На Малой сцене театра "Балтийский дом" театр "Потудань" показал премьеру спектакля "Пир во время чумы", поставленную, как и все спектакли театра "Потудань", режиссером Русланом Кудашовым. Комментирует ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Куклы, костюмы, пластика живых актеров, все в "Пире во время чумы" выдержано в формах и красках темного средневековья. Сценогарфия скупа, но выразительна. На пустой сцене огромные часы, в них в нужное время открываются окошечки, в которых как в вертепном ящике куклы повторяют сцены, которые только что были сыграны живыми актерами. Когда часы поворачивают в нижнем их ярусе видны шестеренки и какие-то механизмы, которые отсчитывают и отмеривают что-то пока герои существуют в дольнем мире. А верхний ярус в свою очередь превращается в площадку горнего мира, где обитает чистый дух, зримый и осязаемый, это и есть Матильда, которая теперь не может больше разговарить с другими людьми, но может видеть их, и даже может заступпаться за них перед одетой, понятно, в черный балахон чумой.
От греха прямолинейности спектакль спасает то, что "Пир во время чумы" демонстрирует не простой, а какой-то многослойный, абсолютно далекий от бытового реализма театр в театре. Помимо двойничества живых актеров и кукол, свою двойную жизнь ведут и часы, помимо своей метафорической нагрузки, они служат еще и повозкой, в которую впрягается странная бродячая труппа, питающаяся исключительно хлебом и вином — читай, помнящая о плоти и крови Христовых. Лейтмотивом, лирическим смыслом плотных, густых, красочных картин "Пира во время чумы" оказывается легкое белое перышко. Герои спектакля редко, но неоднократно как высшую благодать ловят эти слетающие к ним свидетельства чей-то святости. И почему-то сразу становится понятно, что это перышко как минимум доказывает близость существования ангелов и сулит что-то очень хорошее.
Конечно все эти перышки и часы заставляют вспомнить о том, что когда твое земное время будет взвешано, то твой дух должен быть не тяжелее перышка, от этого зависит твое существование в вечности. И конечно трудно обойтись без того, чтобы не упрекнуть "Потудань" хотя бы в морализаторстве. А с другой стороны, все эти упреки можно просто взять, да и перместить на критических весах в чашу заявленной аутентичности, ведь и жанр моралите — средневековый, как и мистериальный театр, "Пир во время чумы" заставляет о них вспомнить. А в другой чаше тогда должно оказаться знание, что эти безусловно религиозные в своей основе, разделение и двуединство тело и духа, не столь уж парадоксальны для кукольников.