмент поэта, язык, не является частной собственностью и поэт не может изобретать своих слов, но вынужден пользоваться теми, что придумали люди для тысяч иных своих нужд.
16
В современном обществе, где язык унижен и приравнен к сквернословию, поэтическому слуху угрожает опасность порабощения языковой обыденностью — опасность, неизвестная художнику и музыканту, чьи инструменты — их личная собственность.
17
Есть книги, несправедливо забытые, но нет ни одной, какую бы мы вспоминали напрасно.
18
Я думаю, что поэзия есть форма легкомыслия. Я пишу стихи, потому что мне нравится,— вот и все.
19
У писателей — и особенно у поэтов — складываются необычные отношения с публикой, так как их инструмент, язык, совсем не то, что краски художника или ноты композитора; язык — это общая собственность лингвистической группы, в которой они вынуждены жить.
20
Я очень сомневаюсь, можно ли поэзию преподавать. Было время, конечно, если вы возьмете уэльских бардов, когда это было профессией — такой же, как доктор, где вы служили в учениках. Поэзии вы должны обучаться частным образом.
Подписывайтесь на Weekend в Facebook