Событие недели — "Великолепие в траве" (Splendor in the Grass, 1961) Элиа Казана (1909-2003), последнего режиссера голливудского золотого века (8 ноября, "Культура", 22.50, ****). Его историческая роль, его драма беспримерны. Казан — один из строителей американской культуры, человек, который до начала кинокарьеры внедрил в практику американского театра переработанный метод Станиславского, открыл Марлона Брандо, — да кого он только не открыл. И одновременно Казан — человек, которому даже после смерти многие не могут простить предательства: в 1952 году он назвал комиссии сенатора Маккартни имена коллег-коммунистов, что стоило им карьеры или свободы. Эта драма придавала всему, что он делал, душераздирающий личный оттенок и печальную терпимость к роду человеческому: он искал себе оправданий, он, сын греческого иммигранта, пытался найти свою Америку. "Великолепие в траве" можно назвать мелодрамой. В 1929 году в захолустном канзасском городке, где царь и бог — местный нефтяной барон, разгорается и затухает любовь двух молодых людей, сыгранных тогдашними символами юной, непокорной Америки: Натали Вуд и Уорреном Битти. Любовь невозможна, но не только потому, что он сын того самого барона, а она всего лишь дочка мелкого акционера. И не только потому, что Бад слабоволен и покорен отцу, а Дини испытывает странную зависть к его сестре-нимфоманке, шокирующей местное общество. Великий кризис 1929 года сравняет их: отец Бада выбросится в окно. Нет, виновата не среда, а жизнь, которая не оставляет первой любви никаких шансов, которая течет, сталкивает людей и разводит их. Все образуется, никто не несчастен чрезмерно, но воспоминание о "великолепии в траве" (эту строку Казан заимствовал из стихотворения Вордсворта) останется вечным упреком и вечной мечтой героев. Теперь бы на такой сюжет сняли мыльную оперу или чрезмерно стилизованное ретро. Умение рассказывать о банальной первой любви как о великой американской истории, которым обладал Казан, утрачено, быть может, навсегда. О любви и "Куклы" (Dolls, 2002) Такэси Китано, самый авторский фильм режиссера, считающегося мастером гангстерского кино, и, возможно, самый красивый фильм, снятый в мире за долгие годы (11 ноября, РТР, 0.30, *****). Три новеллы о безумной любви переплетаются со вставными эпизодами представлений классического кукольного театра бундзану. Но сравнение страдающих героев с куклами вовсе не унижает их, а лишь очищает рассказанные истории от мелодраматического привкуса и придает им невыносимую, абстрактную красоту. Люди не куклы, они, скорее, вспыхивающие осенней красотой и опадающие листья, которые Китано использует как основной декоративный мотив фильма. Бредут, связанные длинной веревкой, преданная невеста и ее жених, осознавший свою вину слишком поздно и вернувшийся к ней, чтобы разделить ее немоту и безумие. Безумие, понятое не как болезнь, а, скорее, как обет. Тридцать лет ждет другая девушка на скамейке в парке не пришедшего на свидание парня. И ее мечта сбывается: он возвращается, богатый и сильный гангстер-якудза. Но возвращается лишь затем, чтобы увидеть ее издали и получить пулю в спину. Впрочем, бывают и такие режиссеры, которые могут тему любви скомпрометировать безвозвратно. "Отбивные" (Les Cotelettes, 2003) Бертрана Блие смотреть просто неудобно, настолько режиссер не понимает, что делает (8 ноября, РТР, 1.05, *). Некогда он славился умением переворачивать любую традиционную драматургическую коллизию с ног на голову. Теперь от его виртуозности осталось трюкачество типа немотивированной перемены декораций в ходе одной сцены. Провокативность диалогов, шокировавшая Францию в начале 1970-х годов, кажется неопрятной и неуместной в устах стариков, которых режиссер заставил разговаривать так, словно они циничная по молодости шпана из легендарных "Вальсирующих" (Les valseuses, 1973). Однажды вечером в дверь старого левака стучится, чтобы "достать вас всех", еще один небритый обмылок, завороженный смертью. Два сатира быстро находят общий язык. Оказывается, что оба влюблены в арабскую девушку-горничную. Она-то и становится основной темой их диалогов. Лучше бы они поговорили о футболе или брюссельской капусте, хотя Блие находится в такой режиссерской форме, что даже диалоги на столь невинные темы превратил бы в апофеоз пошлости. Немец Вольфганг Беккер долгое время снимал симпатичные, но банальные телефильмы. Теперь нежданно-негаданно стал лидером национального проката и фестивальной сенсацией со своим "Гудбай, Ленин!" (Good Bye Lenin!, 2002) (6 ноября, НТВ, 13.25, ****). Сюжет анекдотичен. Накануне падения Берлинской стены убежденная коммунистка-учительница видит, как ее сына, участника антиправительственной демонстрации, избивают агенты "Штази", и впадает в кому. Приходит она в себя уже в единой Германии, но правду от нее скрывают. Беккер до последней капли выжимает эту сценарную идею. Многое действительно забавно. Для больной налаживают якобы передачи якобы гэдээровского телевидения. Прилагают титанические усилия, чтобы объяснить появление на стене соседнего дома логотипа "Кока-колы". И так далее. Но гораздо важнее то, что Беккер первым выразил душевную раздвоенность Восточной Европы, слишком радикально отметающей прошлое, отрицающей смысл самой жизни старшего поколения, но на собственной шкуре убеждающейся, что любая жизнь разноцветна, достойна и самоценна, что никто не может перехитрить стариков, а земного рая нет и не будет.
Михаил Трофименков