Траченые иллюзии

В прокат выходит костюмная драма «Утраченные иллюзии» Ксавье Джанноли — экранизация романа Оноре де Бальзака с обязательным в таких случаях Жераром Депардье, который, впрочем, здесь играет небольшую, почти эпизодическую роль. Первый же план режиссер отдал молодым и подающим надежды, что не спасло картину от ощущения затхлой старомодности, считает Юлия Шагельман.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Пару раз в год французский кинопром собирается с силами и выдает размашистую картину вроде этой: в основе великое литературное произведение, биография выдающегося деятеля или важное историческое событие; немаленький (конечно, по меркам европейского кино) бюджет щедро потрачен на костюмы, дворцовые интерьеры и многочисленную массовку; на экране много знакомых лиц. В «Утраченных иллюзиях», помимо Депардье, играющего издателя Дориа, есть, например, Сесиль де Франс в роли госпожи де Баржетон, много талантливой молодежи и даже франко-канадский киновундеркинд Ксавье Долан, видимо зарабатывающий актерством на свои следующие режиссерские экзерсисы. В результате, как правило, выходит нечто, что можно рекомендовать к просмотру разве что нерадивым школьникам, желающим вместо изучения учебника или чтения обязательной программы по литературе быстренько узнать их краткое содержание. На «Утраченные иллюзии» Ксавье Джанноли, правда, все равно придется потратить два с половиной часа и при этом ознакомиться только примерно с третью романа Бальзака.

Понимая неподъемность задачи по утрамбовыванию пространного текста в стандартный хронометраж (этой книге, пожалуй, больше подошел бы формат сериала), Джанноли и два его соавтора сценария сосредоточились только на самой главной сюжетной линии: взлете и падении Люсьена Шардона, он же де Рюбампре. Для юного уроженца Ангулема, которого играет Бенжамен Вуазье, известный по фильму Франсуа Озона «Лето’85» и явно чувствующий себя не очень комфортно в антураже XIX века, «все началось с чернил, бумаги и любви к прекрасному», как гласят первые — и увы, далеко не последние — слова, произнесенные голосом закадрового рассказчика. В родном городе Люсьен работает в типографии, пишет стихи и крутит бурный роман с баронессой де Баржетон, покровительствующей искусствам в его молодом и привлекательном лице. Когда о связи становится известно мужу, любовники сбегают в Париж. Там по совету своей аристократической кузины маркизы д’Эспар (Жанна Балибар) Луиза бросает Люсьена, чья провинциальность и худородность компрометируют ее в глазах света, и молодой человек в одиночку отправляется в плаванье в мутных водах столичной «свободной прессы», позабыв о поэзии. Он изменяет сначала одним идеалам, потом другим, становится звездой и в конце концов теряет все — повесть, старая как мир и вечно актуальная.

Однако для переноса ее на экран авторы фильма выбирают самый школярско-прямолинейный метод — пересказ закадровым голосом, как будто даже не надеясь, что зрители способны разобраться в происходящем самостоятельно. Положим, иногда такой комментарий действительно необходим (например, для объяснения политической ситуации во Франции периода второй Реставрации). Но когда он начинает описывать, что думают и чувствуют персонажи ровно в тот момент, когда они это думают и чувствуют, это звучит прямо-таки невежливо по отношению к актерам, которые, надо отдать им должное, по мере сил стараются вдохнуть жизнь в тяжеловесный сценарий. Некоторым это даже удается: например, Венсану Лакосту, играющему беспринципного газетного редактора Лусто, или Саломе Деваэль, извлекающей максимум из несильно благодарной партии актрисы Корали. Но другие их коллеги часто выглядят настолько задушенными корсетами, крахмальными воротниками и пышными галстуками, что силы у них остаются только на то, чтобы нести на себе костюм — и ни на что другое.

Самое интересное в фильме — это не похождения Люсьена, а изображение того, как функционируют СМИ, в котором без труда можно усмотреть параллели с современностью. Фейковые новости, кликбейт, разворачивание информации разными сторонами в зависимости от того, кто выступает заказчиком,— все это уже было во времена Бальзака и по-прежнему существует, пусть иногда в чуть более изящном исполнении. Однако Джанноли хоронит эту мысль под ворохом исторических деталей и многословных объяснений, в которых она полностью теряется, а вся история начинает казаться пыльным анекдотом давно минувших лет, совсем неинтересным сегодня.