 |
ФОТО: АЛЕКСАНДР ЧИЖЕНОК  Руководители театров и музеев опасаются, что, к какой бы группе они ни примкнули — богатых или бедных, реформа госфинансирования все равно снимет с них последнюю рубашку |
Суть реформы, про которую ее идейный вдохновитель Михаил Швыдкой говорит осторожно, сводится к следующему: культурные учреждения, финансируемые государством, планируется разделить на "автономные" и "специальные государственные автономные некоммерческие организации". Проще говоря, на тех, кто способен себя прокормить и без бюджетных вливаний (и уже делает это), и всех остальных. Предлагаемая главой Федерального агентства по культуре и кинематографии схема напоминает о давно сложившихся на Западе отношениях между учреждениями культуры и государством. Примеры — музеи Лувра и Орсэ, целиком находящиеся под государственном крылом, и американский МОМА, спонсирует который состоящий из одних частных лиц попечительский совет.
По мнению господина Швыдкого, главное, что получат музеи и театры от его идеи,— это не катастрофически урезанное финансирование, а экономическую свободу. Правда, за возможность работать на себя пожелавшим самостоятельности придется платить. Поддерживать деньгами государство намерено только признавших собственную экономическую беспомощность. В обмен на гарантированное финансирование культурные учреждения, которые не захотят потерять статус бюджетников, лишат права зарабатывать самостоятельно.
С государственной и обывательской точки зрения в этом проекте есть здравый смысл. За последнее время все убедились, что на культуре можно зарабатывать ощутимые деньги. В случае с музеями способов заработать не так много — это выпуск книг, проведение выставок за рубежом и у себя дома, сдача музейных площадей в аренду, а также благотворительность. К примеру, на средства, полученные от частных лиц, Эрмитаж отремонтировал не один зал, и притоку спонсорских средств в музейную казну реформа уж точно помешать не должна.
После принятия новых законов могут выиграть не только музеи. Если раньше на ту же сумму, на которую делался перевод в адрес конкретного театра, урезалось и его бюджетное финансирование, то после реформы дружба театров с меценатами обретет новый экономический смысл.
Причин, по которым предложения Михаила Швыдкого вызвали столь болезненную реакцию руководителей культурных учреждений, не так уж много. Главная имеет чисто экономический характер: большинству нераскрученных музеев и театров на вольных хлебах и правда не выжить. Перспективы сносного существования есть только у мировых брэндов — ГМИИ им. Пушкина, Эрмитажа, Мариинского театра, БДТ им. Товстоногова, Александринки, додинского Театра Европы и некоторых других. Что делать тем, кого к национальному достоянию пока не причислили, пока непонятно. Сами руководители музеев и театров теоретически готовы отказаться от коммерческой деятельности и целиком пересесть на государственную шею, но при одном условии: выделяемая бюджетная поддержка не должна напоминать милостыню.
АЛЯ ХАРЧЕНКО
Михаил Швыдкой, руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии: — Говорить на эту тему еще очень рано. Никакой реформы и даже проектов соответствующих документов пока нет. На самом деле речь идет об изменениях в организационно-правовых формах существования учреждений. Смысл этих нововведений очень прост — сделать бюджетную сферу более прозрачной и ввести зависимость финансирования от результатов труда. Опасения, что у культурных учреждений отберут все деньги,— химеры, которые придумывают себе некоторые люди. Денег в результате будет не меньше, а, мне кажется, даже больше. Просто если люди хотят жить по-советски, не иметь никаких рисков и получать гарантированную, хоть и не огромную, поддержку от государства, они ее получат. Государство же будет нести ответственность за их менеджмент. Если же люди не хотят жить в жестко расписанной бюджетной системе, способны адаптироваться к новым условиям, отвечать за свою деятельность, то они получат ту меру экономической свободы, которую захотят. Целиком дотации государства у них никто не отберет, но эта поддержка будет ограничиваться одной строкой. Учреждения сами решат, на что им эти деньги тратить — на коммунальные услуги, труппу или персонал. Я абсолютно уверен, что проекты, которые сейчас обдумываются и в реальные законы превратятся не раньше зимы или весны, не ударят по культурным учреждениям. Польза от финансирования культуры по новому принципу может быть тройная. Люди будут более ответственно относиться к дотациям со стороны государства, те, кто этого заслуживает, получат экономическую свободу, а остальные, дай бог, поймут простую вещь: нельзя жить одновременно и по капиталистическим, и по социалистическим законам.
Михаил Пиотровский, директор Эрмитажа: — Все, что мы обсуждаем, пока существует только в виде проекта неких законов, и мы сделаем все, чтобы в такой форме проектов они и остались. За спорами мы так и не заметили, что из законодательства выпало важнейшее положение о том, что финансирование культуры — обязанность государства, сметная вещь, а не конкурсная. Предложение учреждениям идти на псевдовольные хлеба мы обсудили с коллегами в Ярославле и внесли ряд предложений в правительство и Министерство культуры. Музей — не театр и жить без внебюджетных средств не может. Мы храним государственное материальное наследие, и надо убрать из этого факта понимание услуги, за которую нам кто-то платит по мере ее оказания. Музей сохраняет национальную идею, и играть в игрушки "помогу — не помогу" государство не имеет права. Стимул развития для музея — не просто получить деньги, но и иметь возможность их для себя заработать. Общий годовой бюджет в случае Эрмитажа составляет несколько миллионов долларов. 50-60% из них выделяет государство. Вторая половина разбивается на несколько частей: это доходы от продажи билетов, выдачи лицензий на право воспроизведения картинок, работа по созданию выставок, благотворительные взносы. Оптимальной схемой финансирования мне кажется такое соотношение: 70% государственных субсидий и 30% средств, заработанных самим музеем. Могу сказать однозначно, что больше пяти-шести миллионов в год мы заработать не сможем. Совмещать развитие музея с получением прибыли невозможно, если нет гарантии государственного финансирования. Иначе Эрмитаж превратится в коммерческое предприятие и скатится на уровень массовой культуры.
Кирилл Лавров, художественный руководитель БДТ им. Г. А. Товстоногова: — Мы все боимся этой реформы. Иногда не за себя — за коллег. И я стал напоминать себе старика Крутицкого из "На всякого мудреца довольно простоты", он, как помните, писал трактат о вреде всех реформ. Хотя на сегодняшний день мы в жутком состоянии, актеры получают гроши, и не только актеры — все службы театра. Система репертуарных театров, которой мы гордились и которой во всем мире завидовали, пришла в упадок. Это развал. Вот, говорят, господин Швыдкой сказал, что он не понимает актеров, которые служат в театре за гроши, ведь можно найти себе и другую работу. Но на таких сумасшедших театр всю жизнь и держался. Такой театр — театр-дом — должен существовать. Мы не хотим быть богачами, но мы вправе требовать достойного обеспечения, во всяком случае, если государство думает, какие граждане вырастут у него в следующем поколении. Театр воспитывает. Нельзя же пускать его с молотка. Реформа нужна, но ее должны проводить люди, которые любят и понимают театр, очень осторожно. А реформаторский зуд пугает, боюсь, так мы сломаем больше, чем построим.
Ирина Антонова, директор ГМИИ им. А. С. Пушкина: — Время вариантов прошло. Пора принимать четкие решения. Реформы в Министерстве культуры начались еще прошлой весной, а я не вижу, чтобы эти решения принимались и появлялось понимание, куда идти и зачем. Несколько дней назад нас, музейных работников Москвы, собрали и объявили об обсуждаемых в правительстве проектах реформы. По существу, нас просто проинформировали, особенно не интересуясь нашим мнением. Суть грядущих перемен формально мне объяснили так: или государство нам помогает, но все, что мы зарабатываем на книгах и прочем, мы отдаем тому же государству — и тогда нет никакого смысла эти деньги зарабатывать. Или же мы остаемся совсем без господдержки, но зарабатываем все сами. Не думаю, чтобы в этой ситуации у меня был выбор. Надо понимать, что в любом случае музеи не могут и не смогут содержать себя сами. Чтобы коллекцию просто поддерживать в надлежащем состоянии, необходимы деньги. Чтобы ее пополнять — тем более. Средства на это должно выделять государство, которое, к несчастью, не всегда понимает важность этой задачи: еще 20 лет назад у нас была возможность купить рисунок не представленного у нас в музее Модильяни за 600 тысяч, что для такого художника не цена. Но тогда люди наверху не сочли необходимым предоставить эту сумму, и Модильяни продали в Японии за многие миллионы. Чтобы заработать деньги, нельзя поднимать цены на билеты, иначе мы потеряем молодежь — детей и студентов, то новое поколение, которое пришло и не видело, например, прежней Манежной площади и думает, что так и надо. А так не надо. Я не могу пока предложить четкую форму выражения протеста. То, что сейчас происходит, должно обсуждаться на всероссийском съезде интеллектуалов, с докладами и выступлениями людей, которые понимают, что эта тема назрела.
Аннета Басс, директор Самарского художественного музея: — Я точно знаю, что если лишить музеи государственной поддержки, то это будет катастрофа. Сегодня мы получаем от государства около 7-8 млн руб. в год. Этих денег хватает на то, чтобы хоть как-то прикрыться: как выразился один наш гость, мы выглядим музеем без ощущения провинциальной нищеты. Притащить людей в музей сейчас очень трудно, а если поднять цену на билеты, то никто вообще не пойдет. В этом году мы сумели привлечь 2 млн внебюджетных денег. Летом организовали выставку, которая при цене билета в 80 руб. для взрослых и 50 руб. для детей принесла 1,2 млн. Из них большая часть пошла на восстановление дома Репина в Ширяеве. Даже при том, что нам помогает губернатор Самарской области, если у нас заберут бюджетные деньги, мы не просуществуем. Наша главная задача — сохранить коллекцию. Для этого нужна сигнализация, охрана, специальные условия. Да, сейчас это есть, но проходит три-четыре года, и все нужно обновлять. Поэтому мы зарабатываем как можем. Вот у нас в городе открылся шикарный магазин мужской одежды, который у нас устраивал банкет. Мы сняли из мраморного зала все, был джаз Бутмана. В результате мы получили за вечер 122 тысячи и сделали частичный ремонт. Те, кто придумал эту реформу, распоряжаются тем, чем они не имеют права распоряжаться, что принадлежит стране. Пусть нам дадут поддержку в виде одной строки в бюджете, мы разберемся, как ее потратить. Но пусть эта строка даст возможность поддержать музей в нормальном состоянии. У нас "хлебным" летом хорошая зарплата выходила около 3 тысяч. В месяц на зарплату уходит 130 тыс. руб., и налог на нее 35%. Учитывая еще налог на прибыль, получается, что вообще половина из того, что мы получаем, опять возвращается государству. Я думаю, что мы должны объявить единую забастовку на один день и выйти на улицу с людьми, которые ходят в музеи и нас поддерживают. Хотя сколько бы мы ни протестовали, как они решат, так и сделают. |
