После 17-летнего молчания британский дуэт Tears for Fears (Роланд Орзабал и Курт Смит) выпустил новый альбом «The Tipping Point» («Переломный момент»). За несколько дней до релиза Борис Барабанов послушал альбом и поговорил с Куртом Смитом о том, что дает сегодня миру музыка 1980-х и в чем состоит «переломный момент» группы.
Фото: Mauro PIMENTEL / AFP
— В прошлом году группе Tears For Fears исполнилось 40 лет. Давайте освежим в памяти обстановку в музыкальной индустрии в те годы. На каком фоне вы появились?
— У нас было много любимых групп, мы уже давали концерты и вот наконец выпустили несколько симпатичных поп-синглов, которые вполне подходили для того, чтобы кадрить девчонок: «Да, это наша песня!» По-моему, это было на первом месте. И вскоре мы с Роландом почувствовали, что проект может перерасти во что-то серьезное. Мы стали все больше углубляться в студийную работу, нам стало интересно продюсирование записей. Остальных ребят вполне устраивала жизнь концертирующей группы, на большее они не претендовали. А мы с Роландом увлеклись трудами психолога Артура Дженова, читали все, что у него выходило. У него мы нашли идею «слез вместо страха». Одновременно мы слушали третий альбом Питера Гэбриела, «Scary Monsters» Дэвида Боуи, «My Life In The Bush Of Ghosts» Дэвида Бирна и Брайана Ино и «Remain in Light» Talking Heads. Нас привлекали открытия, сделанные этими музыкантами в звукозаписи. И наконец пришел Гэри Ньюман. Эта электронная музыка, простая, но мощная, вдруг стала очень популярной. Мы поняли, что группа больше не нужна. Появились первые драм-машины, синтезаторы стали мейнстримом. Мы решили, что можем сосредоточиться на записи песен как студийный дуэт. Жизнь полностью поменялась.
— Помните ли вы момент, когда поняли, что у Tears For Fears есть свой почерк, свое «уникальное предложение»?
— Не думаю, что такой момент был. Наш подход к альбомам был такой: мы делали что-то, что откликалось в наших сердцах, ну а если это было близко еще и другим людям, то это большая удача. Можно, конечно, сказать, что комбинация наших голосов была уникальной, да и вообще наличие двух основных певцов не то, что часто встречается у групп. У каждого из нас двоих была своя точка зрения по любому вопросу, и любое решение было результатом согласия, которого не всегда было легко добиться. Мы словно подталкивали друг друга к тому, чтобы быть лучше.
— Я с юности считал Tears For Fears поп-группой, но в 2007-м, когда Патти Смит выпустила свою версию песни Tears For Fears «Everybody Wants To Rule The World» («Каждый хочет править миром»), я решил переслушать все ваши альбомы с точки зрения текстов песен — все же у Патти Смит особый поэтический вкус. А как вы в группе относились к этой части работы над песнями?
— Обычно отправной точкой в сочинении песни для нас был момент смятения. Мы отталкивались от чего-то, что нарушало баланс. В самом начале, в период альбома «The Hurting» (1983), песня могла родиться, например, из ситуации конфликта с родителями. Во втором альбоме «Songs From The Big Chair» (1985) добавились политические темы. В «The Seeds of Love» (1989) их стало больше. Момент смятения и стремления все исправить всегда присутствовал. Какая-то мысль в голове гложет тебя, и ты не находишь ничего лучше, чем выразить это через песню. Это полезно в первую очередь для тебя самого. Нет ничего страшного в том, что нас считают поп-группой. Но самые ценные моменты для нас — это когда люди подходят к нам и говорят: «Альбом "The Hurting" помог мне пережить мои студенческие годы». То есть в тинейджерские годы они тоже смотрели нас как поп-группу, но что-то в наших песнях поддерживало их.
— Первая песня вашего нового альбома «The Tipping Point» «No Point Thing» звучит очень по-американски. Говорит ли это что-то о маркетинге альбома?
— Мы никогда не думаем о создании музыки в категориях маркетинга. Мы думаем о том, что происходит с нами, что мы чувствуем. Если вы считаете акустическую гитару в начале песни «американским саундом», то я расскажу, как все было. Мы провели большую работу в студии, у нас было много продюсеров и музыкантов, но, когда мы стали решать, какая песня должна стать первым синглом, мы поняли, что нас ничего не устраивает и все нужно начать с чистого листа. Мы с Роландом сели с акустическими гитарами в моем доме в Лос-Анджелесе и представили себе, как все было, когда мы записывали «The Hurting». А было точно так же — двое с акустическими гитарами. Теплый звук акустики показался нам хорошим вариантом приглашения в альбом.
— Расскажите подробнее о том, от чего пришлось отказаться.
— Наш менеджмент был уверен в том, что мы должны прислушаться к сегодняшним трендам и попытаться им соответствовать. Мы сделали несколько подходов и поняли, что врем сами себе. Представьте себе, мы записали целый альбом, и он нам не понравился. Мы выкупили этот альбом у рекорд-компании, с которой у нас был контракт. Он никогда не будет выпущен. И мы начали все заново, только в пяти песнях оставили основу, которая была на ранней стадии. Мы занялись тем, что устраивает нас самих.
— Интересно, что звук 1980-х — это то, чего придерживаются сейчас и молодые звезды во главе с The Weeknd, и классики Duran. Что такого в этой музыке, что до сих пор дает столько вдохновения?
— Не думаю, что дам точный ответ. Могу предположить, что сегодняшние технологии дают нам всю ту же палитру. Все звуки, которые родились в 1980-е, есть в моем лэптопе, на расстоянии клика. В те времена, когда мы записывали «The Hurting», мы тратили большие деньги, чтобы получить это звучание. Какой-нибудь синклавир обходился в целое состояние. А сейчас его звук есть в моем смартфоне. То же касается и музыкальных каталогов. В юности, чтобы найти альбом, например, Steely Dan, мне нужно было идти в музыкальный магазин. А его там еще и могло не быть. А теперь, если вам нужна музыка Tears For Fears, она есть в вашем iPhone. Для 18–20-летних молодых людей быстрый доступ к музыке в порядке вещей. В том числе к музыке, которую когда-то сделали другие 18–20-летние. Совсем молодые ребята говорят мне: «Вы не представляете, что для нас значит «The Hurting»». Это музыка, подходящая им по возрасту. Она говорит с ними на одном языке.
— Я знаю, что название альбома «The Tipping Point» («Переломный момент») связано с несчастьем в семье Роланда Орзабала — смертью женщины, на которой он был женат 35 лет.
— Да, и я тоже знал ее с 13 лет. Но не только с этим. Этому трагическому событию посвящена заглавная песня. Но в альбоме мы говорим о разных вещах: о равенстве женщин и мужчин, о движении Black Lives Matter, о MeeToo, о климатическом кризисе, о политике США, о пандемии. «Переломный момент» — это то, что произошло во многих областях. Наш альбом — рассказ о том, что представляет собой сейчас наш мир.
— Обложка альбома, на которой изображены люди, сидящие на стульях с соединенными ножками, кажется, говорит о том, что в этом мире всё и все взаимосвязаны и мы все друг от друга зависим.
— Мы перебрали множество вариантов дизайна и остановились на работе испанской художницы Синты Видаль. Мы с Роландом находились в разных частях света, но оба решили, что эта картина подойдет нам больше всего. Группы разных людей занимаются разными вещами в этом общем странном круге повторений. Они вынуждены сосуществовать. Они связаны, но в любой момент хрупкая система может развалиться на части. «Переломный момент» — это вопрос о том, дадим ли мы ей развалиться или попробуем оставаться вместе, в балансе.