В столичных кинотеатрах «Художественный» и «Пионер» стартует ретроспектива фильмов Александра Сокурова. Комментирует Андрей Плахов.
Режиссерский портрет Александра Сокурова составят одиннадцать его лент
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
Режиссерский портрет Александра Сокурова составят одиннадцать его лент
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
Из внушительного массива творчества режиссера, который включает шесть десятков фильмов разного типа и метража, для ретроспективы выбраны одиннадцать — тот минимум, который дает достаточное представление о широте интересов автора, о диапазоне тем, жанров и элементов киноязыка. Будут показаны ранние игровые работы Сокурова «Одинокий голос человека», «Скорбное бесчувствие», «Дни затмения», принесшие ему славу самого бескомпромиссного художника на сломе эпох. К этим фильмам добавлены более поздние «Камень», «Тихие страницы», «Мать и сын», объединенные особенной интимной интонацией. Из «трилогии тиранов» выбран «Молох», а из большого цикла элегий — «Московская элегия» и «Элегия дороги». Есть еще документальная «Смиренная жизнь», снятая в Японии. И, наконец, впервые в России покажут видеоверсию театрального спектакля «Go-go-go», поставленного Сокуровым в Виченце, на сцене Teatro Olimpiсо. В этом ренессансном пространстве с невероятной перспективой, к устройству которого приложили руку Палладио и Скамоцци, оживает многолюдная площадь итальянского города. И происходит встреча двух гениев — Федерико Феллини, чей фильм «Рим» крутят прямо здесь, и он отражается в луже, и Иосифа Бродского, чья пьеса «Мрамор» стала начальным импульсом для этой постановки.
Как и спектакль, фильмы Сокурова плотно населены образами мировой культуры: за «Скорбным бесчувствием» стоит Бернард Шоу, за «Спаси и сохрани» — Флобер, «Элегия дороги» ведет в художественный музей Роттердама, разыгранный на немецком «Молох» отсылает к живописи Каспара Давида Фридриха. Русская культура тоже активно присутствует — и Достоевский, и Платонов. Впрочем, Сокуров никогда впрямую не экранизирует чужие тексты или биографии; все эти хрестоматийные фигуры входят в мир режиссера скорее в виде призраков, что особенно очевидно в «Камне», навеянном образом Чехова.
И сам Сокуров явился в дом кино своего рода призраком. Он был уже автором нескольких фильмов, о которых говорили в кулуарах, но все они лежали на «полке», пока их не сняла с нее перестроечная Конфликтная комиссия. Сокуров отличался от всех остальных режиссеров миссионерским, фанатичным отношением к профессии. Он готов был работать день и ночь, снимал по несколько фильмов в год, неустанно экспериментировал со съемочными технологиями, добивался перфектных результатов. Уже к середине 1990-х годов он заслужил признание ведущих мировых экспертов, киножурналов и фестивалей, но никогда не останавливался на достигнутом, ставя перед собой все более дерзкие задачи и решая их. Такой высокой планки отечественное кино не брало со времен Эйзенштейна и авангарда 1920-х годов. Единственным исключением более позднего периода был Андрей Тарковский, недаром, при всех отличиях их как художников, увидевший в молодом Сокурове своего неформального преемника.
Дом, который построил Сокуров,— это храм культуры, в котором свободно общаются между собой святые и подвижники этой религии. И в этом смысле он тоже шел вслед за Тарковским — унаследовал его идею собрать для символического «полета на Солярис» высшей пробы культурные артефакты. При этом Сокуров никогда не жил в башне из слоновой кости: его гражданская активность, смелость выражения позиции особенно рельефно выглядят на фоне размытого конформизмом киносообщества. Не меньшее значение приобрела созданная Сокуровым школа молодых кинематографистов: ее ученики, многие родом с Северного Кавказа, сегодня составляют главную надежду российского кино.
Разумеется, фигура такого масштаба не могла не попасть в перекрестье споров о русской (в широком смысле слова) культуре и том, насколько она причастна к разжиганию ненависти и насколько способна противостоять. Все фильмы Сокурова, на каком бы материале они ни строились, отвергают насилие не только как способ разрешения жизненных конфликтов, но и как элемент эстетики. Они антитоталитарны и по содержанию, и по форме, что тоже делает голос этого человека и режиссера одиноким и уникальным.