 |
ФОТО: ВЛАДИМИР КАДЖАЯ  Эдуард Шеварднадзе говорит и показывает, что происходило с властью в СССР, России и Грузии за последние 15 лет |
Эдуард Шеварднадзе по-прежнему живет в Крцаниси — правительственном дачном городке, который оборудовал для себя и высшего руководства республики еще в начале 30-х Лаврентий Берия. Только с дачи Берии переехал на другую, попроще. Три года назад, в конце октября, когда я в последний раз с ним встречался, он выглядел гораздо хуже, но оно и понятно: был острейший политический кризис, когда вышедшая на проспект Руставели молодежь требовала отставки президента. В те дни Шеварднадзе удалось удержаться: в отставку он отправил свое правительство. Повторить этот прием спустя три года ему уже не удалось. 24 ноября 2003 года, в разгар "революции роз", Шеварднадзе ушел в отставку. Сейчас он пишет книгу. Несколько эпизодов своей жизни, которые, скорее всего, войдут в эту книгу, он рассказал "Власти".
"Я знал, что Ельцин, Кравчук, Шушкевич собираются, что-то решают"
— Сейчас в России много говорят об опасности диктатуры. Но пока ни один министр не рискнул повторить поступок, который сделали вы 20 декабря 1990 года. Тогда, на съезде народных депутатов СССР, вы подали в отставку, заявив, что это ваш "протест против наступления диктатуры"...
— Да, да. Так было сказано, и, к моему удивлению, почти весь зал, кроме военных, встал и аплодировал. Выступил академик Лихачев. Замечательный человек. Я знал его близко, уважал. И он меня уважал, хорошо друг друга понимали. От имени депутатов он просил меня остаться. "Оставайтесь. Этим самым мы ослабляем нашу внешнюю политику..." Вот такие вещи он говорил. Но я уже принял решение. Я закончил свое слово, встал и уехал домой. Меня больше всего удивляло все последующее время, почему Горбачев, который понимал, что без должных оснований министр иностранных дел сделать такое заявление не может, не проявлял никакой реакции.
— А вы не пытались с ним этот вопрос обсуждать?
— Нет, нет. Я с ним не обсуждал потому, что я точно знал, что он откажется.
— Но он сам не приглашал вас?
 |
ФОТО: ВЛАДИМИР КАДЖАЯ Эдуард Шеварднадзе начал руководить Грузией, когда еще никто не слышал о Горбачеве, а закончил, когда уже начали забывать Ельцина (на фото — с внучкой Тамарой) |
А у меня на самом деле были. Через два месяца, если я не ошибаюсь, он проводил актив в Белоруссии, и вот тогда сам сказал: "Да, действительно, диктатура наступает". Это уже не я говорил, а он! Поэтому все, что происходило потом, в августе, мне показалось очень сомнительным. Даже то, что члены Политбюро почти в полном составе прилетели к нему, этот факт тоже заставлял меня сомневаться в порядочности в этих делах. Но он сам же сделал заявление, что готовится диктатура, нам надо быть бдительными и т. д. и т. п. и... уходит в отпуск. Я не находил логики в этом.
— Но в ноябре 1991 года, уже после провала путча, вы согласились стать министром вторично. Почему?
— Ельцин тогда забрал все в свои руки, и не только Ельцин, но и Кравчук, и Шушкевич — они объединились. Они действовали согласованно. Кто не понимал, что если уйдет Украина, уйдет Белоруссия, что останется тогда? Остальные тоже уйдут. Вот и осталось то, что осталось.
Тогда Горбачев и стал звонить мне: "Не можешь зайти?" Я говорю: "А зачем?" — "Есть дело, серьезное дело. Я прошу, очень прошу зайти". С ним, если не ошибаюсь, был Яковлев, Александр Яковлев, порядочный, хороший человек. Горбачев еще президентом был, но реально не управлял. Горбачев говорит: "Я хочу создать президентский совет. Я тебе предлагаю должность министра объединенного министерства иностранных дел и экономических отношений". Два министерства объединяются, я становлюсь министром и членом президентского совета. Я говорю ему: "Зачем это нужно? Видите, что происходит? Это так просто не закончится. Я-то не боюсь..."
В общем, долго мы обсуждали этот вопрос. Потом, что меня беспокоило? Я вижу, Ельцин начинает забирать моих мидовских ребят, талантливых. Я же когда пришел после Громыко, почти никого не трогал. Все же ожидали, что я буду всех разгонять. Но Громыко был профессионалом. У него были другие взгляды на международную политику, но дипломат он был высшего класса. Пять тысяч человек было только в центральном аппарате, умных, грамотных людей! Вот я заметил, что начинают уже таскать их по разным ведомствам. Пришли ко мне мои друзья и сказали, что любой ценой, хотя бы временно, вы должны вернуться, чтобы спасти коллектив: "Мы же вас не подводили много лет. Сейчас вы должны с нами считаться. Потому что если нет крепкой руки, нет хозяина, могут растащить все буквально". Вот один из доводов моего возвращения. Хотя я был уверен, что возвращаюсь временно, потому видел, что у Горбачева дела не пойдут никак. Я знал, что Ельцин, Кравчук, Шушкевич собираются, что-то решают. Я всю эту информацию получал. Между прочим, очень много информации получал от самих МИДов этих республик, у меня были хорошие отношения с министрами.
Я Горбачеву сказал: "Хорошо, допустим, я вернусь. Но сейчас мы не Союз. Ельцин руководит Россией. Украина отдельно, Белоруссия отдельно, Казахстан отдельно". Я, говорит, со всеми переговорил. Если хочешь, можешь позвонить и уточнить, что я действительно звонил и согласовал с ними этот вопрос. Ты можешь пойти к Ельцину. Если хочешь, позвони, и он подтвердит, что я с ним договорился.
Я пошел к Ельцину. У нас с ним были хорошие отношения. Во время путча знаете, какой был момент? Я дважды тогда был у Ельцина в Белом доме, чтобы поддержать. В первый раз, когда я заходил в кабинет к Ельцину, мне ребята сказали, что у него лежит очень важная бумага, и содержание рассказали. Приказ о передаче всех вооруженных сил России президенту России, то есть Ельцину. А он не решается. Я говорю Ельцину: "Я знаю, что у вас бумага есть. Оттуда идут танки. Вы не главнокомандующий сейчас. Вы должны подписать эту бумагу, что все вооруженные силы передаются в ваше распоряжение". Он отвечает: "Да, этот текст у меня подготовлен. Хорошо, что вы тоже с этим согласны. Хорошо, что вы тоже настаиваете. Я подпишу". Подписал и этим спас положение в стране.
 |
ФОТО: ВЛАДИМИР КАДЖАЯ После отставки бывший президент не покинул ни Грузию, ни даже правительственный дачный поселок в Крцаниси |
— В 1992 году вас позвали приехать в Тбилиси Тенгиз Сигуа, Джаба Иоселиани и Тенгиз Китовани, которых связывали с криминалом. Как вы решились согласиться на их предложение?
— 31 марта 1991 года в Грузии состоялся референдум, грузины проголосовали за независимость. 26 мая состоялись первые президентские выборы. Победил Звиад Гамсахурдиа. Знаете, сколько голосов он получил на выборах? 87 процентов! Тогда не было фальсификации. Народ искренне голосовал.
Прошло всего пять-шесть месяцев, и люди стали выступать против Гамсахурдиа. Он умудрился испортить отношения не только с Россией, но даже с Америкой и всеми европейскими странами. Внутри Грузии царил полный хаос. Я работаю в своей ассоциации (Ассоциация международных отношений, основана Шеварднадзе после отставки с поста министра иностранных дел СССР.—"Власть"), ко мне валом валят ходоки из Грузии. Не только эти трое, но виднейшие представители интеллигенции, хозяйственники и т. д. Они прямо говорили: "Грузия погибнет. Как государство она сейчас не существует. Кроме вас никто не может вывести Грузию из кризиса, навести порядок".
Но я понимал и другое: в Грузии после свержения Звиада власть оказалась в руках так называемого Военного совета. А возглавляют его Китовани — судимый за убийство человека, ничего общего никогда с политикой и с армией не имевший, но создавший отряды Национальной гвардии, которые фактически контролировали положение, Джаба Иоселиани — человек сам по себе неплохой, но "вор в законе". В 1956 году в Ленинграде его приговорили к 25 годам тюремного заключения за соучастие в групповом убийстве с ограблением. А сейчас он создал вооруженные отряды "Мхедриони". У Сигуа не было достаточного опыта. И такое же их окружение. Никто вне Грузии с ними иметь дело не хотел. Тогда они вспомнили обо мне. Дважды прилетал Китовани. Просил приехать. А на какую работу? Он ничего не предлагал. "Вы просто должны быть в Грузии",— говорил он.
Приехал затем Сигуа. А Иоселиани каждый день звонил. Если кто и хотел искренне моего возвращения, так это Джаба. Вор есть вор, не вычеркнешь этот эпизод из жизни, но человек достаточно образованный, мыслящий. Он мне говорил: "Наша Родина просто погибнет. Я вам позвоню, когда надо приезжать. Вы не торопитесь". Китовани настаивал: сегодня же полетим, вместе. Я не согласился. А Джаба позвонил через 10 дней: "Вот сейчас вам надо приехать. Потом будет поздно. Раньше не надо было". И тогда я приехал. Просто приехал, еще не зная, чем буду заниматься. Меня назначили председателем госсовета. Но что это за должность? Он не главнокомандующий. Армия ему не подчиняется: какие-то решения принимает, но второстепенные. Так долго нельзя было продолжать.
Я хочу сказать о малоизвестном факте: направляясь в Грузию, я зашел к Ельцину и посоветовался с ним — ехать или не ехать? Ельцин сказал, что другого выхода не видит. Потом я позвонил Геншеру (Ганс Дитрих Геншер, в 1992 году — министр иностранных дел ФРГ.—"Власть"). Мы с ним друзья. Он настаивал, чтобы я вернулся в Грузию. Он сказал: "Я тебя очень уважаю, люблю. Ты сыграл решающую роль в объединении Германии. И сейчас я могу приехать к тебе, но сотрудничество между государствами, до того как ты не стал легитимным, не получится". То же самое сказал Бейкер (Джеймс Бейкер, в 1992 году — госсекретарь США.—"Власть"), когда я с ним советовался. Они передавали мнение своих первых лиц. И в такое время я назначаю выборы. Другого выхода не было. Или выборы и легитимность, или мы опять в изоляции, несмотря на то, что Шеварднадзе в Грузии. Осенью 1992-го выборы прошли — самые справедливые выборы, которые я проводил! Идет война, идет стрельба, а народ идет на голосование!
"Путин мне сказал: 'Мы продолжаем строительство дороги, а вы занимаете Очамчирский район, а потом Сухуми'"
— Это был очень сложный период и для Грузии, и для России. Может, многое сегодня было бы по-другому, если бы по-другому сложились ваши отношения с Ельциным?
— Не было случая, чтобы я Ельцина обманывал. А Ельцин на моих же глазах меня обманул! До сих пор тяжело вспоминать. В 1992-м он мне позвонил и сказал, что надо заканчивать войну в Абхазии. "Если Россия захочет, это можно сделать очень легко,— продолжал Ельцин.— Я предлагаю так: приезжайте вы сами, я позвоню Ардзинбе и соберем всех руководителей республик Северного Кавказа". Те тоже участвовали в войне.
Ельцин открыл это заседание и объявляет: "Закончить надо абхазскую войну!" Выступил один, другой, третий. Все поддержали. Я поблагодарил за такую заботу. Единственный против был Ардзинба. Я, говорит, не соглашусь. Ельцин взял его под руку, отвел и что-то сказал ему. "Ну ладно, я соглашусь",— Ардзинба сказал. Ельцин позвал меня, мы подали друг другу руки. Ельцин скрепил наши рукопожатия своей рукой, и объявил: "Война в Абхазии закончена!"
И что произошло? У нас же не было войск — одни ополченцы. Как только ребята узнали, что из Москвы передали, что война закончена, они стали оставлять свои позиции. А через неделю началось наступление на Гагру с участием добровольцев из России. Это были люди, которые прошли военную подготовку, им дали форму, оружие и все остальное. И несколько сот чеченцев, батальон Басаева. Знаете, что делали? Отрубали человеку голову, а потом играли ею в футбол!
— Как вы считаете, все-таки удастся целиком вернуть Абхазию или ее придется разделить?
— Все зависит от России. Как говорил Грачев, когда был министром обороны, "Абхазию мы оставлять не можем, потому что тогда потеряем Черное море". И на самом деле, что получалось? В Прибалтике потеряли все порты, Крым потеряли, Одессу, Севастополь. Один Новороссийск остался, и тот неполноценный порт — два месяца там нельзя плавать. И вот Грачев считал, что Абхазию Россия должна занять и здесь построить порты. С точки зрения интересов России он был прав.
— То есть Россия будет тянуть время: Грузии Абхазию не возвращать и говорить о территориальной целостности?
— Пока так и происходит. Кое-что изменилось после моей встречи с Путиным в Сочи (в марте 2003 года.— "Власть"). Тогда мы договорились: Россия, Армения и Грузия заинтересованы в железной дороге. Мы, Грузия, заинтересованы вернуть людей, изгнанных из родных мест. Тогда их было около 300 тысяч. Путин мне сказал: "Давайте так — поэтапно. Мы железную дорогу начнем строить до Сухуми. Мы вам не мешаем, убираем войска миротворцев, а вы в Гальский район, один из самых крупных, 100 тысяч жителей верните. Потом мы продолжаем строительство железной дороги, а вы занимаете Очамчирский район, а потом Сухуми". Вот так мы договорились. Есть бумаги, документы, все есть.
Первую половину выполнили, что касается возвращения беженцев в Гали и строительства железной дороги. В Гали уже вернулось процентов 60 беженцев. Это немало.
Почему Багапш выиграл? Жена у него грузинка. В свое время я взял его в Тбилиси в ЦК комсомола. Потом он работал в Москве. Поэтому в Абхазии в нем видят человека, который может договориться и с Грузией, и с Россией. Абхазцы пришли к такому выводу. Не все, естественно. Но избрали его, это о многом говорит. Естественно, он националист. Единственное, о чем я буду просить его,— признать Абхазию в границах Грузии.
— А все-таки вы не жалеете об отставке?
— Знаете, Буш прислал телеграмму после моей отставки. Там были такие слова: "Самый большой ваш подвиг в том, что вы ушли в отставку. Потому что иначе пролилась бы кровь. Началась бы гражданская война". И жена моя тоже просила (а она мне не просто жена была — мы были друзьями, большими друзьями): "Не делай этого, не делай. Уйдешь в отставку, будешь писать, не пропадем". Сын работает в ЮНЕСКО, оттуда позвонил: "Не допускай эту ошибку". Тоже настаивал на отставке. И на второй день я принял руководителей оппозиции и сказал, что если вы в состоянии руководить государством, я ухожу. Я не жалею об этом.