Зрителей накормили стиляжьей ухой

В новосибирском Городском драматическом театре состоялась премьера спектакля «Взрослая дочь молодого человека» по пьесе Виктора Славкина. Поставивший его худрук Сергей Афанасьев определил жанр подзаголовком «стиляжья уха с перерывом». На вкус корреспондента «Ъ» ИРИНЫ УЛЬЯНИНОЙ, уха получилась вполне съедобной, но несколько жидковатой и со слишком предсказуемым вкусом.

Жидковатость — это от замедленного темпоритма, особенно в первом действии. Можно, конечно, вспомнить чинно–меланхоличные чаепития Антона Чехова, по ходу которых рушились судьбы, но Славкин — не Чехов, космических глубин он не прописал. У его драматургии имеются свои достоинства. Пьеса славная и добрая. В ней нет ни одного однозначно отрицательного персонажа, а внутренний конфликт знаком многим. В завязке действия встречаются разменявшие пятый десяток однокурсники, которые пускаются в застольные воспоминания с вопросом «почему жизнь не задалась?». Таков привкус русской стиляжьей ухи, кардинально разнящейся со стерляжьей, — она вызывает душевную смуту и сердечные спазмы.

Художник Владимир Фатеев в сценографии к премьерному спектаклю тщательно реконструировал быт инженера 70–х годов: пианино, бережливо накрытое старой скатеркой с бахромой, радиола с набором пластинок, безликая хрустальная вазочка, холодильник «ЗиЛ Москва». Господин Фатеев, смешав обывательские установки и интеллектуальные фетиши, усмехнулся над героями и тотчас их простил. Ему удалось создать обстановку, «утепляющую» действие, раскрывающую суть противоречий между супругами — бывшим стилягой, который никак не остепенится, и бывшей первой красоткой–певичкой, которая просто любит мужа и дочь и как может бережет очаг.

Сергей Афанасьев уже не раз приглашал публику разделить свое умиление несуразными подробностями «совка». Но в «Зеленой зоне» и «Пяти вечерах» он успешно применял прием отстранения с использованием микрофона и кинокамеры. «Взрослая дочь» сыграна без подобных затей, в кондициях сугубо бытового проживания. Образы главных героев идеально совпали с индивидуальностями ведущих актеров труппы. Сергей Новиков, играющий стилягу Бэмса, сполна наделяет его собственной склонностью к рефлексии.

Но, пожалуй, выразительнее всех несет образ Николай Соловьев, сыгравший «челябинского утюга» Прокопа. Для него святы жена и дети, и в Москву–то он приехал, чтобы чего полезного для хозяйства прикупить да старшего сына Толю в институт, где проректор — его бывший однокурсник Ивченко, пристроить. Соловьев «распечатывает» стоящее без надобности пианино, лабает аккорды, чисто поет и интонирует, задавая непрописанный драматургом масштаб роли.

Актер Александр Сидоров (Ивченко), известный многим как «веселый молочник», и вовсе выдает максимум откровений о терниях карьериста в острохарактерных, смешных подробностях. Люся — супруга Бэмса, которую воплощает Ирина Ефимова, — вышла несколько простоватой, но подкупающей своей искренностью. Трактовка роли спорна, однако энергетика актрисы впечатляет. Кажется, Ефимова знает все про беззаветную женскую преданность.

Несколько смазывает картину формальное существование молодых актеров. Как ни странно, органично играет лишь Евгений Тележкин — отпрыск провинциального «утюга». Сутулая Элла — та самая взрослая дочь молодого человека — в исполнении Юлии Суворовой воспринимается пародией на образ. Павел Поляков (Игорь, возлюбленный Эллы) и вовсе ленится, задействуя лишь свою сексапильно плотоядную стать. Понятно, что лучше быть молодым и здоровым, чем старым и усталым.

Но спектакль не о том. Быть может, он — последнее откровение об уходящей натуре русских стиляг, у которых молодость с ее бунтарством не состоялась, а зрелость уж тем более не задалась. Зато они умеют любить и хранить верность своим сомнительным с точки зрения нового человека идеалам. Это «зато» и служит кодом к новому спектаклю Сергея Афанасьева.