|
Адепт реставрации |
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ, "Ъ" |
— Как вы пришли в реставрацию?
— Я потомственный реставратор. У меня двое братьев, и все мы занимаемся реставрацией. Мой сын — скульптор, но тоже занимается реставрацией, племянник реставратор, в работе над храмом Христа Спасителя принимал участие.
— Вы тоже начинали с работы руками?
— Да. После рабфака — институт, аспирантура, потом преподавал в Плехановском институте.
— На каком факультете учились?
— На общеэкономическом.
— А на реставратора вас где учили?
— Не учили. Это я, что называется, всосал с молоком. Я в реставрации всю жизнь. И братья мои специально реставрации не учились: позаканчивали какие-то институты, а потом все равно пришли к реставрации.
— С чего начиналась фирма "Смирвальд"?
— В 1989 году с мастерской в 12 метров на Старом Арбате в доме Пороховщикова. Мы постепенно росли и уже хотели там открыть музей мебели. Но здание передали с баланса на баланс, появился наследник — актер Александр Пороховщиков, здание построил его прадед. А нам с помощью Святослава Федорова дали эту усадьбу XVIII в. Мы сами ее реставрировали специально под музей мебели.
— Откуда брали музейные экспонаты?
— В основном приносили арбатские старушки, что-то на помойке находили. Когда расселяли Старый Арбат, молодежь обставляла квартиры, и старая мебель им была не нужна — ее несли к нам. А сейчас уже антикварные салоны появились. Там, знаете, какие цены? А тогда всю эту мебель выбрасывали.
— Чем вы больше занимаетесь: мебелью, зданиями?
— Сейчас занимаюсь добыванием денег, чтобы содержать этот музей.
— Какими путями добываете?
— Реставрируем все что угодно. У нас своя фабрика мебельная небольшая на Шаболовке. Делаем не только мебель: интерьеры, здания.
— А частные заказы принимаете?
— Только у очень хороших знакомых. Классическая реставрация — это такая вещь, которая денег не приносит. Фирм, которые занимаются классической реставрацией, осталось не очень много. А деньги — это быстрая реставрация. Люди купили новую итальянскую мебель и поцарапали, или она потрескалась. Она недолговечная, там очень тонкий шпон. У нас есть специальная "скорая помощь". Я высылаю ребят со специальным чемоданчиком: воски, краски и прочее. Многие реставраторы, которые с нами начинали, пришли именно к этому.
— Все предпочитают новодел?
— Как все это происходило: деньги быстро зарабатывались и быстро тратились. Человек быстро покупал дом, и ему надо было быстро его обставить. Он шел в салон и говорил: "Хочу это, это и это". И все, обстановка есть. А в реставрации все долго. Вот видите кресло? На то, чтобы его отреставрировать или сделать копию, нужно как минимум полгода. Представляете, сколько нужно прождать, чтобы обставить квартиру такой мебелью?
— Как процесс происходит? Что вы с этим креслом делать будете?
— Креслу сто лет, и каждые десять лет его обивали новой тканью, а гвозди никогда не вынимали. Мы их вытащим и вставим деревянные палочки, смазанные клеем. Древесину рассохшуюся из ножек тоже вынем и заменим деревянными вставками.
— У вас заказывают копии музейных экспонатов?
— Бывает часто.
— И вы говорите: "Это кресло будет стоить..."
— Это каминное кресло XVIII века, набитое морской травой, требующее специального лака, будет стоить тысячи три-четыре, на которые мы еще набрасываем накладные расходы.
— Но надо ждать, а в антикварном салоне можно купить сразу...
— Если человек идет в антикварный салон, он потом все равно приходит к нам. На последнем антикварном салоне одна знакомая шкаф присмотрела — модерн. Я, говорит, была готова к сумме в $10 тыс., $20 тыс., но когда они назвали сумму $180 тыс... Пыталась, говорит, сфотографировать, но меня там гоняли.
— Конкуренция среди реставраторов жесткая?
— Конкуренции в реставрации нет. Сейчас так мало реставраторов в Москве... С мастерами трудно — получился провал в профессионально-техническом образовании. Раньше реставраторов готовили художественные училища, потом этот процесс прекратился. Сейчас опять возрождается. У меня пять человек проходят преддипломную практику. Защищать дипломы будут на нашей мебели. Но из десяти ребят, которые заканчивают училище, может, один, дай бог, станет реставратором. Мы хотим организовать школу реставрации при музее. Сейчас реставрируем соседнее здание, конюшню. Там будет самая современная в Европе мастерская. Вот, например, камера специальная, чтобы вытягивать вредные пары, пока реставратор лак наносит.
— Сколько хороший реставратор зарабатывает?
— От $500 и выше. Вот эта вещь, скажем, стоит $3 тыс. На нее уйдет полгода, причем ничего другого одновременно с ней реставратор делать не сможет.
— Бывают заказчики, которые хотят копию не антикварной, а современной вещи известных дизайнеров?
— К нам сейчас обратилась организация — суд, они хотят красивый стол для заседаний, не антикварный. Просто понравилась вещь, хотят такую же. Часто приходят дизайнеры, которые оформляют квартиры. Они заказывают мебель по своим собственным эскизам.
— Расскажите, как вы реставрировали мебель для "Националя"?
— Это наш самый большой проект. Там уникальная мебель: ампир, модерн. Практически вся обстановка дорогих номеров сохранилась со дня основания гостиницы. Состояние было, конечно, не лучшее. Клиенты мебель особенно не берегут. Накладочки отрывали на память. Закончили года три назад, как раз к открытию. Еще "Метрополь" мы реставрировали, во многих музеях наша мебель. Потом в Доме ученых у нас было очень много мебели, для Останкино мебель делали, для Кусково.
В Белом доме была интересная работа: там, когда тушили пожар, окатили стену в Наградном зале водой — и французский лак "поплыл". Мы все архивы подняли, нашли рецептуру, как он складывается, какие эмали используются, и восстановили. В Кремле реставрировали, у нас даже грамота от Бородина есть. В Госдуме реставрировали антикварную мебель, двери уникальные с резьбой — это все старенькое, губернаторское. Так что мы по верхам прошлись.
— Сейчас есть крупные проекты?
— Петровский дворец мы начали, но процесс приостановился. Шесть лет уже реставрируют, проблемы с финансированием. Мы хотели воссоздать там русскую ампирную мебель.
— Такие интересные заказы достаются по конкурсу?
— Раньше не было такого, это сейчас обязательно тендер надо провести.
— Значит, вы самые профессиональные?
— Я не могу сказать, что мы самые профессиональные. Есть и другие профессиональные реставраторы, но у нас в фирме сменилось уже три поколения мастеров. Первое было в 1989 году, когда развалился Союз реставраторов. Ребята собрались вместе и организовали фирму "Смирвальд", потом организовали свое дело, потом пришли следующие. Ребята, которые у нас сейчас практику проходят, уже будут четвертым.
— Как рынок меняется с течением времени?
— Я не работаю на частном рынке, я работаю с государственными учреждениями. Но люди уже кое-чего нахватались, стали коллекционировать. Сейчас уже 13-й Антикварный салон мебели прошел. Антиквариат становится все дороже и дороже. Появилась мебель из Голландии, Новой Зеландии, но она плохо просушена, там другой климат. Мебель коробится, потом с ней к нам приходят.
— Московские цены на антиквариат как-то соотносятся с ценами на международном рынке?
— На международном рынке антикварная мебель гораздо дешевле. Мы закрытая страна: мы не можем вывозить антиквариат, можем только ввозить.
— Какой мебели мало, какая выше ценится?
— Мало русской крепостной мебели, я хочу ее как можно больше собрать в своем музее. Она уникальна тем, что изготовлена в отдельно взятой усадьбе одним человеком без всякого образца. Она всплывает на международных аукционах, а у нас этой мебели все меньше и меньше. До XVIII века русской мебели вообще, можно сказать, и не было — вся только привозная. Когда императорский дом на дачу выезжал, всю мебель с собой везли.
— Значит, на аукционах продают в основном иностранный антиквариат?
— Нет. Просто некоторые делают так. Берут, например, подлокотник и делают из него кресло или из одного кресла делают два. Для продажи это делается. Называется "фуфел".
— Покупателю об этом не говорят?
— А зачем? И очень много таких предметов я вижу на антикварных салонах. Иногда это на первый взгляд можно определить. Например, когда продается 12 стульев из одного гарнитура XVIII века. Этого же в принципе не может быть, чтобы они все сохранились.
— Начинается скандал?
— Никакого скандала. У нас, например, такой цели — продавать — нет; и магазина антикварного нет.
— Если вещь сделана с участием двух "родных" досок, это реставрация?
— Меньше 25% "старого материала" — это воссоздание. Видите диванчик? Это бабушка одна принесла деревяшки в мешке. Настоящий пушкинский диванчик, английский. Мы в свое время много мебели реставрировали в Пушкинском музее. Директор музея Богатырев узнал, что у нас появился такой диванчик, и говорит: "Давайте меняться!" У него как раз четыре кресла такие. Предложил в обмен два стульчика и каминные часы, но, поскольку музей государственный, он должен был согласовать. Прислал женщин-инспекторов, они посмотрели на груду деревяшек и говорят: "Вы с ума, что ли, сошли, Евгений Анатольевич? Какие-то деревяшки менять на два шикарных стула да еще часы!" А где-то полгода назад пришли они ко мне на экскурсию, увидели диванчик и были неприятно поражены. Такого нет больше нигде: ни в Петербурге в музее, ни в Москве.
— А если кто захочет его купить за любые деньги?
— Нет, не продам. Копию — сделаю.
— Есть какой-то стиль, век, который сейчас в моде?
— В мебели такого нет. Кто-то собирает ампир русский, кто-то французский, кто-то карельскую березу. Кто что прочитал или узнал.
— А какая мебель дороже?
— XVII век дороже, но он не представляет интереса для обстановки квартиры: неудобно, неказисто. Вообще, трудно сказать. Есть два человека — один продает, другой покупает. Если покупатель говорит: "Хочу именно такой столик!", то продавец может назвать любую цену, лишь бы покупатель смог заплатить.