«Мы просто хотим разумной протекции»

После начала военных действий России на Украине Евросоюз ввел запрет на часть высокотехнологичного оборудования, станков, компонентов и запчастей, которые до сих пор широко использовались в РФ. Как это отразилось на российском машиностроении и увеличится ли теперь спрос на отечественную продукцию, “Ъ” рассказал гендиректор «Атомэнергомаша» (АЭМ, входит в «Росатом») Андрей Никипелов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Не собираетесь ли в новых условиях продавать свои иностранные активы?

— Нет, таких планов нет.

— Заводы в Чехии и Венгрии продолжают работать? С какой загрузкой?

— Работают. Все идет планово.

— Есть ли проблемы с доставкой и отгрузкой оборудования для зарубежных проектов АЭС?

— Здесь у нас те же проблемы, что и у всех, неразбериха в логистике. Решаем множество вопросов, на которые раньше никогда не обращали внимания. Мир разделился на тех, кто может возить, и на тех, кто думает, что может возить. Кто-то соглашается отвезти один груз, а другой груз везти отказывается, потому что у этих грузов, например, разное происхождение.

Также сталкиваемся со множеством проблем с международными платежами. Недавно разбирали такую ситуацию. Нам нужно переправить груз. Мы заплатили изготовителю, изготовитель заплатил логисту, но логист не смог заплатить владельцу судна. Банк отказал в платеже, узнав, какой груз и в какое место требуется отвезти.

Сейчас compliance иностранных банков часто накладывает автоматом запрет на все операции с российскими деньгами или компаниями без разбора.

Многое приходится отруливать в ручном режиме.

— General Electric (GE) объявила о приостановке деятельности в России. Коснется ли это вашего СП с GE по производству тихоходных турбин по технологии Arabelle во Франции?

— СП работает штатно. У нас никаких изменений нет: есть контракты, и их немало. Не вижу никаких преград для того, чтобы эти контракты исполнялись.

— Не планируете выходить из СП?

— Зачем нам из него выходить? Странный вопрос.

— На заводе во Франции, в частности, производятся турбины для АЭС «Аккую» в Турции. Все турбины уже доставлены на проект?

— Не все. Доставлены турбины, которым по графику положено быть доставленными.

— Не хотите вновь вернуться к идее полной локализации производства тихоходной турбины Arabelle в РФ?

— У нас есть действующая лицензия на выпуск турбины, есть право организовать ее производство в России. Мы этим правом в любой момент можем воспользоваться. Но создание завода по производству турбин — проект стоимостью несколько сотен миллионов долларов. Кроме того, потребуется несколько лет сначала проектирования, потом строительства предприятия. Дальше нужна отработка технологий, затем нужно произвести первые турбины и установить их на каких-то энергетических объектах, которые станут референтными. Затевать такой трудоемкий процесс нужно тогда, когда в этом есть большой экономический смысл или понимание потенциального объема заказов.

Мы в свое время изучили несколько площадок под размещение производства турбины, даже нашли одну и уже хотели подписывать с ней контракт, но вовремя остановились. Во-первых, заказчику хочется, чтобы турбина была произведена там, где она всегда производилась, то есть в Европе. Во-вторых, вместе с турбиной заказчик имеет возможность получить софинансирование проекта со стороны европейских государств. К тому же мы не можем навязывать заказчику определенный тип турбины — он вправе выбрать технологию в зависимости от проекта и его экономической эффективности.

Да, ситуация изменилась. Часть факторов перестанет работать — наверное, будет сложнее получать софинансирование в ЕС. Но параметры эффективности энергоблока, и желание заказчиков, и, самое главное, потребность рынка именно в таких турбинах все равно останутся. По крайней мере, на сегодняшний момент я не думаю, что нам нужно полностью локализовывать производство тихоходной турбины в России.

— Тихоходная турбина «Силовых машин» может стать альтернативой французской турбине?

— «Силовые машины» освоили тихоходную технологию — у них есть подписанный контракт на поставку для Курской АЭС-2. Мы очень надеемся, что оборудование «Силовых машин» себя прекрасно покажет, АЭС российского дизайна получат еще одно конкурентное преимущество, а наши заказчики — более широкий выбор технологий.

— Какие у вас планы по выручке в 2022 году?

— Последние десять лет доходы «Атомэнергомаша» постоянно растут. И в этом году, несмотря на все события, мы тоже ждем увеличения выручки — примерно на 10%. Прошлый год мы закончили хорошо, выручку увеличили почти на 30% — до 106 млрд руб. Причем в 2021 году у АЭМ рекорд не только по выручке, но и по портфелю: объем заказов достиг 988 млрд руб. (рост относительно 2020 года на 15%).

— Есть ли понимание, что будет с прибылью?

— В части выручки еще можно строить какие-то прогнозы, но в части прибыли это будет гаданием на кофейной гуще — одновременно меняется слишком много факторов. Любое машиностроение, а тяжелое машиностроение в особенности, очень металлоемкое: доля материалоемкости в нем составляет примерно 60–70%. Прошлый год закончился очень высокими ценами на черный металл, на никель, на все ферросплавы, на лом и т. д.

Мы сильно зависим от мировых котировок и колебания валютных курсов. После 24 февраля правительство России приняло меры для компенсации роста цен: на какие-то товары повысили экспортные пошлины, какие-то материалы отвязали от котировок. Ситуация стабилизировалась, но уровень цен все равно выше показателей конца прошлого года. Ключевая ставка ЦБ продемонстрировала такие кульбиты, которые невозможно было себе даже представить.

На самом деле сейчас ни цены, ни курсы, ни ставки не отражают каких-то экономических реалий. Нам просто нужно пережить этот момент.

Экономика должна стать сбалансированной, равномерной, рыночные факторы должны снова заработать. Пока этого нет. Надеемся, что ситуация стабилизируется, но пока о финансовых результатах вообще бессмысленно разговаривать.

— АЭМ не планирует сокращать сотрудников?

— На наших предприятиях работают около 20 тыс. человек. Мы не планируем никаких сокращений, поскольку не ожидаем падения выручки. Первый вопрос, который нам задали люди: «Будет ли у нас работа?» Мы на это можем спокойно ответить, что «Атомэнергомаш» работой обеспечен на годы вперед.

— Возникают ли у вас проблемы с обслуживанием иностранных станков?

— Нет. Станки работают. Запчасти есть. Плюс мы рассчитываем, что бизнес научится привозить запчасти из-за рубежа и осуществлять сервисное обслуживание в обычном режиме. У нас много иностранного оборудования, поскольку, к сожалению, в стране не так много отечественного станкостроения.

Мы всегда обращали самое пристальное внимание на работу нашего промышленного оборудования. В прошлом году, например, АЭМ внедрил специальную систему российской разработки, которая отслеживает эффективность функционирования более 400 ключевых станков на предприятиях дивизиона. Система следит, чем занят станок в каждый конкретный момент времени и по какой причине он, например, простаивает — из-за поломки, из-за ремонта, из-за ожидания заготовки и так далее. Это дает нам возможность предметно разобраться с каждой причиной простоя, скорректировать процессы и увеличить полезную работу станка под нагрузкой.

Также стали использовать переносные комплексы вибродиагностики, которые позволяют оперативно проверять станок при малейшем подозрении на какое-то отклонение в работе, в том числе и в межсервисные интервалы. Если нашли проблему, то остановили станок и ее устранили.

— Есть ли экономический смысл в запуске производства станков в России?

— Возьмем для примера чешского производителя станков Skoda. Разве Чехия — такая огромная страна и там требуется так много станков? Конечно, нет. Просто они решили специализироваться на этой теме и теперь продают свое оборудование по всему миру. Станки советского производства тоже были распространены повсюду. Но в какой-то момент советское станкостроение просто не поспело за рынком, не ушло от универсальных станков. В СССР станки делать умели, и я уверен, что все нужные компетенции в России есть и сейчас, просто сначала нужно довести до ума организацию производства, а потом довести и сам продукт до рыночного соответствия.

Если внутри РФ будет спрос и желание покупать отечественное оборудование, то с каждым разом оно будет становиться лучше и лучше. Но внутреннего рынка все равно не хватит для запуска действительно серьезного производства. Мир в любом случае сегодня интернационален, и правила одинаковы для всех: сначала покажи референцию у себя в стране, а после этого покупатели в других странах уже будут думать, приобретать твой станок или нет.

— В начале года АЭМ хотел заказать дью дилидженс 50% в «Соларис инжиниринг» (резидент Кипра). Компания производит оборудование для нефтехимии и газопереработки. Ваши планы по покупке доли не изменились?

— Без комментариев.

— В прошлом году вы запустили стенд для испытаний СПГ-оборудования в Санкт-Петербурге. Он сейчас загружен?

— Нет. Он находится в ожидании следующего испытания.

— Как будете загружать?

— Заказчик должен заказать оборудование, которое будет там испытываться. Других вариантов нет.

— На фоне санкций у вас появились заказы на СПГ-оборудование от НОВАТЭКа или «Газпрома»?

— Новых заказов пока нет, но мы с потенциальными заказчиками на связи. АЭМ умеет изготавливать большую часть оборудования для СПГ-заводов: есть целая линейка криогенных насосов, набор среднетоннажных теплообменников, арматура. Занимаемся совершенно новыми для нас продуктами — жидкостными турбодетандерами, стендерами отгрузки. Одни помогают повысить производительность новых и уже существующих СПГ-заводов, а другие позволяют перекачивать СПГ из танкера газовоза в емкость хранения на берегу, и наоборот. Заказов на стендер нет — мы инициативно решили этим заняться в режиме НИОКР, инвестировав свои деньги.

Кроме того, собираем команду, которая будет заниматься в «Росатоме» моделированием теплообменных процессов и всеми расчетами, необходимыми для изготовления крупнотоннажных теплообменников. Хотим самостоятельно — силами отечественных специалистов — делать расчетные модели и заниматься инжинирингом. В таком случае не потребуется «чужое» оборудование — нам будут нужны от заказчика базовые технические параметры, а все остальное мы сможем делать сами.

Опять же это вопрос инвестиций и времени: потребуется от полутора до двух лет. Но если мы не начнем, то у нас никогда не появится возможность самим моделировать теплообменные процессы и делать большие теплообменники. Мы решили, что сейчас самое время приступить к этой работе. А там, глядишь, и заказчики созреют.

— Текущие жесткие санкции могут способствовать развитию российской промышленности?

— В стране должна появиться промышленная политика. Чтобы промышленность заработала, нужен спрос на продукцию. Бизнес должен планово переориентировать спрос на Россию, а не прибегать к отечественным изготовителям оборудования в последний момент, когда «все пропало».

Я считаю, что сейчас текущие инвестиционные проекты в высокой степени реализации должны получить все льготы на покупку любого иностранного оборудования, например, в виде обнуления пошлин и НДС. Но нужно поставить условие, что на следующий проект пошлины и НДС вернут. И пусть бизнес параллельно запускает совместную работу с российской промышленностью по производству необходимого ему отечественного оборудования. Иначе вместо импортозамещения мы получим импортозаменение, когда бизнес из-за недоступности части иностранного оборудования покупает аналоги в других странах, но опять же не в России.

АЭМ занимается СПГ-насосами с 2017 года, хотя подтвержденного спроса на них изначально не было. Но я верил и верю, что наш звездный час настанет. Я лишь прошу дать АЭМ возможность работать в одинаковых с иностранными производителями условиях. У АЭМ нет цели воспользоваться кризисной ситуацией, чтобы стать монополистом в производстве тех же СПГ-насосов. Мы просто хотим разумной протекции внутренних поставщиков.

— Вы предлагаете запретить покупать любое иностранное оборудование?

— Нельзя ничего запрещать. Я верю в силу рынка и в экономические рычаги регулирования ситуации. Изделия АЭМ для СПГ-проектов, на 90% изготовленные в России, по себестоимости выходят дороже. Спросите: как так? Отвечу: если у нас нет, например, подшипника или электродвигателя, подходящего под конкретное техзадание заказчика, мы вынуждены импортировать их из-за рубежа, заплатив при этом НДС и пошлину. Притом что готовое иностранное СПГ-оборудование при ввозе такими налогами не облагается. Но так не должно быть.

— В «РТ-Инвесте» заявляли о проблемах в проектах мусоросжигающих заводов (МСЗ) из-за влияния санкций на вашего технологического партнера, японско-швейцарскую компанию Hitachi Zosen Inova. О чем речь?

— Проект движется. Все строится. Первые два завода в Подмосковье должны быть запущены в 2023 году. Да, из-за текущей ситуации какие-то комплектующие вместо одной недели ехали три месяца. Какие-то компоненты мы хотели купить в одном месте, а пришлось брать в другом. Котел мы делали и делаем в России, турбина производится в России, масса вспомогательного оборудования производится в России. Да, есть сложные наплавки, спецстали, которые требуют использования дорогостоящих компонентов. Но у нас нет такой серьезной зависимости от зарубежных поставщиков, которая остановила бы программу строительства МСЗ. Думаю, что эти проекты будут развиваться.

— В 2021 году первый заместитель главы «Росатома» Кирилл Комаров говорил, что госкорпорация обсуждает с «РТ-Инвестом» (входит в «Ростех») расширение сотрудничества. Вы планируете покупать долю в «РТ-Инвесте»?

— Сейчас АЭМ — изготовитель и комплектный поставщик большого количества оборудования, и мы обсуждаем возможность нашего участия в эксплуатации будущих заводов. Речь идет о создании совместной компании АЭМ и «РТ-Инвеста», которая в будущем будет заниматься эксплуатацией этих объектов.

— В прошлом году был заключен контракт на строительство четырех плавучих энергоблоков (ПЭБ) для энергоснабжения Баимского ГОКа. Их общая конечная стоимость — 190,2 млрд руб. (включая НДС). Уложитесь ли в эту сумму?

— ПЭБ состоит из металла, металл меняется в цене.

— Контракты будете пересматривать?

— Не знаю. Пока очень сложно прогнозировать, что будет завтра.

— Корпуса для ПЭБов строятся в Китае. Курс доллара был закреплен в контракте?

— Нет.

— Строительство корпусов продолжается?

— Да.

— Строительство турбин для ПЭБов на «Кировэнергомаше» (входит в Кировский завод) также не останавливается?

— Нет, не останавливается.

— Корпуса ПЭБов для Баимки по габаритам практически не изменились по сравнению с корпусом «Академика Ломоносова». Почему вы не уменьшили корпус, ведь это помогло бы сэкономить?

— Мы бы не успели изменить параметры корпуса — проект реализуется в крайне сжатые сроки. Два первых блока должны находиться на мысе Наглёйнгын уже в конце 2026 года, то есть у нас осталось всего четыре с половиной года на выполнение проекта, которого никто никогда раньше не делал. Напомню, что мы занимались проектом на свой страх и риск до твердого решения о выборе в пользу ПЭБов для энергоснабжения ГОКа, то есть до 8 ноября 2021 года. Если бы мы ждали твердый контракт, то потом еще два года потратили на проектирование, следом два года разбирались бы с материальными спецификациями, а конкурсы объявили бы в лучшем случае еще через полгода.

С самого начала было понятно, что в ПЭБах будет использоваться реакторная установка РИТМ-200 (около 110 МВт). Эта установка более мощная, чем та, что стоит на ПАТЭС «Академик Ломоносов». А это значит, что для нее требуется больше места, нужна другая система трубопроводов, управления и так далее. Но из-за дефицита времени мы фактически ничего не изменили в корпусе ПЭБа кроме элементов, которые нужно изменить обязательно.

— Большими ПЭБами на РИТМ-400 интересовался «Глобалтэк» (входит в «А-Проперти» Альберта Авдоляна) для СПГ-проекта в Якутии. Как продвигаются переговоры?

— «Глобалтэку» требуется около 800 МВт, поэтому им нужен более мощный и эффективный плавучий энергоблок. В этом случае удельная цена на электроэнергию может быть ниже: потребуется четыре плавэнергоблока с установками РИТМ-400 вместо восьми ПЭБов с реакторами РИТМ-200.

До подписания контракта пока не дошло, но мы решили, что будем инвестировать в реализацию этих проектов пока без контракта. Проектант ЦКБ «Айсберг» должен закончить техпроект ПЭБа на РИТМ-400 до конца 2023 года. В «Глобалтэке» ожидают принятия инвестиционного решения во второй половине 2023 года, поэтому наши графики более или менее синхронизируются.

— Вы завершили разработку полупогружных тяжелых транспортных судов (ППТТС)?

— Мы сделали концептуальный проект. Хотел бы пояснить наш интерес к этим судам. Полупогружное транспортное судно хорошо подходит для транспортировки нашего будущего большого флота ПЭБов. «Академика Ломоносова» тащили на Чукотку на буксире, но тащить ПЭБ на буксире через полмира — уже не такая хорошая идея. Ведь ПЭБ — это одновременно и судно, и атомная станция. В перемещении такого сложного объекта есть юридические нюансы, и не все они в международном законодательстве прописаны. Использование ППТТС потенциально может облегчить транспортировку ПЭБа в международных водах: плавучий энергоблок на таком судне становится обычным грузом.

ППТТС — это, по сути, просто большая самоходная платформа: она приходит в определенное место, погружается, на нее заводится другой плавучий объект, затем она всплывает и транспортирует этот объект в качестве груза. В мире есть ограниченное количество таких полупогружных судов, а в России их нет совсем. На подобном судне, скорее всего, мы будем перевозить корпус нашего ПЭБа из Китая в Россию. АЭМ не планирует сам строить ППТТС, как не планирует и стать их судовладельцем, но мы можем стать заказчиком фрахта такого типа судов и разработчиком проекта. АЭМ заинтересован в существовании рынка ППТТС и большого количества судовладельцев. В некотором смысле это попытка выстроить какой-то облик инфраструктуры для нашего нового продукта — ПЭБов.

— Как планируете транспортировать ПЭБы для Баимского ГОКа?

— У нас есть несколько вариантов транспортировки. Пока не знаем, каким именно воспользуемся. К 2026 году решим.

— Вы нашли производственную площадку для начала производства пропульсивного оборудования для судостроения?

— Есть ряд вариантов в Петербурге. Изначально мы думали разместить площадку в Архангельске, но у владельца того помещения появились новые планы и дополнительная загрузка. Петербург для нас — лучший вариант, поскольку АЭМ там будет несколько проще найти нужные кадры — рынок специалистов там существенно шире.

У нашего нового подразделения «АЭМ-Пропульсия» уже есть хорошие доходные контракты. В частности, оно изготовит весь пропульсивный комплекс для атомного ледокола «Россия» проекта «Лидер», в том числе ранее не производившиеся в России сверхгабаритные комплектующие, например, гребной вал длиной 18 метров с винтом весом 107 тонн. К счастью, сроки контрактов позволяют нам искать производственную площадку в более или менее спокойном режиме. Мы также ведем переговоры по другим проектам для этого филиала. Хотим расширять свои компетенции в судостроении. Считаем, что этот рынок все равно так или иначе будет развиваться.

— У вас есть проекты в сфере водорода. Насколько тема водорода перспективна в текущих условиях?

— Человек так устроен, что на сиюминутных новостях и событиях пытается строить какие-то долгосрочные тренды. Сначала все носились с зеленой повесткой и говорили «нет» углю. А теперь посмотрите: всем нужен уголь! Надолго ли это? Я думаю, все вернется на круги своя: снова все заговорят об отказе от угля и о снижении выбросов.

Мы свои работы не останавливаем. «ОКБМ Африкантов» (Нижний Новгород) заканчивает разработку эскизного проекта по производству водорода на базе высокотемпературного газоохлаждаемого реактора. Суть — производить водород по технологии паровой конверсии метана, используя высокие температуры реактора. Согласно эскизному проекту, станция должна состоять из четырех реакторов суммарной тепловой мощностью 800 МВт. Производительность станции — примерно 500 тыс. тонн водорода в год. После защиты эскиза будем разрабатывать технический проект, затем технико-экономическое обоснование.

Интервью взяла Полина Смертина