Среди многих талантов Дягилева был дар, важнейший для импресарио: он умел доставать деньги на свои проекты. Изобретательность, предприимчивость, находчивость, присутствие духа, дар убеждения, склонность к интригам и авантюрам он проявил с первых же шагов на поприще антрепренера, где шипов оказалось едва ли не больше, чем роз. Но был и другой — противоположный — дар: он тратил с размахом, широко и безоглядно. А потому всю жизнь балансировал на грани финансового краха, жил в отелях, не имея собственного угла, а после смерти не оставил ничего, кроме небольших долгов и коллекции книжных раритетов.
Дягилев (в центре) легко пленял богатых дам и легко жертвовал верными друзьями (включая Льва Бакста, слева)
Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images
Дягилев (в центре) легко пленял богатых дам и легко жертвовал верными друзьями (включая Льва Бакста, слева)
Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images
Балетом Дягилев вообще-то поначалу не интересовался, он возник в его жизни случайно — и тоже из-за нехватки средств. В 1909 году в Париж должна была ехать опера, балет планировался как пикантный довесок. Все было отлажено: получено покровительство сразу двух представителей правящей династии, обеспечено расположение всесильной Матильды Кшесинской, обещана государственная субсидия в 20 тыс. руб., выданы в аренду костюмы и декорации из Мариинского театра. Все обрушилось за три месяца до отъезда в Париж: скончался один из покровителей — великий князь Владимир Александрович, разгорелась ссора с Кшесинской. В субсидиях антрепризе отказали, в декорациях и костюмах — тоже. Артистов, заключивших контракты с Дягилевым, зачислили в разряд неблагонадежных.
Казалось, все кончено. Но Дягилев умчался в Париж. Уболтал парижских дам, те организовали подписку, собрав необходимые для гастролей средства. Программу срочно пересмотрели: от опер осталась лишь «Псковитянка», нареченная «Иваном Грозным», и половецкий акт «Князя Игоря», зато Фокину предстояло поставить два новых балета. Через два месяца не имевший ни гроша Дягилев вывез за границу 300 артистов из Москвы и Петербурга — балет, оперу, хор и 80 человек оркестра. Среди артистов — Федор Шаляпин, Анна Павлова, Тамара Карсавина, Вацлав Нижинский.
Успех русской антрепризы в художественной столице мира рос с каждым представлением: ежевечерние аншлаги, восторженные рецензии, признание светского и творческого истеблишмента — от Огюста Родена до Айседоры Дункан. Цены на билеты взвинтили почти вдвое. И все же недостача первого балетного сезона составила 45 тыс. франков — слишком дорого обошлась предгастрольная подготовка.
Триумф, которым завершился первый балетный сезон, ошеломил даже его участников, тем более недругов. Директор Императорских театров Владимир Теляковский отметил в дневнике: «Все знают, что он врет, но все загипнотизированы его твердой волей...»
Неодолимое личное обаяние и магическая харизма Дягилева в самом деле срабатывали безотказно. И очень многие помогали ему безоглядно, вовсе не рассчитывая на возвращение денег. Но, всецело завися от своих кредиторов, Дягилев практически не делал уступок их вкусам: художественную политику сезонов он проводил совершенно самостоятельно. И на сторонний взгляд — совершенно безумно. Пренебрегая спектаклями, стопроцентно делавшими кассу, Дягилев мог заказать новый балет в последний момент, назначив его премьеру в разгар уже утвержденных гастролей.
«Безумие» Дягилева стоило очень дорого. На устройство «Русских сезонов» ему ежегодно приходилось добывать колоссальные средства, и ежегодно при всех успехах предприятие с трудом сводило концы с концами. Труппа не раз была на грани банкротства. Николай Рерих вспоминал, что как-то вечером в ресторане Дягилев объявил: «Вы заслужили спокойный ужин; ведь сегодня мы были совершенно разорены, и только пять минут назад я получил сведения, что нам не угрожает продажа с торгов».
Но, глядя на самоуверенного вальяжного барина-импресарио, нельзя было даже заподозрить ничего подобного. Никто из зрителей и предположить не мог, что спектакль задерживается из-за появившихся в театре судебных исполнителей и что занавес все-таки поднялся лишь благодаря Мисе Серт, светской львице и верной подруге Дягилева, выложившей им наличные тут же в зрительном зале.
Главной финансовой катастрофой антрепризы стала грандиозная постановка «Спящей красавицы» в Лондоне в 1921-м. По замыслу Дягилева, в лондонском театре «Альгамбра» в течение девяти месяцев должен был идти самый блистательный спектакль российского императорского балета во всем великолепии своих трех актов. Но любви к классическому балету Лондону хватило на два месяца — публика, привыкшая к одноактным спектаклям, с трудом выдерживала грандиозную конструкцию «Спящей». Сборы катастрофически падали. Директор театра «Альгамбра» Эдвард Столль, ссудивший Дягилеву деньги, потребовал выписать из Парижа костюмы и декорации «Русского балета», чтобы спасти положение ударными дягилевскими спектаклями. Дягилев принял нестандартное решение: артистов отправил в отпуск, а сам рванул в Париж. Коко Шанель вспоминала: «Он сбежал из Лондона, потому что не мог расплатиться с долгами. Сходил с ума, не зная, что предпринять. Я осмелилась: "Сколько вам нужно, чтобы уладить дела в Лондоне и вернуться во Францию?" Он назвал какую-то сумму, совершенно не помню какую. Я тут же дала ему чек». Секретарь Дягилева Борис Кохно утверждал: на 200 тыс. франков.
При этом Дягилев не баловал своих артистов: насаждая в труппе железную дисциплину, держал артистов в черном теле, хоть и селил их в хороших отелях. Просьбы же о прибавке жалованья пресекал в корне, заявляя, что силой никого не держит. Вацлаву Нижинскому, пока тот был его любовником, вообще не платил гонораров: «Зачем тебе деньги? Скажи, что тебе надо, и тут же все будет».
С чудовищной легкостью Дягилев расставался с людьми, не принимая в расчет ни дружбу, ни любовь, ни былые заслуги и услуги. И не церемонился с гонорарами: прогорев со «Спящей красавицей», не заплатил Льву Баксту ни за декорации трехактного балета, ни за сто костюмов, сделанных в авральные два месяца. Но почти все, знавшие Дягилева, его боготворили.
Последний, 22-й сезон антрепризы закончился в Лондоне чрезвычайно успешно. Прощаясь с труппой перед отпуском, Дягилев был грустен и нежен: «В первый раз за все годы я спокоен за будущее. Ангажементами мы обеспечены, контракты подписаны. Вы заслужили отдых». Сам он отдохнуть не успел: в Венеции болезнь сожгла его в десять дней. Мися Серт, как всегда в страшные минуты, была рядом. Дягилев угас перед рассветом 19 августа 1929 года. Хоронили великого импресарио на деньги Коко Шанель, случайно заехавшей в то время в Венецию.