В корпусе Бенуа Государственного Русского музея открылась выставка "Большая картина". 30 малоизвестных произведений русских и работавших в России художников XVIII — начала XX века отобраны лишь по одному признаку — по размеру. КИРА ДОЛИНИНА отправилась на выставку в надежде увидеть настоящих художественных гигантов.
Большие по размеру картины — истинное мучение для музеев. Как правило, те, которые не выставлены в постоянной экспозиции, хранятся свернутыми на валах, иногда по нескольку штук вместе, и посмотреть на них даже специалистам практически невозможно. Такие картины могут прозябать десятилетиями, если не веками. Но иногда некоторым из них везет. В Русском музее везло уже довольно многим: снимали с валов знаменитые "портреты" сталинских съездов, раскатывали гигантские подготовительные этюды Карла Брюллова для Исаакиевского собора, показывали декорации дягилевских спектаклей, долго в этой музейной борьбе за место для хранения считавшиеся утерянными. Хотя, надо признать, даже эти именитые гиганты ни в какое сравнение не идут с теми, которые висят в залах музея постоянно. Удар, нанесенный по психике любого впервые попавшего в Русский музей ребенка "Последним днем Помпеи" того же Карла Брюллова (29 кв. м) или "Медным змием" Федора Бруни (48 кв. м), никогда уже не забудется даже от самого что ни на есть эстетского созерцания счастливых лиц сотен сталинских монстров в их едином порыве.
То ли тонкое понимание специфики зрительского восприятия, предпочитающего все большое и красочное маленькому и скромненькому, то ли профессиональная обида за никому не показываемые вещи, но кураторы Русского музея решились на эту странную акцию. Нашли и соратников, — спонсоры музея тоже оказались любителями крупных художественных форм и дали денег на реставрацию, подрамники, рамы и каталог. Вещи отбирали исключительно по размеру: все должны быть большими.
Но тут-то создателей выставки и поджидала неприятность. Ведь нигде не оговорено, что именно считать большой картиной, а что крупной, но средней. Какой парадный портрет уважающей себя персоны не был большим? А как могли не быть большими заказные работы для стен не менее уважающих себя госучреждений? Или религиозные композиции, написанные для храмов, размеры холстов которых диктовались прежде всего архитектурными надобностями? На выставку в Русском попали и первые, и вторые, и третьи. И хотя размер некоторых полотен в самом деле превышает 15 кв. м, что выводит их в разряд действительно очень больших, большинство картин все-таки кажутся обычными. И заставляют судить себя по обычным же законам — прежде всего, по законам качества и убедительности их присутствия на данной выставке.
Есть вещи удивительные. Например, редчайшая в творчестве Алексея Венецианова религиозная композиция, выполненная им для Смольного собора, — убедительное доказательство, что это не лучший жанр для певца народной жизни. Или грандиозные "Русалки" Константина Маковского: темный хоровод полуголых зеленых дев, с одной стороны, конечно, навеян темными же писаниями Гоголя, но с другой — это не что иное, как наш ответ немецкому любителю всякой подобной водной твари Арнольду Беклину. Другие имена тоже привлекательны: Иван Бельский, Джордж Доу, Василий Перов, Василий Верещагин. Но в целом три зала новой экспозиции Русского музея заполнены полотнами среднего качества, средней зрительской привлекательности и среднего же размера. Стоит только выйти с выставки в соседний зал, чтобы окончательно в этом убедиться, — там висят гигантские демоны Врубеля. Чего же боле?
Идея выставки, как ее подают кураторы, в том, чтобы показать особенную привлекательность для художника крупного формата, вынуждающего его написать нечто отличное от иных, "маленьких" произведений. Показать не удалось. Большой формат, как бы ни хотелось авторам сопроводительного текста, далеко не обязательно "ведет к созданию шедевра", а гений маленьких картин зачастую перестает быть гением, обратившись к полотну парадного размера. Похоже, тут как в жизни: не в размере счастье.