 |
ФОТО: ЗАУР ФАРНИЕВ  |
Утро. Февраль. Если смотреть в иллюминатор подлетающего к Владикавказу самолета, новое бесланское кладбище выглядит как большая цветная клумба посреди заснеженного поля.
Мы на кладбище вчетвером. Виссарион Асеев, бывший заложник, координатор учительского комитета. Саша, у которого погибла в школе дочь. Марина Литвинович, политический консультант из Москвы, приехавшая помочь бесланцам найти адвоката. И я.
Я спрашивал в самолете Марину, работавшую раньше на СПС и "Наш выбор" Ирины Хакамады, какая партия оплатила эту ее командировку в Беслан. Марина отвечала, что приехала на свои деньги и ее предполагаемая помощь "Матерям Беслана" — общественная работа, не связанная ни с одной из оппозиционных партий. Мы ходим по кладбищу и раскладываем цветы по могилам.
Потом мы едем в школу, и Виссарион по дороге показывает мне, куда охрана эвакуировала президента Дзасохова прятаться 3 сентября, как только послышались взрывы.
Мы приезжаем в школу и ходим по разрушенному зданию. На стенах появилось новое граффити. Во-первых, благодарность бойцам "Альфы" и "Вымпела". Саша говорит, что в первую же ночь бойцы спецподразделений ходили в школу на разведку и готовы были штурмовать школу без единого выстрела, тихо перерезав террористов ножами. Саша говорит, что "Альфу" и "Вымпел" отвели, а вместо них привели танки и солдат с гранатометами. Саша показывает мне дыры в стенах:
— Это танк работал,— говорит Саша.— Они из танка стреляли, чтоб сделать проломы для штурма, а там были наши дети внутри.
Еще Саша показывает мне место за оцеплением, откуда стреляли по школе федеральные солдаты из гранатометов, и говорит, что тубусы от гранатометов валялись потом на земле, и многие родственники погибших собирали эти тубусы, передавали следственной комиссии, а следственная комиссия неправильно заносила в протокол инвентарные номера, чтобы нельзя было определить, из какой воинской части это оружие и кто его использовал.
Еще Саша показывает мне пулю со следами крови. Пуля длиной с мизинец.
— Это штурмовая пуля,— говорит Саша.— Вот чем они штурмовали школу, где были наши дети. Такая пуля троих человек прошивает насквозь. Троих детей.
Саша говорит, что тубусы от гранатометов, штурмовые пули, запрещенные международными конвенциями огнеметы "Шмель" и другие доказательства того, что при штурме войска не щадили заложников, не все переданы следственной комиссии, а спрятаны еще в надежном месте на тот случай, если в материалах следствия и в докладах парламентской комиссии ничего не будет о них сказано. Тогда бесланцы станут требовать международного расследования, а для него припасают вещдоки.
— Мы хотим доказать, что власти виноваты в гибели детей,— говорит Виссарион.— Мы хотим, чтоб никогда больше нигде не погибали заложники при штурме.
В сентябре на стенах школы было много антиингушских лозунгов. Их никто не замазывал, они просто стерлись от времени или покрылись сверху новыми надписями. Саша говорит:
— Это власти разжигали национальную рознь. Дескать, мы дождемся конца траура и пойдем на ингушей. Никто не пойдет, ты что, война, все всем кровники... С местью надо осторожно, это же Кавказ.
Они так видят ситуацию, эти люди, перекрывающие трассу "Кавказ".
Школа большая, мы ходим по ней долго. Саша рассказывает, где стояли боевики, и из Сашиных объяснений выходит, что 32 боевика никак не могли контролировать все это пространство, а стало быть, боевиков было больше, и, стало быть, многие ушли. Саша не говорит, что боевикам нарочно дали уйти при штурме, говорит — упустили.
Он показывает мне дыры в полу, где, по его мнению, были схроны с оружием, и еще показывает комнату, где несколько лет хранились венки для возложения к Вечному огню или еще куда.
— Нельзя же венки хранить там, где живые,— говорит Саша.— А Лида хранила. Это же примета плохая.
Лида — это бывший директор школы Лидия Цалиева, ее родственники погибших обвиняют в том, что допустила террористов в школу под видом летнего ремонта, а террористы спрятали в школе оружие. Это во-первых. Во-вторых, венки — плохая примета. Стены школы пестрят проклятиями в адрес Лидии Цалиевой. И еще на стенах школы много пятен свежей краски.
— Это проклятия Дзасохову,— поясняет Саша.— Их замазывают. А проклятия Лиде не замазывают специально, чтоб мы враждовали с учкомом. Они боятся, что родители и учителя объединятся за отставку Дзасохова.
В сентябре матери погибших детей формулировали свои претензии к президенту Дзасохову так: "Он должен был прийти на кладбище, стать на колени и сказать: 'Извините, мой народ, я не смог помочь вам'". С тех пор претензии к президенту оформились и политизировались.
|
|
||||
|
|
||||
|
|
— Во-первых, нам нужно добиться честного расследования. В наших словах ни разу даже не должно звучать слово "деньги", потому что мы не денег хотим, а хотим помочь другим людям, чтобы у них не погибли дети никогда. Во-вторых, нам нужно помириться с учителями,— Марине мешает гул недовольства и она говорит громче.— Рано или поздно врагов прощаем! Кровников прощаем!
— Нет,— одна из женщин, тетя Оля, встает.— Учителя обратились к Путину восстановить доброе имя Лиды, а Лиду будем судить мы! Человек один раз рождается!
Мне трудно понимать их, но они как-то так видят ситуацию, эти люди.
Я спрашиваю, при чем здесь отставка президента Дзасохова. Люди в комнате разделяются на тех, кто отвечает мне и кто обсуждает правомерность моего вопроса.
Марина говорит:
— Понимаешь, у нас погибли дети, потому что в Осетии жизнь ребенка с роддома продается. Роддом, школа, институт, работа — все через деньги.
— Натуральный клановый феодализм,— вмешивается Саша.
— Не в самом Дзасохове дело,— продолжает Марина,— вся его команда должна уйти, чтобы детей не продавали за деньги. Все его люди должны уйти, потому что они душат республику, как рак.
Чуть позже Виссарион расскажет мне, что, пока я говорил с Мариной и Сашей, на другом конце стола обсуждали, человек ли я Чубайса или Березовского. Они как-то так видят ситуацию. Они винят в гибели своих детей коррупционную клановую систему, но им трудно верить, что к ним приехал человек не ради коррупционных и клановых интересов.
Вечер заканчивается тем, что "Матери Беслана" планируют новый антидзасоховский митинг на 1 или 3 марта. Полгода теракту. Они встречались с полпредом Дмитрием Козаком и так поняли его слова, что надо, дескать, организовать референдум за отставку президента Дзасохова, но конституция Северной Осетии не допускает такого референдума. Они хотят митинг, обращенный к парламенту, чтобы парламент инициировал процедуру импичмента. Политконсультант Марина Литвинович обещает помочь им в том смысле, что уговорит оппозиционных политиков приехать на этот митинг. Чтобы депутат Владимир Рыжков, например, вошел в парламент и говорил там от имени народа, чтоб приехали Ирина Хакамада, Гарри Каспаров, Георгий Сатаров. А я говорю, что неплохо было бы этих оппозиционных политиков вечером по одному пригласить в гости по семьям, просто поговорить с людьми, тогда, может быть, оппозиционные политики увидят, что есть еще страна за пределами Садового кольца.
Это хороший план, но никто не приедет. У всех плотные графики.
В Беслане мне говорили:
— Нам бросают как кость несколько милиционеров, одного террориста, пару военных. Нам Путин может даже Дзасохова бросить как кость, но после Дзасохова президентом станет Мамсуров (спикер парламента Таймураз Мамсуров.— "Власть"), и все останется, как было.
Если я правильно понимаю логику официального расследования, то смысл его в том, чтобы найти виноватых везде, где видят виноватых родители погибших. Но понемножку.
Винили осетины ингушей — в первые дни после теракта осетинские милицейские чины цедили на митингах, что "Аушев с ними (боевиками) заодно", что он потому и смог войти внутрь и освободить младенцев, что там внутри были "его люди".
Требовали отставки Дзасохова — он сначала пообещал, потом передумал и отправил в отставку правительство. Правда, большая часть членов кабинета оказалась переназначенной на свои же места. А начальник информационно-аналитического управления президента по Северной Осетии Лев Дзугаев, три дня в сентябре рассказывавший о "300 заложниках" в школе, 15 сентября 2004 года был назначен министром культуры и массовых коммуникаций Северной Осетии.
13 сентября Владимир Путин отстранил от должностей министра внутренних дел Казбека Дзантиева и начальника ФСБ республики Валерия Андреева (вскоре, по информации СМИ, оба нашли новые места: Дзантиев стал заместителем командующего внутренними войсками Московского военного округа, а Андреев получил пост замначальника Академии ФСБ РФ).
Бесланцы, не удовлетворившись этими отставками, требовали суда над высшими должностными лицами из числа силовиков, в том числе и над Дзантиевым. Генпрокуратура предъявила обвинение в халатности начальнику милиции общественной безопасности Малгобекского района Ингушетии Ахмеду Котиеву (находящийся под следствием начальник РОВД Малгобекского района Мухажир Евлоев обвинения пока избежал, поскольку слег в больницу) и уже уволенным к тому времени бывшему начальнику Правобережного РОВД Северной Осетии Мирославу Айдарову, начальнику милиции общественной безопасности Правобережного района Таймуразу Муртазову и начальнику штаба местного РОВД Георгию Дряеву.
20 января 2005 года бесланцы перекрыли федеральную трассу "Кавказ". Они выражали недовольство ходом расследования, требовали привлечь к уголовной ответственности бывших руководителей силовых структур республики, а нынешнее руководство во главе с Дзасоховым отправить в отставку.
Дзасохов приехал к ним, но митингующие отказались снять пикет, состоявший к тому времени уже из 500 человек. Трасса была перекрыта почти трое суток, и разошлись пикетчики только после звонка полпреда президента Дмитрия Козака, который обещал встретиться с пикетчиками в Ростове, встретился, но выразился в том смысле, что законных оснований для отставки администрации президента Дзасохова нет.
А потом на нескольких членов комитета "Матери Беслана" и на Виссариона Асеева были составлены протоколы об административном правонарушении — несанкционированном пикетировании.
Вскоре в газете "Северная Осетия" появилась статья "Горе не бывает шумным". В этой статье неназванным политическим силам выдвигалось обвинение в использовании трагедии в политических целях. В той же газете опубликовано было обращение 120 жертв теракта, не тех, что перекрывали трассу "Кавказ". В обращении, в частности, говорилось: "Мы, согласно древним народным обычаям, соизмеряем каждое слово, каждый шаг, чтобы выковать из своего горя мужество и достоинство, и потому молчим, даже когда невыносимо больно, ибо истинное горе молчаливо. Те же люди, которые преследуют единственную цель — заработать дешевые политические дивиденды и сделать карьеру на погибших в теракте, не представляют ни нас, ни наше мнение". Газета "Северная Осетия" издается администрацией президента Дзасохова.
В Беслане ведутся три расследования: прокурорское расследование, расследование парламентской комиссии и, наконец, расследование местной комиссии. Результаты этих расследований будут опубликованы не по мере готовности, а одновременно. Когда — неизвестно.
Бесланцы говорят, что доверяют только главе парламентской комиссии Александру Торшину. Может быть, потому, что только он заявил, что террористам помогали чиновники рангом "выше майора и полковника".
Мы сидим у Саши в квартире и смотрим любительское видео. На экране не захват школы и не штурм школы. На экране любительский спектакль, снятый на видео за несколько месяцев до теракта. На экране Сашина дочка жива и Маринина дочка жива. Они читают стихи и демонстрируют наряды. Это невозможно смотреть. И невозможно слушать, как Саша с гордостью рассказывает о своей дочке, какая она умница и красавица. И невозможно слушать, как Сашин сосед Тотраз с улыбкой рассказывает о своей дочке, какая она баловница. Они говорят о своих дочерях так, будто те живы.
— Пока ты здесь,— говорит мне Саша,— легче. Можно как-то поговорить о детях, пошутить... Но ты когда улетаешь? Послезавтра? А я уже сейчас начинаю бояться, что ты улетаешь. Ты хоть вернешься?
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН