Сергей и Эвридика

На большие экраны выходит фильм Андрея Либенсона «Ночной режим», проект онлайн-кинотеатра KION. Пенитенциарная вариация на тему мифа об Орфее и Эвридике нежданно приятно удивила Михаила Трофименкова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Завязка фильма внушала надежды на худшее. Судите сами. Отвязный мальчишник, который затеял накануне свадьбы юный фотограф Рома (Павел Табаков) с друзьями-хипстерами, завершился похмельным пробуждением среди горы трупов. Вокруг Ромы раскинулись в разнообразных позах трое пацанов плюс «случайная телка», зарезанные или забитые насмерть Роминым фотоаппаратом. В двери коттеджа ломится полиция, а в окне маячит инфернальный персонаж Андрея Мерзликина, изрекающий столь же инфернальную истину: «Это твой кошмар».

Мистический Сергей (Мерзликин) — вообще чемпион фильма по количеству афористических высказываний. «Лучше бы тебе проснуться»,— советует он Роме, запечатанному на 25 лет в колонии строжайшего режима, где начальство его прессует и вербует в стукачи, а колоритные сокамерники Филин (Алексей Труфанов) и Кадык (Антон Макуха) кошмарят. «Зови меня Учителем, что ли»,— аттестует он себя сам, продемонстрировав Роме искусство открывать любые двери в любую реальность, начертав на них что-то вроде пентаграмм. А фразу «Работаем вместе» произносит с боевой интонацией воина-интернационалиста, даром что звучит она не в желтых сирийских, к примеру, песках, а в алых песках Аида.

Да, изначально фильм кажется лютым бредом, неогулаговской «Матрицей». Концлагерным фэнтези, замешанным на пенитенциарной чернухе и модных мотивах постпосткиберпанка. Ну и, естественно, «Ночного дозора», с которым недвусмысленно рифмуется название фильма Андрея Либенсона, ранее известного лишь как автор сериалов.

К тому же вычислить главного злодея, повинного и в геноциде молодых охламонов, и в неправедном осуждении Ромы, да еще и много в чем, труда не составляет. Ну разве будет честный человек ходить по экрану в горчичного цвета пальто, красном галстуке и очках. Еще бы шляпу надел! Однако постепенно выясняется, что с «Ночным режимом» все далеко не так просто, бред обретает вполне внятные сюжетные и, не побоюсь этого слова, архетипические очертания.

Похоже, что отечественное кино нежданно-негаданно научилось работать на территории жесткой фантастики. «Ночной режим» — третий за год примечательный жанровый фильм после философской антиутопии Валерия Фокина «Петрополис», до сих пор тщетно ищущей своего прокатчика, и оголтелого сюрреалистического садомазо Игоря Волошина «Одержимая». Особенность «Ночного режима» в том, что это далеко не первая, но, безусловно, оригинальная интерпретация древнегреческого мифа о рапсоде Орфее, спускающемся в ад за своей любимой женой Эвридикой.

В классической и тоже модернизированной версии «Орфея» (1950) Жана Кокто заглавный герой был богемным поэтом. По версии Либенсона, Орфей-Сергей тоже художник, убийца врачей, повинных в гибели его Эвридики, работающий на зоне электриком и одновременно блуждающий по людским снам. Отличие его от классического Орфея лишь в том, что ему, отягощенному грехом душегубства, нужен невинный посредник, способный пересечь границу ада.

Ад же имеет два, если не три — учитывая «реальную реальность», основанную на лжи и насилии,— уровня. Первый уровень — зона с ее пресс-хатами, провокациями, тихими садистскими расправами на промзоне, заготовкой сокамерников в качестве живых «консервов» на случай побега, фальшивыми подкопами и странной докторшей, потчующей заключенных не менее странными конфетками.

Второй уровень — буйство сюрреалистического дизайна. Какие-то мумии с циферблатами на месте того, что должно было бы быть лицом, предлагающие в обмен на время жизни клиента проникновение в сны его антагонистов. Алые горы над алыми реками, среди которых застыли окаменевшие убийцы. Короче говоря, дурные сны, воплощенные Либенсоном в меру изысканно, в меру отвратительно. Но вот за один отдельный образ — живущий собственной жизнью отрезанный язык стукача — «Ночной режим» достоин приза на любом фестивале фантастических фильмов: и отменный спецэффект, и социальная метафора.