В новосибирском театре «Старый дом» прошла премьера спектакля «Артист миманса» по одноименному талантливому рассказу Анатолия Кузнецова. Посмотревшая ее корреспондент «Ъ» ИРИНА УЛЬЯНИНА едва не уснула от скуки: текст при прочтении производит несравненно более сильное впечатление, чем в изложении со сцены, напоминавшем простенький пионерский литмонтаж. Некоторый энтузиазм у исполнителей присутствовал, но общего впечатления изменить он не мог.
Спектакль, мягко говоря, не вызвал ажиотажа. Даже в день премьеры он не собрал полного зала. 16 января было продано всего 90 билетов, и вряд ли кто из немногочисленных зрителей пойдет смотреть эту постановку второй раз — действие не вызвало у публики ни грусти, ни сочувствия, ни смеха. В общем, никаких эмоций, если не считать таковой недоумение. Это очень досадно, потому что рассказ Анатолия Кузнецова тем и замечателен, что погружает в мир переживаний и тяжких размышлений героя.
Особый колорит рассказу придают правдивые описания закулисья с его дрязгами, фальшью, интригами и дружбой, сопутствующими служению искусству. В премьере специфическую «производственную атмосферу» театра оперы и балета воспроизводит маленькая танцовщица — девочка, неустанно занимающаяся у станка. Ее образ воплощает студентка театрального института Дарья Третьякова. Для каждого, хоть однажды видевшего балетный спектакль, очевидно, насколько ее механистичная, лишенная гибкости пластика далека от хореографической выправки. Основным элементом музыкального оформления служат мелодии для флейты в исполнении Кристины Шаюк. Они довольно симпатичны, но и не обязательны, поскольку не добавляют красок действию и уж, разумеется, не спасают спектакль от невнятицы. Возникает она оттого, что все девять актеров, обозначенных в программке как «солисты и примы миманса», индифферентны к истории, которую рассказывают. Они делают это в удобных для них масках штампов, но никак не обыгрывают.
Исключение составляет лишь Елена Жданова: в ее существовании присутствуют и нерв, и темперамент, и живое чувство. «Илью Ильича обидели», — очень точно задает тон Елена Жданова, подавая эту первую фразу звенящим от горечи голосом и отвешивая звонкую пощечину соседу по сцене. Герой рассказа — пожилой добросовестный артист миманса Илья Ильич в самом деле воспринял строгий выговор за чужую оплошность как пощечину, как смертельное оскорбление. Режиссер Оренов в экспозиции спектакля придумал яркое воплощение его состояния: пощечина катится цепной реакцией по ряду сидящих на стульях артистов и вновь возвращается к герою, который в мыслях постоянно прокручивает незаслуженную обиду, и она разрастается снежным комом, доводя его до нежелания жить. Увы, технически фрагмент исполнен вяло, бесцветно, что и похоронило на корню режиссерскую находку. Хуже того, включение записи с речью автора Анатолия Кузнецова, поведавшего о собственной клинической смерти, получилось художественно неоправданным, хотя наверняка было задумано как прием укрупнения. Финал, превращенный в карнавальное шествие клоунов под музыку из оперы «Корневильские колокола» Робера Планкетта, нелеп так же, как дрянные, свалявшиеся парики, натянутые на актеров.
Нужно ли превращать «Старый дом» в литературный театр, если спектакли выходят слабее литературной основы? Зачем отнимать достоинства у текста, ничего не добавляя театральной культуре, зато лишая зрелища элементарной визуальной занимательности? Илью Ильича жалко: в премьере его обидели дважды, поскольку сыграли ее скверно.