Сам с усами

В прокат вышел фильм Кеннета Браны «Смерть на Ниле» — вторая после «Убийства в Восточном экспрессе» (2017) экранизация Агаты Кристи главным специалистом по киновоплощениям пьес Шекспира. Михаил Трофименков давно не видел на экране ничего более пугающего, чем усы великого сыщика Эркюля Пуаро.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Кеннет Брана — типичный «первый ученик» британского кинематографа. Он невероятно амбициозен — так, от фильма к фильму он оспаривал у Лоуренса Оливье титул главного интерпретатора Шекспира — и столь же аккуратен. Отсутствие режиссерского темперамента — что-что, а страсть в его фильмах и не ночевала — он компенсирует сценарными фокусами, эффектными, но умозрительными и озадачивающими своей искусственностью.

Вот и в «Смерти на Ниле» он зачем-то встроил Пуаро (Брана) в шеренгу «потерянного поколения». В черно-белом прологе еще безусый бельгиец благодаря своим незаурядным мыслительным способностям спасает роту, в которой служит, из траншейной западни октября 1914 года: такой анахронизм, как применение немцами газов за полгода до первой химической атаки под Ипром, на совести сценариста Майкла Грина. Спасти-то спасает, но получает челюстно-лицевое ранение, шрамы от которого только и могут скрыть пышные усы. Настолько пышные, что сам Пуаро кажется необязательным довеском к ним.

Ну да, в каком-то из романов Агаты Кристи упоминается и участие Пуаро в Первой мировой войне, и то, что он был ранен. Но пресловутые усы, которые маленький яйцеголовый бельгиец холит и лелеет,— лишь одна из его курьезных характеристик, наряду с одержимостью симметрией и страстью к выращиванию кабачков. Прелесть литературному Пуаро придавали именно эти комические черты, они утепляли его, уравновешивали его интеллектуальную мощь. Пуаро должен быть смешным, иначе это не Пуаро: можно только грезить, как сыграли бы гениального сыщика, чего там мелочиться, Луи де Фюнес или Ролан Быков.

Но Брана, как любой аккуратист, начисто лишен чувства юмора.

Потому-то он надрывно утепляет Пуаро военной, а заодно и любовной травмами, а еще заставляет в кульминационных эпизодах не только прыгать-бегать с пистолетом, но и демонстрировать умение метать тесаки. Хотя опять-таки тот Пуаро, которого любовно вылепила Агата Кристи, физических упражнений избегал, лелея «маленькие серые клеточки» головного мозга.

Есть в утеплении Пуаро и конъюнктурный привкус: «первый ученик» не может не держать нос по ветру. Первая мировая война, неизбывная рана европейского сознания, переживает очередной всплеск мазохистского интереса. Свидетельство тому — и новые фундаментальные исторические исследования, и столь разные по жанру фильмы, как драма Сэма Мендеса «1917» (2019) и комикс Мэттью Вона «Кингсман: Начало» (2021).

Не обошелся Брана и без других, столь же конъюнктурных, правок оригинального текста Агаты Кристи. В светское общество, отправившееся в развеселый и кровавый круиз по Нилу, затесались две чернокожие героини — блюзовая певица Саломея (отменная Софи Оконедо) и ее племянница Розалия (Летиша Райт) — и индус с псевдоармянской фамилией Качадурян (Али Фазал). Без лесбийской линии, само собой, тоже не обошлось, но она по меньшей мере куда органичнее для экранного социума, чем практически рок-н-ролльные эскапады Саломеи.

Все это неуловимо напоминает недавний подвиг охранника Ельцин-центра, подрисовавшего глазки супрематической фигуре на полотне Анны Лепорской.

Только этими подрисованными оригиналу «глазками» «Смерть на Ниле» и интересна. В остальном фильм можно описать буквально несколькими словами.

Красивые люди — счастливый молодожен Саймон (Арми Хаммер), его миллионщица-жена Линнетт (Галь Гадот), брошенная невеста Жаклин (Эмма Маккей) и еще дюжина достойных леди и джентльменов — плывут на красивом пароходе по красивому Нилу мимо красивых египетских древностей. Ну и, само собой, время от времени убивают друг друга. Кто кого убил, кто опоил Пуаро снотворным в преддверии убийства и куда делась в суматохе драгоценность стоимостью в миллион фунтов, решительно неинтересно. С облегчением вздыхаешь, когда носильщики наконец-то выносят с борта парохода трупы невезучих участников круиза — так же торжественно, как выносят тела в шекспировских финалах. Если бы Брана дал хотя бы один повод заподозрить его в чувстве юмора, это сошло бы за автопародию на его «Гамлета» или «Отелло».