По праву вождения

«Сядь за руль моей машины»: о пользе Чехова

В прокат выходит один из главных героев близящейся церемонии «Оскар», каннский призер из Японии — «Сядь за руль моей машины» Рюсукэ Хамагути. В этом фильме, снятом по малоизвестному рассказу Харуки Мураками, международная труппа ставит чеховского «Дядю Ваню» на четырех языках. Классическая русская пьеса становится кодом, благодаря которому герои могут услышать друг друга. Нам повезло, что эту премьеру не отменили: у постмодернистской японской драмы неожиданно мощный психотерапевтический эффект.

Фото: Bitters End

Фото: Bitters End

Текст: Василий Степанов

Вернувшись домой из-за отмененного авиарейса, театральный режиссер Юсукэ Кафуку (Хидэтоси Нисидзима) застает жену Ото с любовником. Шок не мешает ему выскользнуть из квартиры незамеченным и сохранить свое открытие в тайне. Кафуку вообще избегает сцен и откровенных разговоров: за годы, прошедшие с тех пор, как умерла их четырехлетняя дочь, взаимные чувства супругов не то чтобы остыли, но словно замерли в ожидании развязки. Общение сводится к сексу, после которого Ото, будто Шахерезада, делится с мужем эротическими сюжетами, которые она на досуге сочиняет, а затем ставит на телевидении. Одна из центральных для фильма историй — про школьницу, которая в прошлой жизни была миногой, а теперь тайно влезает в дом своего избранника, пока тот на занятиях. Ежедневные вторжения будоражат девочку — она мечтает быть раскрытой и в то же время трепещет при мысли об этом.

Увертюру, вводящую в сюжет «Сядь за руль моей машины», обрывает скоропостижная смерть Ото. Эти первые сорок минут трехчасового фильма обещают чуть ли не триллер в духе другой недавней экранизации Мураками — «Пылающего» Ли Чхан Дона. Но, едва набрав ход, фильм Рюсукэ Хамагути, напротив, радикально меняет тональность. С одной стороны, оставшиеся два с лишним часа — это производственная драма о том, как едва оправившийся от смерти жены главный герой ставит на театральном фестивале «Дядю Ваню». С другой — разговорная мелодрама, большая часть которой разыгрывается в крошечном пространстве красного «сааба-900». Автомобиль становится если не самостоятельным героем, то уникальным хронотопом, чем-то вроде исповедальной кабинки, где герои наконец могут рассказать о себе искренне. Управляет «саабом» молчаливая Мисаки (Токо Миура) — персональный водитель режиссера. Мисаки словно списана с персонажа только что сошедшей с российских экранов «Ночи на Земле» Джима Джармуша — Корки в исполнении Вайноны Райдер: та же бейсболка, те же кеды, мальчишеские жесты, сигареты. Закрытая, немногословная Мисаки несет в себе тайную травму сродни той, что хранит в себе Кафуку.

Кажется, цитата из Джармуша неслучайна, она указывает на принципиальные формальные свойства конструкции. «Сядь за руль моей машины» органично соединяет в себе драматургию Чехова и кинетику роуд-муви, многословную непритязательность Хон Сан Cу и нежные мотивы Харуки Мураками, который подхватил свое название «Drive My Car» у группы The Beatles.

«Сядь за руль моей машины» — произведение эклектичное, интертекстуальное, хитро собранное из как будто не пересекающихся в художественном пространстве смысловых пластов, постмодерн, лишенный цинизма. Хамагути, как и в прочих своих фильмах, формально изощрен. Он требователен к зрителю не только в том, что снова (после «Асако 1 и 2», где фигурировали «Три сестры») заставляет перечитывать Чехова, но и в том, как старательно плетет сложное драматургическое кружево, в котором нет несущественных героев, или сюжетов, или даже слов. Тут тот самый случай, когда длина имеет значение. Как маршрут из пункта А в пункт Б не может вдруг сделаться короче (каждое из многочисленных автомобильных перемещений в фильме говорит именно об этом), так и избавление главных героев от груза прошлого и чувства вины не может пройти по сокращенной схеме. В Канне-2021 этот бескомпромиссно длинный путь к катарсису (в данном случае это слово кажется неожиданно справедливым) привел Хамагути к призу за лучший сценарий.

Интуиция подсказывает, что весной 2022-го для российского зрителя «Сядь за руль моей машины» может иметь важный терапевтический эффект. «Дядя Ваня» — пьеса о растраченной жизни и превратно понятом долге — тут словно переходник, который позволяет подключиться к японской драме. Несложно узнать себя в горестном Кафуку, которого сжигает мысль о том, что он мог бы помочь жене, если бы действительно был с ней. Чувство вины, неприятие собственной слабости, самобичевание — это все наше родное. «Сядь за руль моей машины» — это и фильм о поиске языка, на котором можно говорить с самим собой. В парадоксальном спектакле, который ставит Кафуку, герои чеховской пьесы изъясняются на разных языках. Серебряков — на английском, дядя Ваня — на японском, Астров — на корейском, Елена Андреевна — на кантонском китайском, Соня — на языке жестов. Искусство непостижимым образом все-таки скрепляет эту вавилонскую башню воедино. Чехов в «Сядь за руль моей машины» звучит со сцены, звучит в зале для читок, звучит в автомобиле, где режиссер Кафуку зубрит текст. Чехов соединяет безутешного вдовца и безутешного любовника мертвой жены, режиссера и водителя, дает язык, который позволяет человеку расслышать ангелов, а ангелам — человека. А там и до неба в алмазах недалеко.


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...