Вчера государственная комиссия по расследованию обстоятельств взрыва на шахте «Листвяжная» в Кемеровской области 28 октября обнародовала свои первые выводы. Как утверждают ее специалисты, в конвейерном штреке скопился метан, взрыв которого спровоцировала искра. А в воскресенье в Белове похоронили последнего из 13 погибших в результате взрывов шахтеров.
В поселке Новостройка на улице Строительной хоронили 26–летнего Алексея Сазонова и 42–летнего Геннадия Сартапова. Поселок — это ряд полуразрушенных домишек с горами угля у каждого двора. Возле дома электрослесаря Сартапова стоит толпа, в которой почему–то очень много девочек лет десяти. Спрашиваю про них у распоряжающегося похоронами мужчины с красной повязкой на рукаве.
— Не знаю, одноклассницы дочки, должно быть. Хотя я не знаю, была ли у него дочь. Я вообще не знаю, кого хороню.
Выясняется, что у Геннадия Сартапова две дочки. И девочки — действительно их одноклассницы. Им выдают венки и цветы.
Из дома выносят гроб. Лицо покойного накрыто марлей — все оно обуглилось, видны пустые рукава пиджака.
— Гену завалило породой, и он замерз, от холода умер, — шепчет мне какая–то старушка, — не успели вовремя достать.
Гроб ставят в автобус, провожающих выстраивают в колонну. Улица Строителей упирается в храм Преподобного Серафима Саровского, за которым кладбище, однако выясняется, что автобус поедет в объезд.
— Маршрут согласован, чтобы не было столпотворения, — объясняет распорядитель.
Действительно, в трехстах метрах на этой же улице еще одни похороны — горняка Алексея Сазонова. Алексею Сазонову в апреле повысили зарплату, и он, как говорят соседи, воспрянул духом и тут же женился. И теперь без мужа осталась его беременная жена, которая должна родить в декабре. Алексея Сазонова отпевают прямо дома, куда из церкви пришел настоятель отец Григорий. С корреспондентом «Ъ» батюшка говорит о технике безопасности гораздо охотнее, чем о воле божьей: «Люди расслабились. Привыкли, что работают на безопасной шахте, стали невнимательны». Похоже, это правда. Это первый взрыв на шахте за всю ее почти 50–летнюю историю. Подземного газа здесь мало, поэтому «Листвяжная» считается «некатегорийной» в смысле опасности.
Вход в дом такой узкий, что гроб приходится выносить через окно. Отец Алексея Сазонова хватается за сердце, а мать и беременную вдову отпаивают какими–то каплями. Гроб везут на кладбище, такое же маленькое и тесное, как и дом Сазоновых. Здесь начинается церемония общего прощания. Слово предоставляется директору «Листвяжной» Ивану Шемякину.
— Преждевременно погибший, — тут господин Шемякин сверяется по бумажке, — Алексей Сазонов был энергичным парнем. Он родился в нашем городе в 1978 году, в 1995–м начал свой трудовой путь на предприятиях Белова. И где бы он ни работал, зарекомендовал себя ответственным и грамотным специалистом. Так пусть земля, на которой он вырос, жил и в которой работал, будет ему пухом.
Больше желающих выступить нет. Все плачут, отец погибшего снова хватается за сердце и стоит, опершись на оградку, мать кричит: «Врача, врача!».
Еще три адреса — в поселке Колмогоры с экзотическими названиями кварталов. Один из шахтеров, например, жил в квартале Флорида. Здесь на похоронах горнорабочего Сергея Борзенко людей еще больше — собрались, похоже, жители всех окрестных пятиэтажек. В стороне стоит группа из четырех пожилых мужчин. Это бывшие шахтеры, лет 15 назад вышедшие на пенсию. Они работали в одной бригаде и сейчас живут в соседних домах. Спрашиваю о причинах аварии и у них.
— Искра была, вроде. Говорят, комбайновую магнитку (пульт управления комбайном, вытаскивающим уголь наверх. — «Ъ») коротнуло, искра пошла и метан взорвался, — говорит бывший проходчик Юрий Иванович.
— А курить мог кто–нибудь?
— Что ты! Это же утренняя смена, там полно начальства! И десятники, и бугры! Никто курить не будет. Ночью, может, какой дурак и мог бы, когда начальства нет, но взрыв–то был уже утром. Да и не курит сейчас в забое никто. Все же понимают, что может быть взрыв. Раньше, я помню, курили, когда разработка шла на горизонте 30 метров — там газа еще мало было. А сейчас в глубине метан поднимается из щелей, газа много.
— Предусмотреть такую аварию можно? Это случается из–за халатности или случайно?
— Как ты ее предусмотришь? Кусок породы упал на кабель, обшивка повредилась, от удара — искра.
— Кабель так нагревается, аж вздувается, помнишь? — старый шахтер согнутыми пальцами показывает другу, какой толстый становится кабель, с явным удовольствием вспоминая нюансы своей работы. Изоляция вздувшегося кабеля может лопнуть, и тогда жди беды.
Заиграла мелодия Эннио Морриконе. Гроб выносят. Внешне Сергей Борзенко почти не пострадал — у него только обгорели брови. И снова никто не рыдает, все идут подавленные, угрюмые. Колонна с милицией во главе едет на кладбище, мы — в соседнюю пятиэтажку на похороны 46–летнего Владимира Аксенова.
— Детей у него осталось двое, — рассказывает женщина, стоящая у подъезда, — сын взрослый и девочка, в школе учится еще. Жена не работает нигде, не знаю, что теперь с ними будет. У меня ведь муж с ним работает, на соседнем, десятом участке. Только он в ночную работал, успел домой вернуться. Я на работе была, мне позвонили, говорят, что газ взорвался. А я не знаю, что с моим, прибегаю на шахту, а мне сказали: «Иди домой, он там, спит». Прибежала домой, и правда, жив–здоров. А у Владимира Демьяновича (Аксенова.— «Ъ»), вообще–то, выходной был. Но ему отгул нужен был, вот он и вышел на работу. Женщина начинает плакать.
— Почему был взрыв, что говорят? — не отстаю от нее.
— На третьем участке шли ремонтные работы. Вентиляция была отключена, вот газ и скапливался. Нельзя было вообще–то работать там.
— Что ты ему говоришь, сама–то знаешь? — вдруг не выдерживает еще одна женщина, стоящая рядом.
— Муж у меня в этой бригаде, я знаю.
— Говоришь им, а потом они пишут, что попало. Вчера тоже Рождественского «хоронили», потом оказалось, он живой, в реанимации, — женщина с ходу определяет во мне журналиста.
Из подъезда начали выходить люди. Водитель похоронного автобуса включает мелодию, но, перепутав, какую–то веселую попсовую песенку. Она играет полминуты, и люди недоуменно переглядываются. Наконец водитель соображает, выключает магнитофон. Тут же из динамиков начинает литься Морриконе. Еще через минуту из подъезда выходят его коллеги из похоронного бюро. У них в руках кассетник, и тоже Морриконе, только другая песня. Какое–то время они играют одновременно.
— Господи, упокой души невинно погибших шахтеров, — тянет красивым баритоном отец Григорий, ему вторит женский хор.
Накануне все семьи погибших объехали губернатор Кемеровской области Аман Тулеев и глава новосибирской промышленной группы «Белон» (ей принадлежит «Листвяжная») Андрей Добров. Пресс–секретарь «Белона» Ольга Аверина рассказала, что Аман Тулеев и Андрей Добров выразили близким свои соболезнования. Все похороны организованы за счет «Белона», отмечать девять и сорок дней каждая семья будет тоже за счет компании. Еще господин Добров объявил, что все оставшиеся без отцов 19 детей будут ежемесячно получать пенсии по 6 тыс. руб. до 18 лет или до 23 лет, если после школы продолжат учебу в вузах.
— Мы сейчас составляем списки нужд каждой семьи, от новой квартиры до ремонта в подъезде или песочницы во дворе, погреба и цветного телевизора. Когда они будут составлены, поймем, что мы можем сделать. Без помощи семьи не останутся, это мы гарантируем, — обещает госпожа Аверина.
В холле административного здания шахты — портреты погибших с краткими биографиями. Как правило, они умещаются в несколько предложений: родился, служил в армии, поступил работать на шахту. Фотографии разглядывают десятка два рабочих «Листвяжной».
Все молчат, кроме гардеробщицы Ирины.
— Муж ведь у меня, проходчик Александр Одожий, в этой смене работает, — говорит она. — Я в субботу днем проснулась, включаю телевизор — передают, что на нашей шахте метан взорвался. Я давай на шахту звонить, оказалось, что моего мастер отправил на–гора (на поверхность, принимать уголь.—Ъ). Повезло нам...
В гардеробе с того дня так до сих пор и висят три горняцких куртки — семьи не успели за ними прийти.
В воскресенье члены специально созданной для расследования ЧП комиссии смогли наконец спуститься в шахту. Вчера были официально озвучены ее первые выводы. Комиссия пришла к выводу, что была нарушена система проветривания тупиковой части забоя конвейерного штрека. В нем скопилась газовоздушная смесь с повышенной концентрацией метана. По словам председателя комиссии, начальника управления горного надзора Федеральной службы по экологическому, технологическому и атомному надзору Владимира Артемьева, газ воспламенился предположительно от электрической искры. Сейчас выясняется происхождение этой искры, как и почему были нарушены правила вентиляции.
ДМИТРИЙ ВИНОГРАДОВ