похороны эпохи
Вчера в городе Рамалле на территории резиденции "Муката" было предано земле тело многолетнего лидера Палестины Ясира Арафата. Полиэтиленовый мешок с песком в его могилу бросил специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Ясира Арафата обещали похоронить в 16.00 по местному времени, то есть в 17.00 по Москве. На 16.05 была намечена трансляция церемонии в прямом эфире крупнейших мировых телеканалов. Это означало: ничто не может качнуть эту цифру ни в ту ни в другую сторону.
Блокпост "Бетуния" находится километрах в 15 от Иерусалима. Здесь вчера можно было въехать в арабский город Рамаллу, где находится резиденция Ясира Арафата "Муката". До вчерашнего дня журналистов и гражданских пропускали через другой блокпост, "Бейт-Эль". Но ночью армейское израильское командование решило поменять место въезда в палестинский город. Никто, впрочем, не удивился. Все с раннего утра и так ждали каких-то сюрпризов от этого дня.
На блокпосту "Бетуния" работали бульдозеры. Они равняли горы строительного мусора, поднимая адскую пыль. Не очень, конечно, было понятно, почему надо было делать это именно сегодня. Но должно было, видимо, стать ясно, что здесь, на "Бетунии", люди шутить не намерены.
К посту каждые несколько минут подъезжали автобусы с арабскими номерами. Они прибывали из многомиллионной Газы, которая хотела проститься со своим кумиром. Пассажиры, которых было на несколько порядков меньше, выходили из одних автобусов и пересаживались в другие, ждавшие их уже на территории Рамаллы. Израильтяне не пропускали и личный арабский транспорт. Люди в хороших черных костюмах и с венками в руках тоже вынуждены были пользоваться услугами общественного.
Резиденция "Муката" находится километрах в семи от блокпоста "Бетуния". Чтобы попасть к ней, надо проехать через центр города. Не сказать, чтобы в центре вчера утром царило какое-то сверхъестественное оживление. Наоборот, людей на улицах было довольно мало. Я вообразил даже, что их в этот день попросили воздержаться от поездок в центр города, а также от пеших прогулок. Я вообразил также, что они эту просьбу выполнили.
Оживленно было только у самой резиденции. Но и здесь за пять часов до начала церемонии не было десятков тысяч людей, которые начали бы занимать места еще с ночи. А предполагалось, что будут. Конечно, все более или менее выгодные позиции, с которых просматривался бы двор резиденции, по всему периметру обнесенный четырехметровыми бетонными плитами, были заняты. Люди стояли на всех возвышениях, на крышах ближайших домов (не так уж много таких домов тут оказалось: всего четыре). Они сидели на самих бетонных плитах, схватившись руками, чтобы не свалиться, за колючую проволоку, которой плиты были обнесены по верху.
Но все-таки вокруг резиденции можно было ходить, почти не толкаясь. Я был уверен, впрочем, что через час-полтора будет нельзя.
Движение останавливалось только у центрального входа, куда пропускали исключительно отборные отряды заслуженных бойцов палестинского сопротивления.
Легковые машины подвозили интересующимся свернутые в рулоны плакаты. Здесь были сотни и тысячи плакатов. На них лидер Палестины Ясир Арафат тепло смотрел на президента Франции Жака Ширака. Тот мягко и даже нежно улыбался ему в ответ. На высоко поднятых транспарантах были от руки изложены лозунги дня: "Fuck Bush, merci Chirac!"
Тем временем во дворе "Мукаты" плечом к плечу стояли бойцы "Хамаса", "Фатха", "Бригад мучеников Аль-Аксы" (в черных масках на все лицо), палестинской полиции, национальной палестинской гвардии. Рота почетного караула репетировала торжественный марш по двору. Получалось довольно ловко.
Вообще-то посторонних на территорию резиденции в тот момент не пускали. Но у меня была возможность наблюдать за происходящим со второго этажа недостроенного дома, который сняли для работы журналисты мировых телеканалов. Палестинцы, сдававшие его (вряд ли хозяева здания), не остались, мне думается, внакладе: место для одного штатива на live-position, то есть у окна без стекол, стоило $800. У меня штатива с собой не было, так что обошлось дешевле.
И все-таки с каждой минутой палестинский народ прибывал. Арабы гроздьями висели уже на фонарных столбах. Они карабкались по отвесным стенам зданий, держась за голые провода. Они висели на стенах, ухватившись руками за колючую проволоку. Я понял бы их энтузиазм, если бы они собирались продержаться так пару минут. Но они намерены были провести в таком положении не один час. Я подумал, что они, наверное, очень любили своего лидера.
Но почему-то я никак не замечал на их лицах хотя бы признака скорби. Нет, скорее я был свидетелем странного лихорадочного оживления. Они смеялись, хлопали друг друга по спинам, обнимались. Вот они штурмом со смехом взяли стену, до какого-то момента неприкосновенную: на ней лежали венки. Но когда свободных мест на стене не осталось, они сбросили венки и, свесив ноги во двор, заняли их место.
Нет, эта стена была совершенно не похожа на стену плача.Кругом развевались флаги. Я заметил среди палестинских знамен французское. Одним флагом размахивали сразу две девушки. Потом мимо меня пробежал парень в майке с фамилией Zidan. Непритворная любовь арабов к французам завораживала.
Довольно большая толпа собралась возле одного тележурналиста с камерой. Это был известный израильский корреспондент Итай Энгель, известный своим наглым безрассудством. Есть мнение, что у него совершенно атрофировано чувство опасности. Израильтянину надо было и правда немного сойти с ума, чтобы появиться в такой толпе. Этого парня к тому же знает вся Рамалла, которая от нечего делать смотрит второй канал израильского телевидения.
Итай Энгель просил арабов высказываться от души. Они так и делали, на хорошем иврите.
— Это ваше счастье,— говорили ему,— что Арафат умер именно так, а не вы его убили. Вам очень повезло!
— И еще вот что,— кричали издалека.— Это ваши слухи были, что если кто-нибудь сюда придет сегодня, то его зарежут! Это ваше телевидение во всем виновато!
Интонация и слова были знакомы до боли.— А что мы можем сделать? — отвечал, к моему удивлению, этот камикадзе Итай Энгель.— Если ваш "Хамас" так ведет себя? Мы мирные люди. У нас нет задачи сбросить вас в море.
Все равно звучало как угроза. Арабы почувствовали это.— Передай своему народу, чтобы он к нам не совался! — потребовали из толпы.
Корреспондент засмеялся:
— Да к вам и так никто не суется. Это вы к нам суетесь.
— Ты к кому пришел?! — спросили его.— Ты на чьих похоронах?!
Мне казалось, ничто уже не может спасти Итая Энгеля от приступа народного гнева.
— Передай еще своему народу, что эти люди хотят мира! — сказал, отходя от толпы и кивая на нее, хорошо одетый араб с венком в руках.
Арабы притихли, обдумывая сказанное. Очевидно, они решили, что и правда хотят мира. Теперь они должны были, по моим подсчетам, сказать, что в каждой нации есть плохие люди. Но Итай Энгель опередил их.
— Вот я израильтянин,— громко сказал он.— И если кто-то из "Хамаса" сейчас мимо пройдет, то, как вы думаете, долго я проживу?
Тут мимо прошла целая группа единомышленников — и, как назло, кажется, из "Хамаса". Но они не обратили на господина Энгеля никакого внимания.
— Зачем вы постоянно говорите по своему телевидению целыми днями,— сказали другие арабы, мирно окружившие Итая Энгеля,— что у Арафата слишком много денег? Человек 50 лет работал! Ну что вы хотите!
— Арафат был единственным человеком, который мог сделать вам мир! — кричали журналисту.— И ваш премьер Рабин был таким человеком, но вы его сами убили.
Всю боль арабского народа принял на свои довольно узкие плечи корреспондент второго израильского телеканала Итай Энгель.
— Если партия "Шинуй" выйдет из коалиции в парламенте, то Шарон вообще ничего не сможет сделать,— демонстрировали арабы поразительное знание еврейской политической кухни.
Итай Энгель с удовольствием поддерживал этот разговор. Он явно не был ему в тягость.
Мимо через толпу на трех скакунах продирались три араба. Скакуны, видимо, тоже были арабские. В бронежилетах с пистолетами и автоматами в руках ходили люди в зеленых платках на носах. Первые выстрелы в воздух из этих пистолетов и автоматов раздались в 13.30 по местному времени. Я без удовольствия подумал, что до начала церемонии прощания с Ясиром Арафатом еще два часа.
Между тем у арабов явно начали сдавать нервы. Так, они буквально штурмом взяли недостроенный дом, в котором я заплатил немаленькие все-таки деньги за вид из окна. А они вошли бесплатно и еще к тому же, судя по их свирепым лицам, были чем-то недовольны.
Из-за их спин я видел, как на территории резиденции разминаются оркестр и национальная гвардия. Метров с двадцати было хорошо видно, как улыбаются, переговариваясь, гвардейцы и оркестранты. Им нравилось, что у них все так хорошо получается. Они с нетерпением ждали прибытия гроба, чтобы продемонстрировать свою сноровку в деле.
Вертолет с бывшим лидером нации между тем, судя по всему, еще даже не поднялся в воздух из городка Эль-Ариш в Иордании. Но было, впрочем, известно, что церемония в Каире уже два часа назад как закончилась.
Мимо под нашими окнами промаршировали юные бойцы "Танзима". Вооруженным до зубов детям было лет по семь-десять. Они стреляли в воздух и били в барабаны.
Точно так же стреляя в воздух, бегали вокруг резиденции между стеной резиденции и нашими окнами бойцы "Бригад мучеников Аль-Аксы". Казалось, они сдают нормы какого-то адского палестинского ГТО.
Никто — я настаиваю, никто! — не ожидал, что в 14.15, более чем на час раньше намеченного срока над резиденцией появятся два вертолета. В это время во дворе было уже полно людей. Мне казалось, некуда яблоку упасть, а не то что вертолету. Но оба вертолета стали снижаться с явным намерением сесть.
Это были вертолеты иорданских военно-воздушных сил. Один больше, другой меньше, ярко-желтого цвета. Они подняли страшную пыль. Ураганным ветром, я думал, разметает всех людей со стены. Тех, кто усидел бы, должны были размельчить винты.
Когда пыль улеглась, я увидел, что вертолеты сели, никого не задев. Рядом с памятником Арафату должен стоять памятникам пилотам иорданских ВВС. Они потом смущенно объясняли, как и сами ни секунды не верили, что у них получится.
И тут все рухнуло. Весь стройный замысел организаторов, вся церемония прощания. Смешались все стройные ряды. Люди во дворе бросились к вертолетам. Их ничто не могло остановить. Они бежали, стреляя на ходу куда попало. В этот момент было ранено не меньше двадцати человек на площади.
Организаторы пытались восстановить порядок. У вертолетов начались драки. Никто не знал, в каком вертолете тело Ясира Арафата, поэтому упорные сражения шли у обоих. К центральному входу в резиденцию пытались пробиться машины скорой помощи. Но для этого им пришлось бы по дороге подбирать раздавленных ими же людей.
Палестинская полиция пыталась организовать проход от одного из вертолетов, стоявшего метрах в тридцати от меня, к могиле в тени деревьев. Могила была метрах в ста от вертолета.
Как только люди поняли, от какого вертолета понесут гроб, они просто озверели. Полицейские били "мучеников Аль-Аксы" прикладами, отчего те мучились еще больше.
Мне казалось, не стоит пока хоронить господина Арафата. Надо было бы всем чуток успокоиться. Но тут-то его и вынесли и понесли по едва заметному проходу, которого тут же совсем не стало. В толпе растворились оркестранты, и национальные гвардейцы, и рота почетного караула. Гроб заметался на руках налево и направо в поисках своего последнего пути. Несколько раз мне казалось, что он обязательно перевернется. Наконец, его направили самой короткой дорогой по головам людей прямиком к могиле. Ни о какой церемонии, ни о каких торжественных проводах уже не могло быть и речи. Гроб пошел по рукам.
Всем хотелось только одного: поскорее опустить Ясира Арафата в могилу. И вряд ли это получилось бы, по крайней мере скоро, и неизвестно, сколько бы гроб так и плавал по двору, если бы к нему не подобрался наконец небольшой грузовичок. Бойцы, погрузившие тело Ясира Арафата в кузов, дали салют из автоматов и стали пробиваться к могиле, а пробившись, поспешили без лишних формальностей положить в нее гроб и покончить с этим.
Я в это время тоже был уже во дворе. Наверху, в здании, делать было больше нечего. Я увидел даже больше, чем хотел. Вся эта картина, этот мечущийся по всем углам двора гроб теперь еще неизвестно сколько времени будет стоять у меня перед глазами. Может быть, до утра. Только этого мне и не хватало.
Спустившись вниз, я увидел, как ко входу пробивается очередная машина скорой помощи. И я стал двигаться в ее фарватере. Зачем-то мне это было нужно все-таки. Возможно, в тот момент мне хотелось вытеснить неприятные впечатления более приятными. Не знаю, на что я рассчитывал.
В результате я попал во двор, потому что именно для этой машины на мгновение приоткрылись ворота.
Во дворе царил замечательный хаос. Все вокруг палили из огнестрельного оружия. Мимо одни арабы носили на руках других. Кто-то из тех, кого они носили, был в крови; другие, кажется, просто без сознания. И главное, никто не мог остановиться. Стрельба продолжалась.
Я был уже метрах в десяти от могилы. Здесь под выстрелы уже молились. У самой могилы шла большая возня. Все хотели хоть краешком глаза взглянуть на новую палестинскую святыню. Над головами передавали ведра с цементом. Я не понял: неужели Ясира Арафата хотели на прощанье залить в цемент? За что?
Там, у могилы, люди и теряли сознание. Но не от горя, а от тычков прикладами, от переломанных ребер и сдавленных легких. В результате нечеловеческих усилий полицейских вокруг могилы все-таки оставалось крошечное свободное пространство. Там, на этом пятачке, я неожиданно увидел шейха аль-Тамими, накануне взявшего на себя смелость констатировать смерть Ясира Арафата. Его тоже тискали со всех сторон.
Я увидел бетонную плиту, лежащую в углублении около метра. Под ней теперь и покоился верный сын палестинского народа. А цемент, я понял, был нужен для того, чтобы плита схватилась с саркофагом.
Вокруг плиты с задумчивыми лицами уже сидели лидеры боевых палестинских организаций. Их пинали желающие отдать дань памяти Ясиру Арафату. И те и другие были и сами уже полумертвые.
Я увидел, как палестинский полицейский автоматом остановил одного из пинающихся. В ответ тот неожиданно проворно оторвал полицейского от земли, взяв его за грудки. Полицейский не нашел ничего лучшего, как чмокнуть противника в губы. Тот от неожиданности выронил полицейского.
Время от времени к могиле пробивались другие высокие чины палестинской администрации. К ним не было никакого почтения, и двое на моих глазах от такого обхождения тоже потеряли сознание. У палестинцев это вообще получалось поразительно легко.
Выстрелы во дворе звучали уже гораздо реже. Теперь они были слышны в основном из соседних зданий. Церемония прощания заканчивалась. В 15.40 со двора улетели вертолеты.
Но это было не все. Я давно обратил внимание на несколько десятков полиэтиленовых мешков с песком, килограмма по три в каждом. Они были свалены метрах в пяти-семи от могилы. В какой-то момент я, уже не в силах стоять, присел на один из них. И напрасно: эти мешки вдруг стали выхватывать прямо из-под меня.
Более того, палестинцы жестами просили меня помочь. Я кинул им несколько мешков. Они убегали к могиле и возвращались прямо-таки окрыленные. Тогда я взял еще один мешок, но не отдал его, а вместе с ним побежал к могиле, стараясь узнать, что же там такого духоподъемного.
Оказалось, уже ничего. Песком засыпали бетонную плиту. Я тоже высыпал свой мешок.
Кто-то считает своим долгом бросить на могилу дорогого человека горсть земли. Я счел своим долгом бросить на могилу Ясира Арафата целый полиэтиленовый пакет с песком.