Событие недели — "Кодекс 46" (Code 46, 2003) Майкла Уинтерботтома (17 декабря, РТР, 1.35, ***). Уинтерботтом — режиссер то ли беспринципный, то ли не разобравшийся в том, что же ему интереснее всего делать, то ли конъюнктурный, то ли искренне увлекающийся. Дебютировав шокирующей лесбосадомазо драмой "Поцелуй бабочки" (Butterfly Kiss, 1995), он легко переходит от костюмного классицизма к лондонскому соцреализму, от истерики по поводу войны в Боснии к дендистской хронике взлета и упадка "новой волны" в роке. Он снимает по два фильма в год, и они неизменно оказываются в конкурсе ведущих кинофестивалей. Количество перешло в качество: в 2002 году Уинтерботтом завоевал берлинское золото за фильм "В этом мире" (In this World), репортажную трагедию об афганских подростках, бегущих с воюющей и нищей родины в Европу и зачастую погибающих по пути в рай. Сразу после этого он снял "Кодекс 46": на первый взгляд, киберпанковскую антиутопию, а если приглядеться, то почти продолжение "В этом мире". В кадре мелькают люди в центральноазиатских головных уборах и с восточными именами. Они живут в пустыне, хватают за рукава притормозивших на обочине белых господ, впаривают им какую-то шипучку, предлагают побриться. Одним словом, ведут себя сугубо реалистически, как ведут себя люди в Пакистане или Египте. В "Кодексе 46", вообще, весь визуальный ряд вполне реалистичен. Уинтерботтом снимает будущее, не прибегая ни к компьютерным эффектам, ни к дорогостоящим декорациям: будущее уже состоялось. Фантастическое допущение по большому счету одно: пустыня — это весь мир, за исключением городов, напоминающих осажденные укрепрайоны. В них живут те, кто имеет заветный "пропуск", представители пресловутого "золотого миллиарда". Впрочем, их пропуска тоже строго ограничены по времени: они вроде бы и господа вселенной, но над ними есть высшая сила, анонимная и бесформенная, некий электронный разум. "Снаружи" — все прочие, изгои постиндустриального общества, достигшего в своей регламентированности изощренности, какая и не снилась тоталитарным режимам. Главная опасность, которую общество выжигает на корню, — совокупления и беременности, нарушающие некую сексуальную гармонию: людей клонируют, выращивают в пробирках, делают им аборты, стирая воспоминания, связанные с любовной связью, чтобы избежать совпадения их генов. Грубо говоря, главная опасность — инцест, но в искусственном мире само слово "инцест" утратило всякий смысл: девушка может годиться вам в дочери, но быть притом вашей матерью. Уинтерботтом не грузит зрителей объяснением этого непростого мироустройства: оно вырисовывается постепенно и тем более пугает. Фильм — старомодная, не вписывающаяся в киберпанковский мейнстрим трагедия о невозможности любви и независимости в мире будущего вроде "451 градус по Фаренгейту" Рея Брэдбери. Запрещенная любовь следователя, читающего мысли и подцепившего "вирус сочувствия", и девушки, штампующей поддельные пропуска, кончается настолько плохо, что кажется: лучше бы они умерли. О "проблеме пропуска" — и "Зимняя жара" (25 degres en hiver, 2003) бельгийца Стефана Вуйе, снятая на российские деньги компании СТВ (23 декабря, РТР, 0.30, ***). В Европе популярны угрюмые драмы о незаконных иммигрантах. Для Вуйе же эта проблема — повод для симпатичной лирической комедии с неуловимым сюрреалистическим сдвигом. Мигель — нелепый курьер, который никогда не доставляет авиабилеты вовремя. Соня — преследуемая полицией одесситка. Его жена уехала в Америку и пропала. Ее муж растворился в Бельгии. У него хлопот полон рот. Она с провинциальной настырностью втягивает Мигеля в поиски беглеца. Энергетику фильму придает взбалмошная мамаша Мигеля, сыгранная альмодоваровской звездой Кармен Маура. Фильм предсказуем: быстро понимаешь, что огород стоило городить только ради того, чтобы два одиночества, Мигель и Соня, нашли друг друга. Предсказуемость не мешает получать удовольствие от скромного, человечного, не подлаживающегося ни под какие стереотипы фильма. А Патрис Леконт сознательно складывает "Улицу наслаждений" (Rue des plaisirs, 2002) из романтических киноклише (18 декабря, НТВ, 0.50, **). Фильм — жестокий шансон о блаженной эпохе, когда правительство в конце 1940-х годов еще не запретило публичные дома и бедным, но благородным и романтичным шлюхам не приходилось мерзнуть на панели. Французская экзотика на продажу, не ретро, но стилизация под ретро, картонная, условная, пошлая, но необъяснимо трогательная. Леконту удалось уловить дух демократического романтизма, царивший во французском кино многие годы.
Михаил Трофименков