Институт ядерной лирики |
Фото: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО, "Ъ" |
Академик Курчатов едва ли рассчитывал, что половина людей, паботающих на территории его института, будут коммерсантами |
Реактор
— Раньше здесь жили совы,— говорит наш экскурсовод Наталья, когда мы миновали суровый курчатовский кордон. Обыскав машину, суровые люди с автоматами честно предупредили, что если будем снимать в неположенных местах, то лишимся аппаратуры.— Теперь остался только орел с орлятами. Яблочки еще у нас растут вполне съедобные... Когда-то люди боялись сюда ехать, даже таксисты отказывались везти сотрудников, из-за радиации. Хорошо было, просторно. А теперь считается самый чистый район в Москве. "ДОН-строй" приезжал недавно, рекламный ролик снимал с этими нашими яблочками.
Через пять минут мне предстоит первое в жизни увеселительное путешествие на атомный реактор, и я с особым чувством представляю себе руководство "ДОН-строя", уплетающее перед камерами растущие в курчатовских садах чудо-яблоки. Ну да бизнес есть бизнес — со всех сторон над 100 курчатовскими гектарами нависают донстроевские башенки да флигельки. Реактор, на который мы идем,— первый не только в моей жизни, но и один из самых древних на планете. Трижды Герой Социалистического Труда академик Курчатов построил его в 1946-м, поселился рядом со своим детищем и прожил там всю жизнь. Два его последователя — тоже академики и герои Александров и Велихов — жили уже не на территории института, но обязательно рядом, личным примером увлекая москвичей и против воли проливая воду на мельницу "ДОН-строя".
Фото: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО, "Ъ" |
Юный инженер Паша пошел работать на синхротрон, чтобы изобрести лекарство от СПИДа |
Реактор — образец фабричной эстетики, сотни тонн уложенного лесенкой графита нашпигованы сотнями тонн урана. За стареньким пультом (реактор ни разу не ремонтировали) двое мужчин одних с Виктором Никитичем лет, а в глубине — ни души. На территории центра есть еще один работающий реактор, более современный (плюс два заглушены и почти полностью разобраны), а кроме того, так называемый растворный реактор — большое "ведро", в которое наливают жидкость для производства изотопов.
— Раньше в пять смен работали, круглосуточно,— жалуются обитатели исторического реактора.— А теперь вот пять человек на весь объект, работаем день-два в месяц, а так стоим. Заказов нет. Смена, семь часов двенадцать минут, стоит 25 тысяч рублей — так заказчиков мало, обнищали все. Вот и получает у нас начальник смены две тысячи рублей в месяц, остальные и того меньше. Хорошо хоть питание дотируют, да и то не полностью.
Синхротрон
Фото: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО, "Ъ" |
Синхротрон — одна из самых современных установок Курчатовского института. В 1999 году его открыл премьер Путин |
— Спектр возможностей у нас огромный, потому что станции к источнику можно подключать все время новые, в зависимости от задач,— говорит директор синхротрона Владимир Квардаков.— Сейчас проводим исследования в области физики, химии, биологии, медицины, можно будет микротехнологии и нанотехнологии развивать! Это же в будущем гигантские заработки. Вот сейчас новейший способ маммографии разработаем — то-то женщины к нам потянутся.
Жизнь на синхротроне действительно казалась поживее, нежели на реакторе. Средняя зарплата, по словам Квардакова, здесь уже составляет 8-9 тысяч рублей, а денежный годовой оборот — $3 млн. Потому и молодежь тянется. В качестве таковой нам был представлен юный инженер Паша, только что окончивший Энергетический институт и намеревающийся на базе синхротрона писать диссертацию о его возможностях в области медицины.
— Конечно, у нас работы больше, чем на старом реакторе. У нас можно те же исследования провести, что и там, куда дешевле, если не бесплатно. Вот у нас и заказчиков больше.
— Так это ты, Паша, лекарство от СПИДа изобретешь? — спросила я.
— Предположительно, да,— ответил серьезный юноша с оттенком удивления.
Мне стало неловко.
— У вас отдельная экономика от "Курчатника" или все деньги, что вы зарабатываете, в общую копилку идут? — спрашиваю уже у директора Квардакова.
— Экономика общая,— уверенно отвечает директор.
— Ну как же, Владимир Валентинович...— начинает осмелевший инженер Паша, но заместитель Квардакова не дает ему договорить и, обняв юношу за плечи, уводит.
— Нам правительство оплачивает электроэнергию, это общемировая практика для таких объектов,— продолжает директор.— Зарплату мы сами сотрудникам выплачиваем. И ремонт тоже сами делаем. Вот переговорную по высшему классу оборудовали, центр наблюдения, туалетом все наши посетители любуются.
На выходе из синхротрона — огромный аквариум с рыбами, символами экологической безопасности.
-- К весне русалок запустим! — кричит вслед завхоз.
Технопарк
Фото: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО, "Ъ" |
75-летний Виктор Никитич, начальник смены одного из самых старых в мире реакторов, уверяет, что реактор бодрит |
— Там все больше из технопарка,— говорит экскурсовод Наташа.
Технопарк "Курчатовский" (самостоятельное подразделение центра, занимается "организацией выполнения научно-технических проектов, инновационных разработок и их финансовым сопровождением") вообще-то разбросан по всей территории института. Опознать места обитания коммерсантов легко: по крашеным стенам и большому количеству зеленых насаждений. Из 8 тысяч работающих на территории Курчатовского института людей почти половина числится в 98 коммерческих фирмах, арендующих площади у технопарка. Далеко не все арендаторы физики. Например, сидит в "Курчатнике" считающая рейтинги СМИ фирма "Гэллап Эдфакт", софтверная фирма "Люксофт" и производитель тонированных окон "Стеклотон".
— Кроме нас, пожалуй, еще две-три компании занимаются "профильным" производством,— рассказывает директор фирмы "Метакс" Николай Урвачев. "Метакс" арендует в центре пять тысяч квадратных метров и производит на них приборы для осушки воздуха с использованием мембранных технологий, которые употребляются в медицине, для пожаротушения, в строительстве и еще во многих других отраслях.
До того как открыть собственное предприятие, Николай Урвачев 30 лет проработал в Институте проблем водородной энергетики, входящем в состав Курчатовского. В 1989 году родственники помогли взять в банке полтора миллиона рублей, на эти деньги вместе с коллегами Николай сделал десять первых установок. Дело пошло, теперь оборот "Метакса" — $3 млн, а 150 работников, включая техперсонал, получают в среднем по $1 тыс.
— По мне бы так лучше оставаться ученым,— говорит господин Урвачев.— Сейчас-то я, конечно, как ученый дисквалифицировался: не слежу за достижениями мировой науки по теме, администрированием занимаюсь. Знаете, если человек оторвался хоть на год от науки, его уже за кульман не загонишь. Вот и растерял "Курчатник" разработчиков. Есть еще, конечно, направления, которые традиционно за нами числятся, но их все меньше и меньше.
На почве администрирования Урвачев достиг внушительных успехов, заняв под свое мембранное производство огромные опытные территории "Курчатника".
Фото: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО, "Ъ" |
Директор компании "Метакс" Николай Урвачев больше не считает себя ученым. Он ездит на "Туареге" и арендует в "Курчатнике" 5 тыс. м производственных площадей |
Сейчас "Метакс" имеет возможность вкладываться в довольно медленно окупаемые проекты. Например, компания оборудовала своими аппаратами 50 медицинских кабинетов для лечения легочных заболеваний в московских клиниках — этот проект окупится только через год плотной коммерческой эксплуатации кабинетов.
— С точки зрения имиджа сидеть на территории "Курчатника" очень хорошо,— говорит Урвачев.— Но и платить за имидж нужно прилично. На нас, коммерсантов, повесили, например, оплату всего электричества в центре. А что это значит? Это значит, "Токомак" (установка термоядерного синтеза нового поколения.— "Деньги") один раз чихнет, одну частицу ускорит, а правительство денег ему не даст на оплату электричества — и все, коммерсанты, выворачивайте карманы.
Велихов
Евгений Павлович Велихов, в отличие от своего прапредшественника Игоря Васильевича Курчатова, на территории центра не только не живет — даже и офис его находится по другую сторону от Головы, в уютном особнячке на улице Пехотная. С его точки зрения, платить обитатели технопарка должны не за имидж, а за возможность масштабно и глубоко мыслить.
— Для того чтобы мозги работали, у человека должно быть интеллектуальное окружение. Создать это окружение — главная задача технопарка, все остальное вторично.
По словам академика, не столь существенны и доходы центра, получаемые от сдачи площадей в аренду.
— Трудно сказать, какая строчка в нашем бюджете главная. Из госказны мы в этом году получим 400 миллионов рублей, а в следующем чуть побольше — и это 15% от нашего оборота. Остальное сами зарабатываем. Главное, наверное, это то, что контракты в области атомной энергетики у нас почти со всеми странами мира. В американском бюджете даже есть отдельная строка "Курчатовский институт" — а в российском бюджете такой строки нет.
Приличные деньги, как утверждает Велихов, институт получает за уборку территории.
— На вывоз отходов выделяет деньги московский бюджет. Ну так из десяти могильников на территории института остался сейчас всего один. Причем мы зараженную землю не просто выкапываем и отвозим в район Троице-Сергиевой лавры, а придумали ряд ноу-хау для того, чтобы сделать эту процедуру вполне безопасной для всех. Чисто у нас теперь. Конечно, вряд ли эта земля из-под могильников пригодна для жилищного строительства, но для промышленного производства вполне пригодна. Опять же, согласно договоренностям, ликвидируем два из четырех реакторов. Это, между прочим, первый в мире опыт полной ликвидации атомных реакторов.
Самые болезненные темы для академика — институтская экология и воровство атомных отходов. Обсуждение этих тем обеспечило его нелюбовью все российские СМИ.
— Ни разу за 60 лет существования института не было случая воровства радиоактивных материалов,— говорит Евгений Павлович.— Мне в нашей поликлинике делали исследование сердечных сосудов. После этого не смог выехать из проходной, потому что там стоит прибор, который измеряет излучение. Это аппаратура зафиксировала изотоп, который во мне был и не успел распасться.
— Все, что написано и показано по телевизору на эту тему,— предвыборное вранье. Вот у нас в районе Шохин лазил в канализацию, якобы чтобы увидеть, как из Курчатовского института утекает радиация,— это, по-вашему, не бред? Из Южного округа какой-то идиот придумал играть в гражданскую оборону на тему "взрыв на территории института". Через два дня миллионы людей стали звонить и спрашивать, что у нас случилось. Я сам здесь живу, трое детей моих тут выросли. Из наших сотрудников 600 человек прошло через Чернобыль, но срок жизни по институту больше, чем в среднем по России. Потому что уровень жизни лучше, медицинское обслуживание.
Впрочем, семидесятилетний президент "Курчатника" совсем не против и того, чтобы уровень жизни был — разный.
— Наука, инженерия и дух свободного предпринимательства! — говорит он.— Если эти три фактора сбалансированы в обществе, то страна может быть действительно успешной. Мы поэтому поддерживаем специальные предпринимательские программы в школах, в институтах. И на территории центра, конечно. Наука требует реальной оценки ситуации, а не мифов. Вот сегодня такая ситуация, что без свободного предпринимательства система работать не будет. Значит, пусть оно будет — предпринимательство.
ЕКАТЕРИНА ДРАНКИНА