Трэш, китч и драйв
Анна Толстова об Иване Горшкове и фильме «Шоу всего»
Этой весной кинопрограмма Музея современного искусства «Гараж», Garage Screen, выпускает в ограниченный прокат документальный фильм о воронежском художнике Иване Горшкове — «Шоу всего» режиссера Максима Ищенко. Увидеть собственными глазами, чем занимается Иван Горшков, сейчас можно в Петербурге на выставке «Кристалл чистейшей крезы» в галерее Марины Гисич, сделанной куратором Алексеем Масляевым.
Фото: Garage Screen
Фото: Garage Screen
Искусство, особенно современное, редко «говорит само за себя», но, как ни странно, к Ивану Горшкову этот трюизм вполне подходит. На выставке «Кристалл чистейшей крезы» зритель любой степени насмотренности с легкостью ответит себе на вопрос, что это и как это сделано. Что? Картины и скульптуры. Как? Методом коллажа. Тотального, всепоглощающего и всепобеждающего коллажа, в котором перемешались мультики и видеоигры, манга и стрелялки, игрушки и наклейки, шреки и чебурашки, хоббиты и терминаторы, фрики и монстры, и все это отчаянно плющит, колбасит и гличит. Нет, конечно, на вопрос «как?» в плане технических нюансов — что за краски, металлы, смолы, клеи, пластилины, пластмассы и другие композитные материалы тут использованы — с ходу не ответит и специалист. Но зато о чем этот коллаж, где благородные пигменты, бронза и дерево срастаются в невозможные гибриды с китчево-трэшевыми реди-мейдами из ближайшего магазина игрушек, догадаться не сложно. Не в смысле, что здесь изображено — в фильме «Шоу всего» Горшков как раз и говорит, что «старался изо всех сил не изобразить ничего». А в смысле, что здесь выражено — ведь, несмотря на вынужденную изобразительность игрушечных реди-мейдов, работы Горшкова, и прежде всего те, что можно отнести к классу «картин», выглядят абстрактным экспрессионизмом постинтернета, дриппингом, где в роли брызг краски — растекающиеся кляксами по картинной плоскости собачонка мультяшного происхождения или вооруженный до зубов воин из какой-то стрелялки. Разглядывая этот многосерийный пейзаж после битвы высокого искусства с масскультом, зритель отметит, как быстро сокращается дистанция, разделяющая садового гнома и чудищ Виллы Палагония, чужих с хищниками и готические гаргульи. Но чтобы проверить, верно ли мы поймали это ощущение веселой тошноты от образного изобилия, какая может приключиться в сувенирной лавке с туристическим ширпотребом, стоит посмотреть фильм Максима Ищенко.
Фото: Garage Screen
Фото: Garage Screen
Фото: Garage Screen
Фото: Garage Screen
Фильм главным образом составлен из двух больших монологов художника, записанных в московском Гостином Дворе — в ходе монтажа и открытия инсталляции «Фонтан» на ярмарке Cosmoscow 2017, где Иван Горшков стал «художником года», и в воронежской дачно-гаражной мастерской — в ходе подготовки к «выставке всей жизни» в Московском музее современного искусства, запланированной на лето 2019-го. В кадре — обаятельный здоровяк с широкой лукавой улыбкой и легким южнорусским говорком, этакий Дионис в самом расцвете сил, молодой художник, подходящий к порогу 35-летия, возрастного рубежа, за которым, согласно грантовым и премиальным правилам, кончается молодость мастеров искусства. Однако молодость Горшкова не кончается — не потому, что он будто бы заигрался, навечно застряв в своей детской, а потому, что всему его поколению, кажется, суждено остаться вечно молодым. Молодость молодостью, а на экране мы видим очень взрослого «человека играющего» — и когда он, готовя «арт-дизайн» для бранча с коллекционерами в рамках закрытой ярмарочной программы, облепляет игрушечный авианосец шариками пластмассового мороженого, и когда, придя в магазин игрушечной дребедени, говорит о том, что для него эти походы — что-то вроде пленэра для пейзажиста, возможность «прикоснуться к источнику дикой трэш-культуры». Искусство как игра оказывается выигрышной стратегией, и Горшков рассуждает о своей роли художника-бизнесмена, любимого галеристами и их клиентами, об открытии ИП, о ярмарке, где «в воздухе висит запах денег» и «нужно вести политику грамотно», об ужинах с коллекционерами и прочих низких материях с большой иронией и большой прагматичностью. «Тусоваться», «жить в миру», «чтобы почувствовать время» — не всякий может похвастаться столь гармоничным отношением к профессионально-художническому образу жизни, каким многие тяготятся.
В анонсах «Шоу всего» Горшкова величают «одним из самых ярких представителей «воронежской волны», но, к сожалению, локальный воронежский контекст обозначен в фильме лишь пунктиром. В кадре на несколько секунд возникнут работы отца художника, Сергея Горшкова, замечательного скульптора, скрестившего традиции американского поп-арта и русской народной резьбы по дереву. И призрачной тенью промелькнет Воронежский центр современного искусства, объединение, сложившееся в середине 2000-х и прогремевшее на всю Россию, четыре отца-основателя которого — Арсений Жиляев, Иван Горшков, Илья Долгов и Николай Алексеев (последний появится в эпизоде, снятом на ярмарочном стенде галереи «Х.Л.А.М.») — ныне разошлись в разные стороны. Самый тонкий искусствоведческий комментарий к портрету этого поколения на пороге 35-летия дает простой рабочий, занятый на монтаже горшковского «Фонтана» в Гостином Дворе: он говорит о близости Горшкова практикам москвички Ирины Кориной и краснодарской «Группировки ЗИП». Рабочий на самом деле вовсе не прост: это Иван Бражкин, один из талантливейших художников того же поколения, выступивший с самым радикальным институционально-критическим жестом: отказаться от искусства и связанной с ним унизительной позиции просителя денег — зарабатывать на жизнь простым физическим трудом. Особенно удачно бражкинское сравнение Горшкова с Кориной — оба, словно вампиры, вцепились в горло мира, едва справляющегося с большими данными образно-вещного мусора, и с наслаждением высасывают из этого массива самую сладкую и липкую дрянь. Герой фильма ею просто фонтанирует, и неслучайно его большая выставка в Московском музее современного искусства, сделанная Алексеем Масляевым, называлась «Фонтан всего» — Горшков вслед за Брюсом Науманом, иронически изобразившим себя в виде фонтана, говорит о художнике как фонтане, роге изобилия, бесконечно продуцирующем творческие удачи. И делится своей мечтой — «прожить счастливую жизнь в мире искусства», «гармонично, честно, цельно, последовательно, бескомпромиссно и абсолютно неотвратимо». На словах об абсолютной неотвратимости, сказанных в 2019-м, вас кольнет предчувствие, что счастливая эпоха, в которой были молоды подходящие к рубежу 35-летия, завершилась и что молодость их останется вечной — в наших воспоминаниях об этом мнимо благополучном прошлом.
Подписывайтесь на Weekend в Facebook