 |
ФОТО: ДМИТРИЙ АЗАРОВ  Владимир Устинов доказал, что ему по плечу философский диспут самого высокого пошиба — с привлечением аллюзий на Платона, Конфуция, Гоббса, Канта и святую инквизицию |
Общественность взволновали три вещи. Во-первых, Владимир Устинов предложил прокурорам руководствоваться в работе такими понятиями, как "грех", "стыд", "добро" и "зло". Во-вторых, в докладе фигурировала ссылка на философа-монархиста Ивана Ильина, при том что ранее генпрокурор избегал участия в философских диспутах. В-третьих, насторожило то, что доклад прозвучал в присутствии президента. К тому же вскоре оказалось, что наиболее философски заостренные фрагменты речи Устинова текстуально совпадают с пассажами из статьи депутата Госдумы от "Родины" Натальи Нарочницкой, которая опубликовала свою работу еще в 2003 году, и некоторые журналисты поспешили обвинить генпрокурорских спичрайтеров в плагиате.
Между тем более внимательный анализ позволяет заключить, что выступление генпрокурора представляет собой подлинно оригинальное философское произведение, базирующееся на серьезном научном анализе и наполненное скрытыми цитатами из классиков мировой философии. И большинство из них никак не могут быть причислены к блестящей плеяде русских православных мыслителей монархической направленности.
В начале своего доклада Владимир Устинов подчеркнул: "Многие тенденции, противоречия и болячки общественного развития рельефно видны как раз через призму деятельности прокуратуры. Она своим влиянием проникает во все клеточки социального организма. А этот организм серьезно болен". Всякий добросовестный исследователь, вооруженный "Кратким философским словарем" или хрестоматией, легко убедится, что автор доклада развивает идеи Томаса Гоббса, сравнивавшего государственный механизм с библейским чудовищем Левиафаном. "В этом Левиафане верховная власть, дающая жизнь и движение всему телу, есть искусственная душа, должностные лица и другие представители судебной и исполнительной власти — искусственные суставы; награда и наказание (при помощи которых каждый сустав и член прикрепляются к седалищу верховной власти и побуждаются исполнить свои обязанности) представляют собой нервы, выполняющие такие же функции в естественном теле",— писал английский классик, фактически положив тем самым начало традиции именовать структуры, подобные Генеральной прокуратуре, органами.
Отдав должное английской мысли, автор доклада обращается к классической античной философии, парадоксальным образом соединяя взгляды когда-то непримиримых оппонентов — Платона и Аристотеля. "Если у общества утрачено понятие греха и стыда, то порядок в нем может поддерживать только полицейский",— говорит Устинов, напоминая о тирании и охлократии, описанных великим Аристотелем, который видел причину беззаконий власти в нравственной деградации общества. "Жалкой предстает судьба государства, в котором законопослушание диктуется одним лишь страхом перед уголовным наказанием",— продолжает свою мысль генпрокурор, намекая на бессмертные строки Платона: "Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью".
Скрыто цитируя консервативных мыслителей, автор доклада остается между тем на либерально-демократических позициях, о чем свидетельствует следующая фраза: "Сам полицейский не может не быть прямым порождением общества, утратившего понятие греха и совести". Общеизвестно, что представление о том, что преступник является лишь жертвой социального окружения, было одним из порождений демократической мысли и даже лежало в основе раннего советского уголовного права. В работе Устинова идеи советских чекистов, которые были готовы снисходительно смотреть на криминальные подвиги "социально близких", получили творческое развитие. Отныне прокурорское сочувствие распространяется на "ведомственно близких", поскольку "прямым порождением общества" в докладе были названы только оступившиеся милиционеры, а не, скажем, оступившиеся бизнесмены, ветеринары или ученые.
Совершив экскурс в либеральную традицию XIX века, докладчик стремится удержаться от крайностей, отмечая, что "свобода, лишенная нравственных ограничений, выведенная за рамки добра и зла, логично обернулась рабством плоти и гордыни, торжеством самых низменных инстинктов". Как тут не вспомнить Сенеку, провозгласившего: "Я рожден для высших устремлений, я выше того, чтобы быть рабом своего тела, в теле своем я увижу не что иное, как цепи, сковывающие мою свободу".
И теперь с присущим ему изяществом автор перекидывает мостик от римских добродетелей к восточной мудрости: "В своей горькой прокурорской практике мы сталкиваемся с одной и той же ситуацией. Как только в человеке исчезает духовность, как только ее съедают своекорыстие, спекулятивное отношение к миру, он становится на путь преступления". На ум приходит: "Учитель сказал: 'Благородный муж думает о морали; низкий человек думает о том, как бы получше устроиться. Благородный муж думает о том, как бы не нарушить законы; низкий человек думает о том, как бы извлечь выгоду'". Великий Конфуций, бесспорно, гордился бы своим российским учеником.
Но мыслитель не был бы мыслителем, если бы превратил свой доклад в талантливый, но все же вторичный продукт, переполненный цитатами, и не сказал бы собственного слова. Владимир Устинов смело берется за критику самого Иммануила Канта, обосновавшего концепцию правового государства. Кант писал, что в правовом государстве право "есть совокупность условий, при которой произвол одного лица совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы". Устинов идет дальше, утверждая, что "правовое государство неосуществимо, если не будет понятия 'неблагородный поступок', который оценивается мерой добра и зла". Если Кант полагал, что поступки человека зависят от врожденного морального императива, позволяющего отличать хорошее от плохого, то Устинов считает, что отличить добро от зла люди неспособны, о чем свидетельствует, в частности, поведение россиян в постперестроечную пору: "Русский обыватель и российский интеллигент оказались одинаково падки на искушение".
Добро и зло мыслятся прокурором не как врожденные идеи человеческого существа, а как внешние ориентиры, по которым следует оценивать поступки, принимая решение о степени их благородства. Если же человек не может сам знать, что хорошо, а что плохо, это за него обязан делать кто-то более компетентный, а именно работник прокуратуры, которая, как было сказано выше, является органом Левиафана. "И здесь надо полностью использовать наш арсенал воздействия на общество",— подчеркивает Устинов, не оставляя сомнений по поводу истинного значения своих философских изысканий.
Что же касается Ивана Ильина, единственного философа, на которого докладчик открыто сослался, нелишним было бы вспомнить цитату из его трудов: "Не следует бояться слова 'диктатура' — ее сущность зависит от ее целей и средств. Западные демократии представляют собой диктатуру денег, коммунизм был диктатурой партийной бюрократии, а искомая православная монархия — это, по известному выражению, 'диктатура православной совести'. Ей и должен уподобляться такой русский диктатор, сознавая свою лишь предуготовительную роль очищения больного общества от накопившегося зла — для узаконения добра".
Разумеется, было бы непозволительным упрощением сводить ценность доклада лишь к изящным аллюзиям на труды мыслителей прошлого. Взятый в целом, а не в виде разрозненных цитат, он отсылает нас не столько к уже отжившим свое теориям, сколько ко вполне реальным историческим практикам. Эти практики основаны на принципиальной неотделимости церкви от следствия и стирании граней между грехом и преступлением. Грань между наказанием и попыткой насильственного спасения заблудших душ при этом тоже стирается. Так святая инквизиция жгла вероотступников, чтобы очистить их души от скверны, а иранский режим эпохи Хомейни обставил жизнь своих подданных таким количеством запретов и ограничений, чтобы согрешить стало просто невозможно. В заключение отметим, что обращение генпрокурора к моральным ценностям состоялось вскоре после памятной встречи с Алексием II 12 января, в ходе которой патриарх отметил, что между Генпрокуратурой и Московской патриархией "сложились добрые, конструктивные взаимоотношения, призванные проявлять совместную заботу о нравственном здоровье общества".
Будем надеяться, что высокий уровень научной квалификации автора доклада не останется не замеченным президентом, который уже весной этого года должен будет предложить кандидатуру нового генерального прокурора.