На 90-м году жизни после долгой и тяжелой болезни умерла Алла Богуславская — одна из лучших танцовщиц Большого театра 1950–1970 годов, великий педагог, автор уникальных учебных пособий, первый российский преподаватель «джаз-танца» и последний хранитель системы танца народно-характерного. Ее вспоминает Татьяна Кузнецова.
Алла Богуславская
Фото: Из архива Большого театра
Алла Богуславская
Фото: Из архива Большого театра
Алла Богуславская — одна из лучших танцовщиц «золотого века» Большого театра и лучший преподаватель характерного танца за последние полвека — не оставила после себя ни плеяды исполнителей, ни педагогической школы. Она учительствовала в Московской академии хореографии более сорока лет, работала репетитором в Большом театре, не раз возобновляла «характерные» акты в классических балетах, написала ценнейшие учебники по народно-характерному и джаз-танцу, обладала бесспорным авторитетом в балетном сообществе, но все это скорее вопреки людям и обстоятельствам. Никто не записывал на видео ее уроки (кроме давнего и единственного получасового класса с юным Геннадием Яниным в роли ученика). Ее бесчисленные ученицы-стажеры разъезжались по России и ближнему зарубежью и тонули на их безбрежных просторах. В академии она не возглавляла кафедру — напротив, постоянно оборонялась от методической безграмотности старших по званию. Никто не спешил укрепить ее авторитет и в Большом: конкуренты-репетиторы характерного танца выдавили ее из театра. Старые классические балеты, которые она, отвечая за характерные танцы, ставила в других городах и странах с Владимиром Васильевым, Раисой Стручковой, Михаилом Мессерером, исчезали из репертуара вместе с артистами, успевшими усвоить блистательную манеру московского исполнительства. Она всем была неудобна — бескомпромиссная, требовательная, одинокая защитница того великого характерного танца 1930–1960-х годов, который — с детально проработанной методикой и сводом правил, не менее сложных, чем в танце классическом,— стал главным завоеванием советской эпохи.
Алла Богуславская попала в балет благодаря Екатерине Гельцер: мать будущей танцовщицы была личным куафером главной гранд-дамы московского балета, выразившей желание лично позаниматься с ребенком. И свои первые уроки Богуславская получила в роскошной квартире балерины, используя вместо станка спинку кровати из карельской березы. В училище Аллу приняли в разгар войны, однако педагоги были лучшими из лучших: классику вела Галина Петрова, к чьим советам охотно прибегала сама Уланова, характерный танец — солист Большого и главный московский методист Анатолий Кузнецов. В театр Богуславская поступила в 1951-м, приняли почти весь класс; это было перспективное время — назревала смена поколений. В те годы юнцов живо распределяли на «классиков» и «характерных». Высокую, статную, прекрасно выученную Богуславскую направили по «характерной» линии. Многие партии она получила «из первых рук» — от легендарных первых исполнительниц, репетировала и нередко танцевала со своим педагогом Кузнецовым.
Темперамент, закованный в строгие рамки хороших манер, аристократическая осанка, «возрожденческое» лицо с большим лбом и прямым тонким носом сделали ее лучшей во всевозможных мазурках, главной среди «благородных» испанок и великолепной леди Капулетти в «Ромео и Джульетте» Леонида Лавровского.
Правда, сама она ценила партии с «преодолением» природных данных — вроде служанки в том же спектакле. В 1970-е, когда характерный танец начал приходить в запустение вместе со старым репертуаром, ей досталась княгиня Бетси в «Анне Карениной» Щедрина в постановке Майи Плисецкой — на пуантную роль светской львицы ее назначила сама Плисецкая.
В 1974-м, сразу после выхода на танцевальную пенсию, она стала преподавать характерный танец в МАХУ; я выпускалась в ее первом классе. За три года работы перфекционизм педагога вместе с требовательной любовью к ученикам не только обеспечил удачное распределение всего курса, но на всю жизнь привил ее питомцам честное до щепетильности отношение к профессии. Уже тогда Богуславской приходилось бороться за характерный танец, ставший необязательным довеском к классическому тренажу; за методику, разработке которой ее учителя посвятили жизнь, за «станок» в программе характерного танца. Она с полным на то основанием говорила, что «сейчас вокруг народно-сценического танца сложилась ситуация, характерная для конца XIX века, когда не существовало единой системы в освоении характерных танцев и артистов просто "натаскивали" на исполнение отдельных номеров». Но конъюнктура оказалась непобедимой: при отстаивании своих позиций Богуславская оставалась в одиночестве.
Московская академия все же придумала, как направить энергию и интеллект неуступчивого педагога в безопасное русло. Директриса Софья Головкина еще в советские времена поручила Богуславской организовать курсы «танца модерн», отправив ее в Восточную Германию обменяться опытом: мы им — исторический «характерный», они нам — современность. Но тщетно новый миссионер объясняла, что на курсах изучала «джаз-танец» — урок «модерна» так и закрепился в программе. Отличие «джаза» от «модерна» и основы его преподавания Богуславская изложила сначала в программе, а под конец жизни и в учебнике — наиболее серьезном в России; его издание — самое полезное, что сделала академия для просвещения будущих артистов. Издали и написанные неудобным педагогом два подробных пособия по народно-сценическому танцу, хотя сама московская школа этой методикой так и не пользуется. Но все же хотя бы на бумаге великому педагогу Богуславской удалось сохранить для пытливых потомков те знания, на которых расцвело танцевальное искусство ее поколения и которыми сама она всю жизнь пыталась одарить своих учеников.