"Секретариат ЦК, а на мне ярко-красный костюм в талию"
"Деточка, ты у нас, что ли, главный инженер?"
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ  |
"Деточка, ты у нас, что ли, главный инженер?"
— Александра Павловна, почему вас заметили?
— Энергичная была. Выступать никогда не стеснялась. Поэтому меня замечали, выдвигали. А я, кстати, всегда отказывалась. Берусь за работу, она мне нравится, не успею освоиться — "есть предложение о назначении". Вот и отказывалась. Хотя не всегда.
После окончания Московского текстильного института я пошла работать на Первую московскую ситценабивную фабрику. Работала помощником мастера, мастером, потом начальником цеха, исполняла обязанности начальника производства. А в 1959 году меня пригласили работать в Московский совнархоз. Я пошла, откровенно говоря, по состоянию здоровья. Я работала начальником красильного цеха, а там азотная кислота, щелочи и почти никакой вентиляции. Я начала задыхаться, очень похудела. Врачи сказали — нужно уходить.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ 8 Марта был единственным днем в году, когда в президиуме торжественного собрания вокруг дорогого Леонида Ильича не было ни одного члена Полютбюро ЦК КПСС |
— А вы этого не хотели?
— Меня что смущало? В легкой промышленности производством руководит главный инженер, а директор занимается кадровыми, хозяйственными вопросами, строительством. А я этим заниматься не хотела. Решили так: главного инженера сделать директором, а меня — главным инженером.
— И как вас приняли?
— Мне, конечно, хотелось показаться. Иду в халатике, стройненькая, изящненькая, на высоких каблуках. Подходит ко мне помощник мастера Мария Ивановна и говорит: "Деточка, так это ты у нас, что ли, главный инженер? Что ж ты на таких каблучищах? Как же ты к котлам-то пройдешь?" Сменила я обувь. Стала работать. Комбинат огромный, а оборудование еще от дореволюционного хозяина — Прохорова. На дворе 1963 год, а у нас на ткацкой фабрике 1300 станков 1895 года выпуска.
Я выступала на разных совещаниях, критиковала руководство, что не занимается перевооружением отрасли. Была и на совещаниях у члена Президиума ЦК КПСС Александра Николаевича Шелепина. Он вел легкую, пищевую промышленность, рыбное хозяйство. А когда после смещения Хрущева начали воссоздавать министерства, он рекомендовал меня на должность заместителя председателя Совета министров РСФСР. Опять со мной долго беседовали, а я наотрез отказывалась. Я объясняла, что на Трехгорке еще поработать не успела, опыта для такой работы мало. В общем, осталась я на комбинате.
|
|
||||
|
|
||||
|
|
||||
|
|
 |
— Шелепин был недоволен вашим решением?
— Не знаю. Но в 1967 году его сдвинули из ЦК на руководство профсоюзами, хотя и оставили в Политбюро. А в марте 1968 года шел съезд профсоюзов. В последний день работы съезда меня приглашают на его заседание во Дворец съездов. Оказывается, меня выдвинули в состав ВЦСПС. Потом на пленуме выбрали председателем комиссии по охране труда. Еще месяца через четыре предлагают работать начальником отдела. Конечно, я отказалась. Не хотела я уходить с Трехгорки, нравилась мне моя работа.
А осенью 1968 года шел пленум ВЦСПС. На второй день пленума, утром меня вызывает Шелепин и начал говорить, что они хотят выбрать меня секретарем ВЦСПС. Я — отказываться. А Шелепин мне рассказал анекдот. Выбирают мужика председателем колхоза, а он отказывается, говорит, что ничего не понимает в сельском хозяйстве. А из зала кричат: "Ничего, поможем!" Он опять: "Не гожусь я, слаб до женского пола". Из зала опять: "Поможем!" Шелепин говорит: "И мы вам поможем. Сейчас поедете в ЦК КПСС".
Сначала со мной беседовала завсектором, потом замзавотделом, потом зав. И в три часа — на секретариат. Вел его Суслов. Он меня что-то спрашивает, а я не слышу — так переживаю. Мне казалось, что я одета не так, как нужно. Секретариат ЦК, а на мне — ярко-красный костюм в талию с белой вставкой. Я Шелепина, когда он отправлял меня в ЦК, просила дать возможность заехать домой переодеться. А он ответил: "Как? Не о чем говорить. Езжайте в ЦК".
— Так Суслову-то вы ответили?
— Собралась и ответила. ЦК дал согласие на выдвижение меня секретарем ВЦСПС. На следующий день Шелепин на пленуме предложил решить оргвопрос. И меня избрали. В ВЦСПС я занималась вопросами охраны труда. Потом мне передали и вопросы социального страхования. Это был огромный бюджет: пособия, пенсии. Пенсии тогда шли через нас. У меня было в этом отделе 47 человек. Никакого огромного аппарата Пенсионного фонда не было. И мы со всей страной справлялись.
Секретарем ВЦСПС я проработала до 1985 года, когда меня избрали заместителем председателя ВЦСПС. И в общей сложности в профсоюзах я проработала 18 лет, пока меня в 1988 году не избрали секретарем ЦК КПСС.
"На дни рождения в Политбюро дарили только букеты"
— Вы, как обычно, отказывались?
— Отказывалась. Я была на съезде венгерских профсоюзов, когда позвонили из Москвы и предложили срочно вернуться. Разговаривал со мной Горбачев. Я говорю: "Михаил Сергеевич, меня моя работа полностью устраивает. Мне исполняется 55 лет, я же практически пенсионерка". Но главное, конечно, мне моя работа нравилась. Когда я стала зампредом ВЦСПС, я занималась финансами, строительством. Могла решить любой вопрос. Нужно — могла дать на строительство 2 млн рублей. Главное — пробить через Госплан лимит подрядных работ. А с председателем Госплана Байбаковым у меня были прекрасные отношения. Он был настоящий джентльмен, и я ему очень нравилась. Но Горбачев сказал: "Я говорил с товарищами. Тебя все знают, хорошо характеризуют, так что вопрос решен, будем тебя выдвигать".
Начался XXVII съезд КПСС. На двух предыдущих съездах я была членом президиума. Это было очень высокое отличие. Не все первые секретари обкомов попадали в президиум. А тут я не в третьем ряду, как обычно, а мне предлагают сесть в первом ряду между первыми секретарями ЦК союзных республик. На четвертый день съезда ко мне подходит Анатолий Иванович Лукьянов и зовет к Горбачеву. Весь зал видел, и сделали соответствующие выводы. За сценой была комната, где накрывался стол для членов Политбюро и секретарей ЦК, и рядом — маленький кабинетик Горбачева. Он говорит: "Не вздумай взять самоотвод!" Так я и стала секретарем ЦК.
— Но пробыли вы им всего полгода.
— Когда Горбачев стал председателем Президиума Верховного Совета СССР, было решено аппарат ЦК значительно сократить и ликвидировать в нем отраслевые отделы. Сокращалось и количество секретарей ЦК. Всем, кто курировал отрасли, стали искать другую работу. Меня вызвал Горбачев: "Есть предложение избрать тебя кандидатом в члены Политбюро и направить на работу заместителем председателя Совета министров СССР". У меня были социальные вопросы, легкая промышленность и торговля — 24 министерства. Начиная от комитета по спорту и совета по делам религий и кончая министерством здравоохранения, просвещения, высшего и среднего специального образования. Помогало то, что на первых порах Горбачев очень поддерживал меня.
— А как к вам относилась Раиса Максимовна? От нее ведь многое зависело.
— Вы знаете, кто бы и что ни говорил, она сделала очень много хорошего. Она ведь много ездила по стране вместе с Михаилом Сергеевичем. Возила его на фабрики легкой промышленности. Он увидел это старейшее оборудование и предложил приобрести за рубежом новую технику. Мы подготовили постановление и закупили в Японии и Германии оборудования на 496 млн инвалютных рублей. В долларах это еще больше.
— Вы считаете, что было разумно тратить колоссальные деньги, когда в стране не хватало самого элементарного?
— Эти затраты быстро окупались. Особенно в производстве трикотажа. Машины окупали себя за полгода. Я считала, что на перевооружение легкой промышленности тратится недостаточно. Новое постановление предусматривало закупки уже на 20 млрд инвалютных рублей. Рыжков сначала отнесся к этому предложению настороженно. Я докладывала ему несколько раз и наконец убедила. Потом проект постановления разослали членам Политбюро. И я узнала, что большинство настроено против. Мой бывший референт, который стал референтом члена Политбюро Слюнькова, показывал мне проект его разгромного выступления. Но на мое счастье вопрос рассматривался на Политбюро 25 февраля, в день моего рождения. И я попросила Болдина, помощника Горбачева, чтобы он пустил меня к Михаилу Сергеевичу перед началом заседания. Хоть на три минуты.
— И что вы сказали Горбачеву?
— "Михаил Сергеевич, мы все хорошо продумали, подготовили, но очень многие будут против",— говорю. Он попытался уйти от разговора и отвечает: "Подарок мы тебе приготовили". Тогда на дни рождения в Политбюро дарили только большие букеты цветов. И я сказала: "Самым большим подарком, который я запомню на всю жизнь, будет, если вы сегодня в основном одобрите проект постановления". Он улыбнулся. И в начале заседания Политбюро сказал, что производство товаров народного потребления у нас запущено. Стыдно перед всем миром, что в космосе мы впереди всех, а с легкой и пищевой промышленностью никак не можем справиться. И правильно, что подготовили такое постановление. За Горбачевым выступил Зайков. У него в Ленинграде было много предприятий легкой промышленности. И тоже поддержал. Слюньков тут же перестроился. Выступил и сказал, что вопрос поставлен правильно, но нужно лучше проработать научную часть. Решили в основном одобрить, в течение пяти дней доработать и принять без повторного вынесения на Политбюро. И деньги выделили.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ "Горбачев относился ко мне очень хорошо. Когда мы одновременно были на отдыхе в Крыму, приглашал к себе на дачу" (на фото — товарищ Горбачев с супругой (1), товарищ Громыко с супругой (2), товарищ Яковлев с супругой (3), товарищ Добрынин с супругой (4), товарищ Зайков с супругой (5), товарищ Капитонов с супругой (6) и товарищ Бирюкова с супругом (7)) |
— Горбачев известен своим непостоянством в отношении к людям. Вы были исключением?
— Он относился ко мне очень хорошо. Когда мы одновременно были на отдыхе в Крыму, приглашал к себе на дачу. Изменилось все, когда началась свистопляска со съездами народных депутатов и Верховным Советом СССР. Там стали обсуждать социальные вопросы резко, нетерпимо.
— Но дефицит ведь нарастал и становился тотальным.
— Мы делали что могли. Весь торговый флот был занят перевозкой импортных товаров народного потребления. Их производство было в загоне десятки лет, и нельзя было все поправить в несколько месяцев. Такой пример. Тогда был дефицит лекарств, и поэтому шум, обвинения. В один из дней в перерыве заседаний съезда народных депутатов мне звонит Горбачев и говорит: "Завтра будет Политбюро, мы поставили вопрос об обеспечении лекарственными средствами. Вы отчитаетесь". На следующий день на это заседание были приглашены все председатели комитетов и комиссий Верховного Совета СССР, многие министры. Мой вопрос первый. Дали мне на доклад 12-15 минут. Только я начала, вдруг Горбачев перебивает меня: "Ваше правительство ведет неправильную политику! Оставили страну без лекарств!"
Я говорю: "Михаил Сергеевич, это не наше правительство. Это бывшее правительство и политическое руководство, в составе которого вы были, в свое время приняло неправильное решение". Тогда было принято решение о разделение сфер производства со странами СЭВ. Крупнотоннажную химию решили развивать в СССР, а малотоннажную, к которой относилась и фармацевтика, — в соцстранах. За четыре пятилетки мы вложили в развитие фармацевтики в ГДР, Польше, Венгрии, Болгарии, Румынии более $20 млрд. А для собственной фармацевтической промышленности закупили оборудования только на $800 млн. Горбачев остановился. Ему это страшно не понравилось. Полминуты стояла тишина. Тут Рыжков начал говорить: "Михаил Сергеевич, ведь она же говорит правильно. Так оно и есть. Это решение даже не отменено". Страны СЭВ поставляли нам лекарства в обмен на наши поставки, а после развала СЭВ сразу перешли на мировые цены и оплату в валюте.
— И Горбачев начал вас выживать?
— Я сама написала заявление об уходе. В 1990 году было последнее заседание Политбюро перед XXVIII съездом партии, оно проходило в Огареве, я написала заявление об освобождении от работы. Пошла к Рыжкову. Он отказался визировать. Потом еще раз пришла. Он снова отказал. "Идите,— говорит,— спокойно работайте". Я все-таки в Огареве подала это заявление. Меня никогда не снимали как не справившуюся с работой. А я чувствовала, что это может произойти. Что могут поступить как с Никитиным. Он был первым зампредом Совмина, отвечавшим за продовольствие. Тогда был ликвидирован Госагропром, и всю легкую и пищевую промышленность передали республикам. В 1990 году начались перебои с сигаретами. Это Ельцин и российский премьер Силаев приняли решение из 29 фабрик в РСФСР по производству сигарет остановить 26 на летний ремонт. Начались табачные бунты. Никитин не мог влиять на ситуацию в России. А Горбачев обвинил во всем его и издал указ об освобождении его от работы. Правда, Верховный Совет указ не утвердил. И Никитин остался в подвешенном состоянии.
— А что стало с вашим заявлением?
— На съезде Горбачев объявил, что я в числе других подала в отставку. Ко мне стали подходить делегаты и отговаривать уходить. После съезда я продолжала работать в Совмине. Рыжков мне сказал: "Работай, никто тебя не тронет". Так продолжалось с июля до сентября. Мы готовили программы перехода к рынку. Постепенному, рассчитанному на 10-12 лет. 17 сентября я еду на работу, в машине слушаю радио. И вдруг зачитывают указ президента об освобождении меня от работы. Приезжаю. Звонит Рыжков: "Ты что, снова просила, чтобы тебя освободили?" Он тоже услышал о моей отставке по радио, хотя с ним — главой правительства — указ должны были согласовать.
— Так почему же вас отправили в отставку?
— Горбачеву понадобился мой кабинет. Он создавал новые структуры — президентский совет, совет безопасности и хотел, чтобы Совет министров СССР покинул Кремль. Он предлагал Рыжкову переехать в только что построенное здание, где теперь Совет федерации. Но Николай Иванович сказал: "Мы не уедем. Совнарком работает здесь со дня переезда Ленина из Петрограда в Москву. Здесь всегда было правительство и будет правительство. А если нас выселят, мы разобьем палатки на Ивановской площади и будем работать там, но из Кремля не уедем". Тогда Горбачев начал поодиночке выживать зампредов Совета министров, чтобы отдавать их кабинеты членам президентского совета. Председателя военно-промышленной комиссии Белоусова переселили в Министерство общего машиностроения. Потом переехали кураторы сельского хозяйства. Потом пришла и моя очередь. Мой кабинет был одним из самых лучших. И Горбачев решил отдать его Евгению Максимовичу Примакову. Вот так и появился указ о моей отставке.