Несколько месяцев с момента объявления фактического запрета на продажу российских активов иностранных компаний в России пока не привели к ясности в отношении режима, который определяет, кто, на каких условиях и с каким дисконтом на цену активов может покинуть рынок РФ. В общем случае контроль за движением капиталов из РФ с марта в руках правительственной комиссии по иноинвестициям, она может одобрить или не одобрить «белую» сделку по продаже российской компании активов иностранных групп, которые после начала военной операции РФ на Украине не видят смысла или не считают по политическим причинам возможным работать в этой юрисдикции. С июля 2022 года указом президента запрещены и «белые», и «серые» (в других юрисдикциях) сделки с активами ВПК, сырьевых, энергокомпаний и банков. В иных случаях продажа таких активов — дело предельно сложное, рискованное (по умолчанию они в руках нерезидента ничего не стоят), щекотливое и небыстрое.
Дмитрий Бутрин
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
В силу этого картина единичных «выкупов» российских активов иностранного бизнеса в описаниях скорее анекдотична. Понятно, что в сообщении «Певец Тимати купил российский Starbucks за n руб.» нужно уточнять все, от певца до числа рублей. Неудивительно то, что в основном речь о ритейле,— «активов», которые можно было бы «продать» в полном смысле слова, там почти нет, «продаются» остатки оргпроцессов, которые можно спасти и переделать, при удаче создав новый бизнес. Менее понятно, почему такие сделки «фронтируются» на публике почти непременно физлицами. Зато ясно, что никакой «цены» в таких сделках нет — есть только договоренности.
В этих условиях сообщение британской группы Mondi о продаже сыктывкарского подразделения, которое обсуждается всей лесной отраслью, тоже удивительно — но наоборот. Mondi официально объявила, что продает (после получения согласия от комиссии по иноинвестициям) Сыктывкарский ЦБК совладельцу группы «Фармстандарт», депутату Госдумы Виктору Харитонину, известному с 2021 года в качестве крупного производителя вакцины «Спутник V». Mondi заявляет цену актива — 95 млрд руб. (€1,6 млрд) — и готова закрыть сделку во втором полугодии. Если бы продавался аналогичный актив в Словакии, вероятно, никто бы сильно не удивлялся. В конце концов, господину Харитонину (он ранее в лесную отрасль не инвестировал) виднее, во что вкладывать сумму, сопоставимую с его состоянием. Для Mondi все вообще выглядело бы обычным — в нормальной юрисдикции. Но в отрасли никто не верит в то, что цена, предмет и смысл сделки таковы, как объявлено,— в России в последние месяцы due diligence не то чтобы осмысленное дело, а условия перехода активов, особенно иностранных, в российские руки, сложно описать «как есть» — причины этому общеизвестны. Если таких сделок, как у Mondi, будет много, это будет удивительно, непонятно и даже, пожалуй, хорошо. Но пока понятно, почему мало кто в это верит.