Лицо культурной национальности

В Музее Владимира Набокова открылась выставка шаржей Дэвида Левина, известного американского карикатуриста, многолетнего сотрудника The New York Review of Books. Малосимпатичные лица мастеров мировой культуры рассматривала АННА ТОЛСТОВА.

       Уверенная линия, четкий штрих, огромная башка на тщедушном тельце — вот и вышел человечек. Вернее, человечище, потому что герои Дэвида Левина, как правило, великие. Что вполне естественно: бессменный шаржист The New York Review of Books, Левин рисовал богатых и знаменитых также для Time, Playboy, Newsweek, Esquire, The Nation и New Yorker, а там по мелочам не размениваются. В конце концов и сам стал богатым и знаменитым: к биографии неизменно прилагается длиннющий список наград (в том числе орден Почетного легиона) и счастливых обладателей левиновских рисунков (в том числе музей Метрополитен). Левину сейчас под восемьдесят, пятьдесят из них он рисует шаржи. В итоге получилось что-то порядка двух с половиной тысяч работ. Три десятка, 1960-1980-х годов, художник сам отобрал для своей первой выставки в России — в набоковском музее.
       Амплитуда широка — от Рембрандта ван Рейна до Фреда Астера, паноптикум узнаваемых без всякой подписи "селебритиз" от мировой художественной культуры, будто со всеми художник был на короткой ноге. Авторский отбор налицо: половина героев — русские, половина из них — писатели. Старец-мизантроп с бульдожьей физиономией — Достоевский. Сумасшедший пророк, заросший бородой по самые глаза, — Толстой. Брюзга-интеллигент в пенсне и шляпе — Чехов. Богемная цыганка с гордым профилем попугая — Анна Ахматова. Лихой парень в папахе на лошади, уткнувшейся мордой в пишущую машинку, — Бабель. Галерея русских писателей выглядит так, как будто это иллюстрации к истории русской литературы, написанной задиристым биографом Чернышевского из набоковского "Дара". Хотя, может, именно такие образы и оставались в голове среднестатистического американского студента после курса русской литературы, читанного самим Владимиром Владимировичем. В общем, человек национал-патриотических убеждений сразу определит: вот они — западные истоки таких клеветнических, порочащих символы российской духовности произведений, как "Голубое сало".
       Впрочем, никто не собирался задевать национальную гордость великороссов. "Своих" Дэвид Левин тоже не щадит: один лошадиный оскал здоровяка Хемингуэя стоит бороды Толстого и профиля Ахматовой, вместе взятых. Просто это такой быстрый способ конвертировать культурных богов в поп-идолов: характерная черта — лица или биографии — и готова иконка. Пруст в постели с чашечкой чая — разумеется, в воспоминаниях о пирожном мадлен. Джексон Поллок с сигаретой в зубах, всем корпусом отвернувшийся от зрителя, — надо полагать, справляет нужду прямо в камин в гостиной Пегги Гуггенхайм. Грубо говоря, все это не так уж сильно отличается от советских карикатур на абстракционистов из "Крокодила" хрущевских времен, только пафос другой: вместо разоблачения — такой панибратский юмор для в меру образованной публики. Но, хотя пафос и другой, принцип заказа, по большому счету, тот же. А социальный этот заказ или политический — с точки зрения вечности не так уж важно.