Денис Азаров не так давно возглавил Театр Романа Виктюка и выпускает уже вторую большую, многолюдную премьеру — после обэриутского «Пира» пришло время «Мертвых душ» Гоголя. Логика здесь есть. Понятно, что режиссера интересует родной отечественный сюр, чрезвычайно узнаваемый, но при этом одной ногой стоящий по ту сторону быта, реальности, да и просто жизни. Рассказывает Ольга Федянина.
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Фото: Владимир Яроцкий / пресс-служба Театра Романа Виктюка
Трехчасовой спектакль Азарова с первых минут представляет «мертвые души» как метафору — со всеми ее достоинствами и недостатками. Узнаваемо и сюрреалистично пространство, обустроенное сценографом Николаем Симоновым и состоящее из двух «этажей»: внизу — какие-то выморочные вокзальные переходы, проходы и углы, вверху — прозрачная галерея, то ли аэродинамическая труба, то ли вагон электрички, то ли просто кусок крытого перрона. Короче, вокзал. На нижнем этаже скопление народа происходит с самого начала спектакля — в ком-то из них можно узнать персонажей гоголевской поэмы, но в общем и целом это живописный люмпенский сброд, курящий, торгующий пирожками, выставляющий себя напоказ, ворующий, заливающий время водочкой. Время у этой толпы как будто бы остановилось, что-то в ней есть от нэпманской Москвы 1920-х, что-то от дикой уличной торговли «лихих девяностых», что-то от дня сегодняшнего. Это, похоже, те самые мертвые души — вездесущие и бесправные, жалкие и пугающие. Из их кучи-малы будут появляться один за другим гоголевские персонажи, сами почти неотличимые, неотделимые от вокзального сброда. И в эту кучу-малу из светящейся аэродинамической трубы спустится «приезжее Инкогнито», статный господин, приятный во всех отношениях и окруженный небольшой свитой. Павел Иванович Чичиков.
Даже по описанию, вероятно, заметно, что он тут прибывает не столько как гоголевский персонаж, сколько как булгаковский. Сергей Епишев в роли Чичикова — рослый импозантный авантюрист, элегантно кутающийся в собачью шубу, которая плохо притворяется лисьей, несет на себе саркастическую печать преисподней. Конечно, это Воланд со свитой попадает в русский привокзальный ад. И два его подельника, Петрушка и Селифан (Дмитрий Тадтаев и Степан Лапин), похожи на Коровьева и Азазелло больше, чем на кучера и лакея. В конце спектакля Чичиков сбежит все в ту же аэродинамическую трубу, а из нее — по-мюнхгаузеновски вверх по лестнице, куда-то в колосники, под крышу, в утробу театральной машинерии. В промежутке же успеет провести массу встреч со всеми представителями мира мертвых душ — и ни с кем не найдет общего языка. И сладчайший Манилов (Иван Иванович), и «браток» Ноздрев (Дмитрий Голубев), и солдафон Собакевич (Дмитрий Жойдик), и похожий на оживший тюк грязного белья Плюшкин (Дмитрий Бозин), и хваткая дура Коробочка (Людмила Погорелова) — все они будто появились прямиком из чьего-то ночного кошмара, чтобы повстречаться с обаятельнейшим Павлом Ивановичем. Как и у Булгакова, в спектакле Азарова выходцы из условной библейской преисподней натыкаются на безусловную преисподнюю русской реальности, и еще неизвестно, кто здесь больше бес.
И кружение мертвой толпы, и абсурдистские диалоги — все это вполне красочно и эффектно придумано, поставлено, разыграно. Но чем дальше движется история, тем больше у этой гоголевско-булгаковской метафорической вселенной возникает проблем.
Главная из которых заключается в том, что, говоря совсем простодушно, Воланд не Чичиков. Драматическое напряжение гоголевского сюжета на том и держится, что у дражайшего Павла Ивановича интерес не метафорический, а совершенно реальный, коммерческий. Он, как мы помним еще из школьной программы,— «приобретатель», и души эти ему нужны позарез. Воланд-Чичиков в спектакле Азарова — не приобретатель, а наблюдатель, его сюда занесло каким-то авантюрным ветром. Никакого серьезного интереса в покупке у него нету, не потому, что прекрасный актер Епишев этот интерес не в силах сыграть, а потому, что этот интерес не имеет никакой функции в режиссерской концепции Азарова, он драматургически здесь не работает. Собственно, сам торг здесь меньше всего интересен. И чем дальше, тем больше хочется спросить этого Чичикова: а что ты здесь, родной, забыл, не поехать ли тебе, право, обратно, в Москву, на Патрики, там тебе будет комфортнее, а души там тоже мертвее некуда.
Драматург спектакля Ольга Никифорова придумала историю, очень по-театральному дополняющую гоголевский сюжет и призванную создать для него своего рода обрамление, а главное, дающую возможность прозвучать авторскому тексту, ни интонационно, ни сюжетно не укладывающемуся ни в какие диалоги между персонажами. Кроме Чичикова здесь появляется еще один персонаж, который приезжает в начале и уезжает в конце — не по своей воле. Персонаж, у которого в уездном городе N тоже есть свой деловой интерес. Это молодой следователь (Иван Степанов), который гонится по стране за Чичиковым, расследуя его мошенничество. Местная полиция в лице беспредельщика-участкового (Михаил Руденко) поначалу следователю азартно помогает, но в конце концов ему приходится уехать несолоно хлебавши, а папку с ботиночными тесемками и надписью «Дело» выкинуть в мусорный бак. И все те увлекательные истории, которые ему по ходу спектакля расскажут друзья, сослуживцы и слуги Павла Ивановича Чичикова, нужно понимать, до суда никогда не дойдут.
Проблема этой рамки в том, что она в некотором смысле слишком самостоятельна для истории, сделана из не подходящего к ней материала. Следователь собирает в свою папочку как раз того самого Чичикова, который «приобретатель», это жизненный путь проходимца, карьериста, подхалима, жулика, короче, очень конкретного — и страшно узнаваемого и актуального — гоголевского Чичикова, которого в спектакле как бы и нету, он здесь не столько неуловимый, сколько, в общем-то, лишний. Но азаровский Гоголь получился о том, что перед мертвыми душами даже дьявол бессилен, а не то что какой-то жалкий приобретатель.