|
Хирургическое помешательство |
 |
| Фото: ЛЕОНИД ФИРСОВ, "Ъ" |
История вопроса
Практически каждый человек, как бы красив он ни был, чем-то в своей внешности недоволен, втайне мечтая подкорректировать свой нос или убрать жировые складки на животе. Николай Миланов, президент Общества пластической, реконструктивной и эстетической хирургии: Нет такого человека, который не нуждался бы в эстетической операции. Другое дело, кого-то его внешность вполне устраивает, а кто-то просто не решается на операцию.
Развитию комплекса неполноценности способствуют глянцевые журналы и кинофильмы, создающие мифы о том, как должен выглядеть "совершенный человек". Собственно, именно на этом построена индустрия красоты во всем мире.
Николай Миланов: На самом деле пластическая хирургия — это очень объемное понятие, включающее в себя и реконструкцию, и восстановление (например, при травматических дефектах и врожденных патологиях), и эстетику. Собственно эстетическая хирургия занимает не более 10% от всех операций.
Правда, по цене эстетика превосходит все остальные области пластики.
Владимир Тапия-Фернандес, хирург-пластик, главный врач Клиники пластической и эстетической медицины "ТАПИА": Обычно те люди, которые решаются сделать пластическую операцию, на самом деле хороши собой, всегда ухоженны. Просто считают, что у них есть один мучающий их недостаток, который необходимо исправить. И иногда хирургическое вмешательство им действительно требуется.
 |
| Прибор для липосакции (откачки жира), при устойчивом спросе со стороны желающих привести свою фигуру в норму, окупается за три месяца, а затем начинает приносить прибыль |
Несмотря на то что медицина тогда была полностью государственная и бесплатная, государство вполне резонно считало, что красота стоит денег и за нее необходимо платить из собственного кармана. Именно поэтому подобные заведения были хозрасчетными, а хирурги-пластики считались самыми высокооплачиваемыми среди врачей.
Владимир Виссарионов, директор Института пластической хирургии и косметологии МЗ РФ: Тогда коррекция брюшной стенки живота стоила 80 рублей, круговая подтяжка лица и исправление носа — по 60 рублей, а коррекция нижних и верхних век оценивалась в 45 рублей. Зарплаты же у хирургов были низкие, не сравнимые с сегодняшними. Например, я, как научный сотрудник, регулярно выполняющий операции, получал всего 120 рублей, при этом в отличие от практикующих хирургов не имел права на проценты от стоимости операции. А нагрузка была больше, чем сейчас: учреждений было меньше, у нас были очереди на полгода-год.
Владимир Тапия-Фернандес: В советские времена в клиниках хирург помимо зарплаты получал еще конверт в карман — такова была традиция. И поэтому хирурги-пластики на фоне других специалистов жили весьма неплохо. Например, если пациент платил в кассу за круговую подтяжку лица 40 рублей, то врачу в конверте давал около 100 рублей.
Ежемесячный доход хирурга нередко достигал 3 тыс. рублей, раз в 20 превышая среднюю по стране зарплату. Но и работали не покладая рук: ежедневно на одного врача могло приходиться от трех до пяти операций.
Частный призыв
 |
| Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ, "Ъ" |
| Владимир Виссарионов: "Наиболее рентабельные операции — это грудь, живот, лицо, так как они достаточно дорогие, всегда востребованы, а технологии давно отработаны" |
Владимир Тапия-Фернандес: В "ЛиКе" собрались лучшие в Москве профессионалы, обороты были очень большие, но через пару лет клиника закрылась. Дело в том, что тогда еще был социализм, постепенно переходивший на капиталистический путь, чем многие, особенно люди старшего возраста, были недовольны. И пенсионеры начали писать письма — "как так, до чего мы дожили, у нас даже медицина стала платной". Вскоре власти решили его закрыть, сначала на полгода. Но за такое время отсутствия практики у хирургов потерялась бы квалификация. Мне надо было искать работу, но снова попасть в Институт красоты было практически невозможно, там работали все чуть ли не по наследству, это было очень престижное место. Других клиник, занимающихся эстетической медициной, в Москве тогда не было. Так что пришлось открыть собственную. В 1990 году я нашел стоматологическую поликлинику на 20-м этаже гостиницы "Интурист", договорился с ее директором и открыл свой кабинет. Общие вложения в оборудование клиники составили около $5 тыс. Но тогда, например, обычный коагулятор стоил $300, а операционный стол — $700.
Таким образом, Тапия открыл первую по-настоящему частную клинику в России и вскоре доказал, что частная эстетическая медицина вполне может быть конкурентоспособной. Он установил цены, адекватные уровню работы. Например, за лифтинг вместо 40 рублей Тапия стал брать $400, за ринопластику (исправление носа) — $300.
Владимир Тапия-Фернандес: Парадоксально, но на эти цены пошла масса клиентов, понимающих, что качество должно стоить денег, и просто боящихся платить дешево государству. Тогда, надо сказать, это были весьма приличные деньги. Клиенты же меня знали еще по работе в "ЛиКе" и Институте красоты.
В те времена в медучреждениях не использовали даже одноразовых шприцов — все материалы приходилось ввозить из Италии. Для российских врачей открыли курсы по липоскульптуре (моделированию тела). Правда, никто из них так и не доучился — проучившись год, они решили, что все знают, и пооткрывали свои клиники. Рынок частной эстетической медицины в Москве начал развиваться.
Современный рывок
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ, "Ъ" |
| Вадим Зиннатуллин: "На самом деле вовсе не обязательно быть врачом, чтобы заняться бизнесом в медицине,— достаточно быть хорошим менеджером" |
Николай Миланов: Неизвестно, сколько в стране делается эстетических операций, каковы объемы рынка — цены даже в Москве на одну и ту же процедуру могут отличаться в несколько раз. К тому же у нас до 90% всех денег проплачивается вчерную, а это миллионы долларов. Только в Москве порядка трехсот клиник, специализирующихся на эстетической медицине.
Как при этом изобилии предложений выбрать надежную клинику — головная боль потенциального пациента.
Виктор Колкутин, главный судмедэксперт МО РФ: Даже опытный врач от ошибки не застрахован. Например, только в прошлом году мне по роду деятельности пришлось проводить экспертизы пяти негативных результатов хирургов. К тому же эстетика — дело весьма субъективное, и часто сам клиент недоволен результатом. Хотя хирург все сделал правильно.
Владимир Тапия-Фернандес: В Москве не больше пяти-шести частных клиник, в которых оказывают гарантированно качественные услуги. А подход, который практикуется в большинстве клиник, совершенно неправильный — когда после операции хирург отпускает пациента на все четыре стороны. Ведь любое вмешательство в организм человека чревато осложнениями, поэтому врач должен сопровождать пациента и после операции.
Тем не менее, несмотря на риск осложнений, у многих клиник от клиентов нет отбоя. Например, Тапия сам делает в среднем по 10-20 операций ежемесячно. По словам Владимира Виссарионова, в государственном Институте пластической хирургии и косметологии ежегодно выполняется 8 тыс. операций, из которых 3 тыс. — серьезные (типа лифтинга лица, ринопластики и пр.). По мнению доктора Виссарионова, если раньше на Москву приходилось до 90% всех операций, то сейчас — не больше трети. В регионах достаточно своих клиник. Правда, по обороту рынка на Москву приходится все равно до 90% — из-за разницы в цене.
Пластическая хирургия во всем мире является самой рентабельной областью медицинских услуг. За красоту люди готовы платить любые деньги.
 |
 |
Александр Тепляшин, президент группы клиник "Пирамида": Конечно, по прибыльности с нефтью наш бизнес не сравнить, но если проект не окупается в течение полугода, значит, он неудачный.
Владимир Виссарионов: Наиболее рентабельные операции — это грудь, живот, лицо, так как они довольно дорогие, всегда востребованы, а технологии давно отработаны. Рентабельность их может быть и 100%, и даже выше.
Владимир Тапия-Фернандес: Первое место по популярности принадлежит маммопластике (протезированию груди), которая занимает до половины от всех операций, далее следуют ринопластика и липоскульптура.
Основная статья расходов клиник — обеспечение безопасности жизни пациента.
Владимир Тапия-Фернандес: Результат операции должен быть безукоризненным, для чего необходимо использовать самые лучшие материалы, медикаменты, самый лучший наркоз, оборудование. Если сказать по-русски, у нас пациента просто облизывают, хорошо кормят, а все это стоит денег, и немалых. Появляется новое оборудование, поэтому клиника требует регулярных инвестиций, на развитие и идет большая часть прибыли.
Иначе и быть не может, ведь пациенты эстетических клиник способны заплатить за операцию $5-10 тыс., они привыкли к определенному уровню жизни и не намерены его менять даже на несколько дней пребывания в стационаре.
Многие владельцы клиник открывают их на базе существующих больниц (как, например, это сделал Тапия, арендовав целый этаж в больнице Управления делами президента). Это позволяет существенно экономить на инвестициях и вдобавок обеспечивать безопасность, что немаловажно для пациентов.
Владимир Тапия-Фернандес: Наш бизнес обязательно предусматривает наличие клиники, потому что если я иду на операцию, я должен быть вооружен до зубов. Например, не дай бог у пациента случится инфаркт миокарда — я и к этому должен быть готов. Всегда под рукой должен быть кардиолог, травматолог или реаниматолог. Свою клинику я строил 11 лет назад, и первоначальные вложения были, наверное, на уровне $100 тыс., может, чуть больше. Сейчас, конечно, инвестиции требуются совершенно другие. Например, один хороший аппарат для липосакции стоит не менее $50 тыс. Если открывать клинику с нуля в собственном помещении, со всеми необходимыми службами и специалистами, какую я планирую со временем сделать, необходимо $15-20 млн.
На западе все отношения пациента и врача давно отрегулированы. У нас пока подобное невозможно из-за несовершенства законодательства, неопределенности правил игры.
Николай Миланов: У нас ни пациент от врача не защищен, ни врач от пациента. Самое парадоксальное, что в России до сих пор нет такой специальности — "пластический хирург". Все работают по специальности либо "общая хирургия", либо "челюстно-лицевая хирургия". У меня их две.
Владимир Виссарионов: Когда будет утверждена специальность "пластическая хирургия", обязательно будут выработаны критерии обучения, приняты регламентирующие документы — это многое упорядочит и прояснит во взаимоотношениях врача и пациента. Мы сейчас над этим работаем.
Непременное условие успешного существования клиники — высокая квалификация врачей, ведь на рынке постоянно появляются более совершенные технологии, оборудование, которыми обязан владеть каждый уважающий себя врач (по мнению хирургов, до 90% успеха операции зависит именно от рук врача). И в этом кроется серьезная проблема большинства российских клиник, особенно региональных,— курсы стоят дорого, и позволить их себе может далеко не каждый специалист.
Тем не менее хорошие хирурги есть и в регионах, а плохие — и в Москве.
Николай Миланов: Например, по Москве всего пять-шесть человек хорошо делают ринопластику, в регионах — не более десятка. К сожалению, многие хирурги из-за денег приходят в эстетическую хирургию сразу после института, практически без хирургической практики, они и оперировать-то нормально не умеют. На западе после вуза хирург два года проходит обучение хирургии как таковой, а после еще пять лет учится пластической хирургии. В итоге весь курс занимает семь лет, и полноценным хирургом он становится после 30 лет. У нас же весь курс специализации занимает 144 часа, а после него иди работай.
Владимир Тапия-Фернандес: На каждую поездку на курсы в свое время я должен был тратить от $5 до $10 тыс., а приходилось ездить два раза в год. Самое продолжительное мое обучение проходило в Барселоне в течение двух лет, во сколько оно обошлось, даже сложно сказать. Но в среднем однодневный курс стоит от $300, недельный — до $5 тыс. плюс билеты и проживание. Позволить себе такие траты может далеко не каждый столичный врач, не говоря о провинциальном. Западные коллеги надо мной смеялись — "какой-то странный этот русский, только один приезжает к нам учиться, да и на русского-то не похож". Сейчас я сам занимаюсь организацией семинаров в Москве. Я привез сюда своего учителя доктора Планоса из Барселоны — его визит мне обошелся в $25 тыс., но на его курс по пластике груди собралось до 400 наших врачей. После этого я устраивал еще двенадцать курсов, при средней цене $300, что окупало мои затраты и давало возможность посмотреть врачам, как проводят операции мировые светила.
Трехмесячные курсы при Институте пластической хирургии и косметологии стоят $250 тыс., но, как утверждает Владимир Виссарионов, подобная цена вполне оправдана — учеба окупится всего за несколько операций.
Рентабельные пересадки
По статистике, 35% мужского населения подвержены облысению по андрогенному (мужскому) типу, и именно на решении этой проблемы только предприимчивые американские клиники и фармацевтические компании зарабатывают $1,3 млрд ежегодно. Примерно треть этой суммы тратится на трансплантацию собственных волос, которая, по сути, является единственным действенным способом восстановления шевелюры (медикаментозное лечение при этом типе облысения практически бесполезно). Методика пересадки волос впервые была описана еще в 1939 году японским дерматологом Окудой, но получила широкое распространение во второй половине прошлого века. Сейчас только в США трансплантацией волос занимаются сотни клиник, которые ежегодно выполняют более 50 тыс. операций. В России подобные операции выполняет всего около десятка клиник, специализированная среди них только одна — это Real Trans Hair ("R.T.H.").
Вадим Зиннатуллин, генеральный директор "R.T.H.": Все началось достаточно случайно — у моего лучшего друга начались проблемы с волосами. А в это время, в 1995 году, как раз мы путешествовали по Германии и заметили рекламный щит в Дюссельдорфе — "лысый-волосатый". Друг решился на операцию, результатом остался очень доволен. И мы открыли клинику. В России мы изучили проблему и выяснили, что подобной услуги у нас просто никто не предлагает. Мы стали первыми.
До этого Зиннатуллин с медициной никак связан не был — окончил Казанский финансово-экономический институт, но в науку не пошел, предпочел заняться реальной экономикой, начав зарабатывать деньги в стройотряде на астраханских арбузах. Далее было производство стиральных порошков.
Вадим Зиннатуллин: На самом деле вовсе не обязательно быть врачом, чтобы заняться бизнесом в медицине,— довольно быть хорошим менеджером. По сути, этот бизнес ничем не отличается от любого другого. Есть спрос — надо обеспечить предложение и достаточное число клиентов.
На реализацию этого замысла ушло около года, потраченного на поиск персонала (хирургов и сестер), их обучение в Германии, закупку оборудования. На открытие клиники было израсходовано $1,5 млн, из которых 40% ушло на оснащение клиники. А главное — почти сразу же была запущена реклама, какой раньше в России не позволяло себе ни одно медучреждение. Заключительная фраза в ролике "Аэропорт" (снятого Тимуром Бекмамбетовым), произнесенная Михаилом Разумовским: "А тебе, лысый, я телефон не скажу!", сразу же разлетелась по всей стране, ролик получил первое место на Каннском фестивале рекламных роликов, честно отработав потраченные на него $50 тыс., но новых клиентов не принес. Лысые на такую прямоту обиделись, так что в течение нескольких месяцев, до новой рекламной кампании в жанре научпопа, популярно разъясняющего, что же это такое — трансплантация и почему новые волосы будут расти вечно, клиентов было, мягко скажем, маловато.
До последнего времени "R.T.H." тратила на рекламную кампанию порядка $150 тыс. ежемесячно, и эффект не заставил себя ждать: за восемь лет своего существования клиника выполнила около 3,5 тыс. операций при средней стоимости каждой от $3-6 тыс. Причем, как утверждают специалисты клиники, 2,5 тыс. графтов (9-10 тыс. волос), пересаживаемые за одну операцию, мало кто трансплантирует даже в Европе.
Василий Буянов, ведущий хирург "R.T.H.": На западе как раз большинство владельцев клиник — именно врачи, но это только осложняет дело. В целях экономии они содержат минимум персонала, всего несколько сестер, которые не в состоянии обработать достаточное для полноценной трансплантации количество графтов. Как результат — вместо одной операции пациент должен записываться на несколько.
Нетрудно подсчитать, что оборот клиники за это время составил порядка $17 млн, или $2 млн в год. Сейчас клиника делает от 30 до 50 операций в месяц.
Вадим Зиннатуллин: В среднем по расходным материалам, а мы их вынуждены покупать в Европе, затраты на медикаменты и расходные операции составляют до €1 тыс. Плюс зарплата персонала — зарплата каждого хирурга (а у нас их три) в месяц составляет $2-3 тыс., медсестры — до $800, а на каждой операции задействовано 12 медсестер. Клиника окупилась в первый год работы.
Дальнейшие планы клиники связаны именно с развитием мужской косметологии (в частности, с омоложением лица введением фибропластов, собственной ткани человека, генерирующей выработку коллагена) — направлением очень перспективным, ведь обычные салоны, где большинство клиентов — женщины, многие мужчины до сих пор стесняются посещать.
Думают об открытии специализированной мужской демократичной клиники и в группе "Пирамида". Заработанные на пластике деньги компания инвестирует в Институт стволовой клетки, единственный частный медицинский научно-исследовательский институт.
Александр Тепляшин уверен, что мужская эстетическая медицина — дело перспективное, хотя и специфическое: Мужская клиника имеет по сравнению с женской более узкие задачи — это прежде всего липосакция, лечение эрективной дисфункции и трансплантация волос.
В том, что подобную клинику ждет успех, не сомневается никто из специалистов: столичный рынок давно созрел для этого.
Рецепт его молодости
На западе сейчас одно из самых модных и популярных направлений — клиники, позиционирующие себя как anti age, т. е. борющиеся со старением во всех его проявлениях (в России единственный институт, позиционирующий себя как "возрастной",— институт геронтологии, занимающийся, впрочем, главным образом болезнями пожилых людей).
Именно в этом направлении начинают работать и другие клиники — в частности, группа клиник "Пирамида", чей комплекс открывается в феврале в Жуковке, по Рублевке — поближе к потенциальным клиентам.
Александр Тепляшин: Наши пациенты имеют все, но им еще хочется долго жить. В Жуковке мы предложим такие проекты, которых еще не найти в нашей стране. Например, расшифровку генома человека — совместно с Институтом молекулярной биологии. Подобный анализ обойдется клиенту примерно в $10 тыс., он позволит выявить и предупредить многие потенциально опасные заболевания, которые могут угрожать пациенту в будущем.
ДМИТРИЙ ТИХОМИРОВ