Искусство проливать кровь
Памяти Германа Нитча
В Австрии на 84-м году жизни скончался Герман Нитч, последний из венских акционистов, кто до конца своих дней вел активный акционистский образ жизни. В 2010-е Нитч неожиданно оказался очень популярен в России и даже приезжал в Москву, что неудивительно, ведь среди своих вдохновителей он называл москвичей Скрябина и Кандинского.
«Без названия (Schuettbild mit Malhemd)», 1989
Фото: © Hermann Nitsch Foundation
Герман Нитч (1938–2022) умер в Мистельбахе, небольшом городке в Нижней Австрии,— неподалеку находится тот самый замок Принцендорф, который Нитч с женой купили в 1971 году, чтобы со временем превратить барочное поместье в сценическую площадку «театра оргий и мистерий». В самом же Мистельбахе в 2007 году открылся Музей Нитча — сейчас в нем проходит выставка, посвященная последней большой работе художника, постановке «Валькирии» для Байрейтского фестиваля 2021 года. Нитчу доверили оформление концертной версии оперы, и он трансформировал спектакль в одну из «Malaktion», «живописных акций» (все Нитчевы акции пронумерованы и делятся на две категории: «живописные акции», в результате коих получаются огромные, залитые потоками краски картины, и просто «акции», оргиастические действа с участием множества обнаженных статистов, этаких живых холстов, обливаемых кровью жертвенных животных). Фотографии и видеозапись оперы документируют процесс появления гигантских настенных и напольных картин: пока солисты, выдвинувшиеся на авансцену, поют, ассистенты Нитча, вооруженные ведрами с пигментами разных оттенков, деловито плещут краской на холсты, лежащие на планшете сцены, так что на них образуется соцветия большущих клякс, или же льют краску на холсты задника, так что на них возникают истончающиеся книзу красочные ручейки. Красочная гамма, утверждал Нитч, и сам писавший музыку, непосредственно корреспондирует с вагнеровскими тональностями. Нитч рассматривал «Валькирию» как эскиз к «шестидневной пьесе», которую собирался поставить летом 2022 года в Принцендорфе,— он звал Принцендорф своим Байрейтом.
Герман Нитч
Фото: Heinz Cibulka
Выпотрошенные, истекающие кровью и распятые туши, щедро политые жертвенной кровью и привязанные к крестам статисты, художник-епископ в заляпанной краской или кровью далматике (эти участвующие в «живописных акциях» «живописные рубахи», Malhemd, потом срастаются с холстами «политых картин», Schuettbild) — современное искусство в форме перверсивной католической литургии с постоянными реверансами барокко. Журналисты провозгласили Нитча «самым скандальным из венских акционистов», что, конечно, неверно — правильнее было бы назвать его самым долгоиграющим (Гюнтер Брус, единственный, кто еще жив из великолепный четверки, в последние годы не занимается искусством по состоянию здоровья). Годом рождения венского акционизма (термин позднее изобретет верный попутчик и соратник венских акционистов Петер Вайбель) считается 1962-й, когда Герман Нитч, Отто Мюль и вскоре отошедший от акционистких дел Адольф Фронер устроили акцию «Кровавый орган», выпустив к ней одноименный манифест. В манифесте, провозглашавшем искусство «всего лишь средством для извращенной жизни», кажется, было больше от Мюля, негласного лидера будущего неформального объединения венских акционистов. А в самой акции — четырехдневное священнодейственное затворничество завершилось представлением публике колоссальной (девять метров в длину и два в высоту), писанной кровью по джутовому холсту «кроваво-органной картины» и ритуальным распятием мертвого ягненка, недвусмысленно отсылавшим к евангельскому Агнцу Божиему,— явно было больше от Нитча. Идея «театра оргий и мистерий», в котором бы разыгрывалась «шестидневная пьеса» — синтетическое действо, Gesamtkunstwerk, в форме христианско-дионисийского ритуала, гибрида оргии и мессы, где бы лились реки краски, крови и вина, где были бы задействованы все чувства, вплоть до обоняния и вкуса, и где бы зрители и участники переживали коллективный экстаз, катарсис и просветление,— возникла у Нитча в 1957 году. Первая «шестидневная пьеса», она же акция под номером 100, была разыграна в Принцендорфе только в 1998 году.
Пространство Музея Нитча в Мистельбахе, помещающегося на бывшем заводе, устроено наподобие храмового, и в нем есть нечто вроде крипты с тайной лабораторией священника-алхимика — там можно видеть Нитчевы коллекции запахов и пигментов, аранжированные в форме аптечных инсталляций. Цветовые таблицы Нитча забавным образом напоминают о Матюшине — сам он, впрочем, вряд ли знал о его существовании, но часто говорил о Кандинском, Шёнберге и Скрябине как источнике своих синестетических экспериментов в области звучащего цвета и цветного звука. Эта троица входит в его обширный пантеон, где представлены Вагнер, Ницше, Майстер Экхарт, Дюрер, Гете, Рунге, немецкие романтики и немецкие мистики всех мастей — «после Освенцима» мало кто из художников решался так запросто обращаться к самым скомпрометированным нацистской идеологией пластам немецкой культуры, однако Нитча надежно защищала репутация скандалиста и революционера эпохи 1968-го.
Действительно, в середине 1960-х он имел множество неприятностей с правоохранительными органами: суды, аресты, закрытия выставок, отмены лекций, запрет на творческую деятельность — с этим сталкивались и Мюль, и Брус, и только Рудольф Шварцкоглер, не склонный к публичной перформативности, счастливо избежал подобных осложнений (если только слово «счастливо» применимо к человеку, покончившему с собой в 28 лет). В 1967-м Нитч, уже прославившийся на международной сцене (годом ранее он выступал на легендарном симпозиуме «Разрушение в искусстве» в Лондоне), уехал от греха подальше из Австрии, несколько лет провел в Германии и Америке и, таким образом, не участвовал в самом главном и самом скандальном коллективном выступлении венских акционистов — в акции 1968 года «Искусство и революция» в Венском университете. В Австрию он вернулся, когда венский акционизм выдохся и группа распалась: Шварцкоглер был мертв, Брус, великий рисовальщик, исчерпал свою акционистскую энергию и ушел в графику, Мюль занялся строительством собственной художественной коммуны (этот социально-утопический эксперимент закончится длительным тюремным заключением — Мюль сядет по педофильской и наркотической статьям, так что вопрос, кто из них был первым скандалистом, не стоит). Замок Принцендорф стал штаб-квартирой, где разрабатывался и начал осуществляться план «театра оргий и мистерий» — постепенно постановки переместились с авангардных «документ» на респектабельные театральные сцены.
Если в начале карьеры Нитча, как правило, обвиняли в непристойности и оскорблении религиозных чувств, то по мере развития принцендорфского проекта он все чаще привлекал внимание зоозащитников. Отбиваясь от борцов за права животных, он сумел протащить в искусство Вагнера и Ницше, романтизм и барокко, ритуал и театр, мистику и ауру, зрелищность и крупную форму, пафос и религиозное чувство — словом, все то, что в революционном искусстве эпохи 1968 года попадало под подозрение. К тому же его «театр оргий и мистерий» был искусством глубоко почвенным, но в хорошем, локально-патриотическом смысле. Из четверки венских акционистов коренными венцами были только двое, Шварцкоглер и Нитч. Отец Нитча, как и отец Шварцкоглера, погиб на фронте в России — сам Нитч часто вспоминал о военном детстве, проведенном в венских бомбоубежищах, но его послевоенное детство и отрочество прошло в Принцендорфе, где жила вся родня и куда он был рад вернуться в 1970-е. В кровавых оргиях-мистериях принято видеть отражение военной травмы, но вообще-то Принцендорф и Мистельбах находятся в самом сердце Weinviertel, винного района Нижней Австрии, где и католичество, и дионисийство стали частью культурного ландшафта и кровь давно претворилась в вино (продолжением Музея Нитча, входящего в состав Краеведческого музея Мистельбаха, служит сельскохозяйственный маршрут «Путь Диониса» — этакая краеведческая кальвария с остановками у виноградников, овчарен и свинарников). Словом, к глобальной истории про то, как молодые радикалы с возрастом превращаются в художественный истеблишмент, здесь примешиваются занятные локальные сюжеты.
К тому времени, когда в Принцендорфе прошла первая «шестидневная пьеса», Нитч забронзовел и превратился в важный экспортный бренд австрийской культуры — в этом качестве он спустя десятилетие и появился в России. В 2010 году Stella Art Foundation, усиленно налаживавший культурно-дипломатические связи с Австрией, организовал небольшую выставку Нитча и даже привез самого художника в Москву, устроив что-то вроде его творческого вечера. В 2019-м Нитч стал участником 8-й Московской международной биеннале современного искусства — эта странная выставка проходила в Третьяковской галерее на Крымском Валу, в залах бывшего ЦДХ, и была сделана на основе коллекции венской Альбертины, директор которой Клаус Альбрехт Шрёдер давно сделался большим другом России и российского спонсорского капитала. На биеннале выставили три «Стояния крестного пути» из перформативно-живописного «Черного цикла» и сыграли симфоническое сочинение Нитча, посвященное Москве. А в 2020 году московский роман продолжился щедрым даром: Нитч преподнес Третьяковской галерее три перформативно-акционистские картины. Этот дар мог бы стать началом нового этапа в жизни Третьяковки — все национальные галереи со временем переходят национальные границы своих собраний, и работы венского классика выглядели прекрасным основанием для коллекции мирового современного искусства. Зоозащитники, растратившие все силы на борьбу с Яном Фабром в Эрмитаже, не протестовали, религиозные чувства россиян оскорблены не были — теперь понятно, что «кровавый Герман» посетил Россию во времена относительно вегетарианские.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram