Наказание как преступление

Сергей Лозница показал «Естественную историю разрушения»

На Каннском фестивале состоялась мировая премьера фильма «Естественная история разрушения», а его режиссеру Сергею Лознице вручили награду France Culture за вклад в кино. В своей речи лауреат выступил против бойкота русской культуры. Картину Лозницы и контекст, в который она попала, комментирует Андрей Плахов.

Художественное эссе превращается в документальный фильм, заново собранный из трагических архивных кадров

Художественное эссе превращается в документальный фильм, заново собранный из трагических архивных кадров

Фото: ATOMS & VOID

Художественное эссе превращается в документальный фильм, заново собранный из трагических архивных кадров

Фото: ATOMS & VOID

Ковровые бомбардировки союзниками немецких городов унесли сотни тысяч жизней гражданских лиц, в том числе противников нацистского режима, детей, просто обывателей. Эти акты «воздушной войны» принадлежат к самым жестоким страницам Второй мировой, но обычно не причисляются к преступлениям, скорее — к наказаниям. Наказание считается заслуженным и позорным — настолько, что о нем не очень принято говорить в Германии. Табу нарушил в своей книге «Естественная история разрушения» Винфрид Георг Зебальд. Уже второй раз Сергей Лозница заимствует название для своего кино у этого автора. Первый раз это был «Аустерлиц» — фильм о нацистских концлагерях, превращенных в музейно-туристические объекты, где память о катастрофе неизбежно обесценивается.

Часто бывает, что документальная литература порождает игровые фильмы. Лозница в своих «экранизациях» идет обратным путем; художественно-культурологическое эссе превращается в документальный фильм, заново собранный из архивных кадров. Жанр «Естественной истории разрушения» можно безошибочно определить как «фильм Лозницы»: настолько по-своему режиссер поворачивает и выстраивает хроникальный материал, высекая из него искры новых смыслов, которых раньше словно не замечали. Конечно, первая вспыхивающая ассоциация — с происходящим сегодня на Украине, хотя картина задумывалась и делалась раньше.

Второе, что поражает,— насколько мощный, сложенный по высшим законам драматургии сюжет сплетается из документальных кадров. В нем есть прелюдия — картины почти идиллической жизни, городской и деревенской: мирно пасутся стада, горожане сидят в кафе, люди трудятся, отдыхают, танцуют под свастикой, и ничто не предвещает катастрофы. Потом день сменяется ночью, и ночное небо становится ареной завораживающего военного спектакля со вспышками зарниц и лихими траекториями бомбардировщиков. Но мы еще пока не видим разрушений и жертв.

Значительный фрагмент фильма — сцены на военных заводах Великобритании и Германии. Хроникерами скрупулезно заснято, как винтик к винтику, шестеренка к шестеренке изготавливались орудия смерти. Здесь же, на британском заводе, звучит речь маршала Монтгомери — по-солдатски прямая и ясная, после которой не возникает сомнений: индустрия бомбометания достигла таких высот, в нее вложено столько человеческих ресурсов и средств, что бомбы упадут на Росток, Гамбург, Дрезден в количестве, явно превышающем поставленные военные цели. Это — буйство технологий и этика устрашения, наказания, возмездия. И хоть изначальное преступление, как и породившая его идеология, преимущественно остается за кадром, но о воинственной природе немецкого духа достаточно говорит запись концерта дирижера Вильгельма Фуртвенглера на военном заводе. Она особенно впечатляет пафосной «романтической» манерой съемки, характерной для тоталитарного пропагандистского искусства,— в противоположность прагматичному стилю британской военной кинохроники.

Кульминация картины — панорама по разрушенным немецким городам, включая столицу. Скелеты зданий, из которых выпотрошено нутро, толпы бездомных на улицах, обломки готических церковных скульптур, трупы, извлекаемые из завалов, конвейеры женщин, разгребающих руины. Трагический сюрреалистический балет, озвученный помимо классики мелодиями голландского композитора Кристиана Фербеека. И еще один важный художественный элемент — колористика: с течением фильма в хронике все активнее проступает цвет, и это смелое, но оправданное решение.

Предваряя каннскую премьеру, Сергей Лозница сделал сенсационное заявление: руководитель украинского Фонда кино требовал от фестиваля убрать картину из программы. Такое рвение особенно впечатляет, учитывая, что она сделана в копродукции Германии, Нидерландов и Литвы и ни к Украине, ни к России вообще не имеет отношения. Причина — выступление украинского гражданина Лозницы против тотального бойкота российского кино, чего тоже добивались его соотечественники. Их позицию о бойкоте поддержала польский режиссер Агнешка Холланд, возглавляющая Европейскую киноакадемию. Ту самую, из состава которой Лозница демонстративно вышел, недовольный тем, что руководство академии выразило слишком вялую и компромиссную поддержку Украине. С тех пор эта европейская институция сильно активизировалась в этом вопросе, а коллеги Лозницы отплатили ему тем, что исключили из своей киноакадемии — украинской.

Впрочем, не все соотечественники режиссера солидарны в этом вопросе. Кинокритик Аксинья Курина увидела в конфликте вокруг Лозницы «очертания античности: толпа изгоняет героя из полиса, потому что не в силах вынести его превосходство». Высокий моральный и художественный уровень нового фильма дает такой трактовке событий дополнительные основания.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...