|
Мартовские игры |
 |
| Фото: ДМИТРИЙ АЗАРОВ, "Ъ" |
| В марте 1998 года Виктор Черномырдин покинул пост премьер-министра |
Неоплатный долг
В марте 1990 года разгорелся, пожалуй, первый громкий скандал, вскрывший финансовые проблемы Советского Союза. Выяснилось, что СССР, на протяжении многих лет имевший репутацию самого обязательного плательщика, перестал оплачивать счета по импортным поставкам. При этом, по данным западной прессы и оценкам независимых экономистов, сумма задолженности составляла от $100 млн до $500 млн.
Скандал начался со статьи в The Wall Street Journal (номер вышел 6 марта), посвященной анализу платежеспособности советских внешнеторговых организаций. Газета оценила неоплаченные поставки в $100 млн. Ситуация казалась невероятной, ведь речь шла о счетах государственных внешнеторговых объединений, по сути выступающих на внешних рынках представителями СССР. Таким образом, выражаясь современным языком и учитывая специфику деятельности советских госучреждений, теоретически можно было говорить о дефолте страны по внешним долгам. Тогда это казалось чем-то из области фантастики, особенно учитывая не особо большую сумму задолженности.
Между тем ситуация с оплатой импортных поставок оказалась неожиданной лишь для западных экспертов. Некоторые советские специалисты ее предвидели, поскольку она имела не экономические, а скорее бюрократические корни, связанные с особенностями функционирования социалистической системы хозяйствования.
Дело в том, что незадолго до описываемых событий в Советском Союзе прошла реформа системы внешней торговли. Прежде экспортные товары, поставлявшиеся за рубеж внешнеторговыми объединениями Министерства внешней торговли, изымались у отраслевых министерств волевым порядком, невзирая на часто возникавшую необходимость использования их внутри страны. Однако после реформы внешнеторговые объединения попали в подчинение отраслевых министерств, которые, естественно, использовали новое положение и урезали объемы экспортных поставок, направив производимую продукцию на внутренние нужды. В то же время объемы закупок по-прежнему определялись специальными планами по импорту, не претерпевшими серьезных изменений. Кроме того, министерства требовали от внешнеторговых объединений увеличения импортных поставок для подведомственных предприятий. Усугубило ситуацию и разрешение властей использовать до 30% получаемых от экспорта средств на приобретение товаров для работников предприятий--владельцев валюты.
По информации The Wall Street Journal, в критической ситуации оказался ряд ведущих советских внешнеторговых организаций. А один из внешнеторговых работников, по информации еженедельника "Коммерсантъ", охарактеризовал ситуацию как "уникальную и ужасную", поскольку дело шло к прекращению поставок, в том числе сырья и комплектующих, для ведущих предприятий страны.
Отметим, что в дальнейшем проблема советских долгов вставала еще не раз, и особенно остро — перед Россией, объявившей себя правопреемницей по внешнему долгу Советского Союза. Но скандал 1990 года раз и навсегда похоронил репутацию оплота социализма как самого обязательного плательщика.
Новые комсомольские
Примерно тогда же появились и первые явные признаки того, что даже самые прогрессивные социалистические методы хозяйствования утрачивают актуальность, что лишний раз подтвердилось на прошедшей в марте того же 1990 года учредительной конференции Союза центров научно-технического творчества молодежи (НТТМ), малых венчурных и инновационных фирм СССР, среди учредителей которого были ЦК ВЛКСМ, ВЦСПС, а также Всесоюзный координационный совет при Госкомитете по науке и технике СССР — управляющий орган системы НТТМ.
Сами хозрасчетные центры НТТМ начали создаваться за три года до этого в соответствии с постановлением Совета министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ от 13 марта 1987 года об образовании единой общегосударственной системы научно-технического творчества молодежи. Они представляли собой компромиссную форму, основанную на принципах государственной и альтернативной экономики. Центры отчисляли 3% дохода в общесоюзный фонд НТТМ и 27% — в местные фонды, которыми распоряжались координационные советы НТТМ. Средства из этих фондов направлялись на развитие научно-технического творчества и социальные цели. При этом налогов центры НТТМ не платили, хотя в системе НТТМ существовал норматив образования фонда развития, в который направлялось не менее 60% прибыли. В целом центры стали отличным местом для легализации коммерческой деятельности авангарда коммунистической партии — комсомола, точнее, наиболее предприимчивых его представителей.
Как и многие другие экономические структуры, созданные в годы перестройки, центры довольно быстро перестали заниматься наукой и техникой, предпочтя различные формы коммерческой деятельности. В дальнейшем творчески одаренные комсомольцы трансформировали свои НТТМ в финансово-промышленные холдинги, наиболее известным из которых стал, пожалуй, МЕНАТЕП Михаила Ходорковского. К 1990 году в стране насчитывалось более 600 центров НТТМ, а оборот фондов НТТМ в 1989 году составил 1,5 млрд руб.
Пора было определяться с общей стратегией дальнейшего развития: новоявленным предпринимателям из числа номенклатурных комсомольцев стали явно тесны рамки "молодежного творчества". На конференции 1990 года это, пожалуй, впервые проявилось явным образом. В частности, на ней прозвучало предложение отказаться от упоминания "творчества молодежи", поскольку оказалось, что на практике в комсомольском движении участвуют люди всех возрастов. И хотя эта идея не прошла, так как предложенные взамен термины "венчурный" и "инновационный" были сочтены непонятными широким слоям общества, стало ясно, что движение НТТМ не собирается бороться за идеалы социализма, а его участники предпочитают заниматься конкретным бизнесом и представляют собой серьезную политическую силу.
Правда, один из лидеров движения после конференции заявил, что "в политическом отношении я бы охарактеризовал нас как 'розовых'; и если кооператоры намерены создать партию предпринимателей, то мы создадим партию советских предпринимателей". Возможно, именно поэтому новоявленный союз НТТМ довольно скоро был забыт, а выросшие из НТТМ структуры стали самостоятельными политическими игроками.
Плановая дезорганизация
Впрочем, тогда могло показаться, что "новые комсомольские" как раз пытаются держать нос по ветру. За день до упомянутой учредительной конференции, 11 марта 1990 года, Совет министров СССР принял постановление "О подготовке материалов, необходимых для осуществления перехода к планово-рыночной экономике". В постановлении отмечалось, что назрела настоятельная необходимость в приближении сроков, а также в уточнении намеченных этапов осуществления экономической реформы, прежде всего ускорения перехода к планово-рыночной экономике. Для этих целей была образована постоянная комиссия под руководством председателя Совета министров СССР, которой было поручено подготовить соответствующую программу и представить ее в Совмин. Также предполагалось разработать ряд законов, в частности "О свободе хозяйственной деятельности и развитии предпринимательства". А председателю комиссии Совета министров СССР по экономической реформе Леониду Абалкину было поручено "обеспечить с привлечением ведущих зарубежных экономистов проведение экспертизы подготавливаемых законодательных и нормативных актов по переходу к планово-рыночной экономике в стране".
Наблюдатели отмечали, что в постановлении впервые однозначно была сформулирована экономическая стратегия правительства, ориентированная на рыночные отношения. "Поскольку конкретный результат такой стратегии будет зависеть от содержания обеспечивающих ее законов и подзаконных актов, постановление носит в первую очередь характер политический. Пятилетний спор 'всадников' и 'купцов', таким образом, завершается в пользу рыночной экономики. Содержащийся в постановлении состав законодательных и нормативных актов предусматривает создание таких необходимых элементов рынка, как рынок ценных бумаг и рынок труда (создание которого должно будет стать составной частью закона о занятости населения). Проблема свободных цен — еще одного важного элемента рынка — должна найти свое разрешение в планируемом законе о реформе ценообразования",— писал тогда "Коммерсантъ".
Вся беда, однако, заключалась в том, что задуманный советским руководством плановый переход к планово-рыночной экономике под контролем союзного правительства требовал как минимум жесткого контроля над ситуацией со стороны центральной власти. А с этим как раз стали возникать проблемы, впервые проявившиеся на уровне официальных взаимоотношений республик с центром опять-таки в марте того же 1990 года. Именно тогда верховный совет Литвы принял решение о восстановлении независимости республики. "Выражая волю народа, Верховный совет Литовской Республики постановляет и торжественно провозглашает восстановление реализации суверенных прав Литовского государства, ущемленных чужой силой в 1940 году. Акт Литовской тарибы о независимости от 16 февраля 1918 года и резолюция учредительного сейма о восстановлении демократического Литовского государства никогда не отменялись. Они сохраняют полную силу и являются конституционной основой Литовского государства" — таков был главный практический результат первых свободных выборов в республике. 12 марта председатель верховного совета Литвы Витаутас Ландсбергис направил письмо с соответствующими требованиями Михаилу Горбачеву.
Скандал, конечно, получился нешуточный, тем более что советская Конституция, формально декларируя права республик на самоопределение, никак не описывала механизм выхода республик из состава СССР. И прецедент руководству Союза, конечно, был совсем ни к чему. Переговоры с Литвой шли очень тяжело. Достаточно сказать, что Ландсбергис не приезжал в Москву, мотивируя это соображениями собственной безопасности, а назначенный Горбачевым для переговоров с Литвой первый вице-премьер СССР Виталий Догужиев отказывался принимать литовскую делегацию без председателя верховного совета республики. Лишь через год стало ясно, что центр проигрывает, к тому же по достаточно широкому фронту. В марте 1991 года Михаил Горбачев в интервью журналу Der Spiegel сделал сенсационное заявление о том, что по отношению к прибалтийским республикам надо занять ту же позицию, что и по отношению к восточноевропейским странам в свое время, то есть фактически разрешить им стать независимыми.
Впрочем, к тому времени положение центра стало совсем плачевным. Хотя результаты союзного референдума по вопросу целостности страны, оглашенные на сессии ВС СССР 21 марта, вроде бы и свидетельствовали о том, что 71% принявших участие в плебисците граждан СССР высказались за сохранение Союза, на самом деле соотношение мнений было иным. "Когда из 182 млн избирателей не поддерживает союз 70 млн, а шесть субъектов федерации отвергают референдум, это никакая не победа",— отмечал тогда в интервью "Коммерсанту" зампредседателя комитета по законодательству ВС СССР Константин Лубенченко.
Кроме того, лидеры ведущих республик Союза — России, Украины, Казахстана и Узбекистана — использовали референдум для укрепления своих позиций, причем полученные ими результаты в ряде случаев оказались существенно лучше, чем у сторонников сохранения СССР. В России 70% принявших участие в референдуме высказались за введение поста президента республики, и Борис Ельцин сразу же начал предвыборную кампанию. За суверенную Украину проголосовали 83% граждан республики. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев настоял на особой формулировке одного из вопросов ("союз суверенных государств" вместо "обновленная федерация советских социалистических республик") и получил возможность в зависимости от обстоятельств выбирать: если победит центр, заявить, что он всегда был за Союз, если центр проиграет — настаивать на том, что подсчет казахских ответов на один вопрос вместе с ответами других республик на другой вопрос делает отчет Центризбиркома нелегитимным.
В этих условиях проводить какую-либо плановую реорганизацию экономики страны было просто невозможно. Тем более что и сама эта экономика трещала по швам. В марте 1991 года правительство СССР начало одну из самых непопулярных за всю историю страны финансовых кампаний, позднее получившую название "замораживание вкладов в Сбербанке". 22 марта президент СССР подписал указ о возмещении потерь вкладчикам в связи с реформой розничных цен. В соответствии с указом все вклады должны были быть проиндексированы на 40%, однако большая часть надбавок замораживалась до 1994 года. С замороженной части вклада разрешалось тратить деньги только безналичным перечислением на счета государственных магазинов для оплаты крупных покупок.
Понятно, что положения указа были грабительскими: реформа цен, предложенная в феврале тогдашним премьером Валентином Павловым (см. "Деньги" от 07.02.05), должна была, по экспертным оценкам, привести как минимум к двукратному росту цен и соответствующему обесцениванию сбережений. Но дело тут не в конкретных цифрах, а в том, что последнее советское правительство подложило своим российским наследникам настоящую бомбу замедленного действия. Был запущен механизм компенсации вкладов, ставший предметом ожесточенных политических баталий на ближайшее десятилетие: прокоммунистическая оппозиция в российском парламенте в погоне за голосами избирателей принимала законы о компенсациях, а правительство упорно отказывалось их выполнять из-за отсутствия средств в бюджете. Обиженные вкладчики шли в суды, требуя причитающееся им по закону. И некоторым, кстати, удалось получить свое. Правда, для этого пришлось дойти до Европейского суда по правам человека — под угрозой проиграть дело в этом суде российское правительство стало урегулировать конфликты в частном порядке.
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ДУХАНИН, "Ъ" |
| В марте 1995 года Владимир Потанин предложил правительству "залоговую сделку" |
После распада Советского Союза в марте долгое время ничего не происходило. Казалось, что громкие скандалы и важные решения перестали быть приметой первого месяца весны.
Нельзя, конечно, сказать, что в марте уж совсем ничего не происходило. Так, можно вспомнить, что именно в марте 1993 года президент России утвердил положение о Комиссии по ценным бумагам и фондовым биржам. Задача комиссии, которая была подчинена и подотчетна президенту, заключалась в "организации государственной поддержки становления и развития рынка ценных бумаг, а также в защите интересов инвесторов и эмитентов". Однако по-настоящему бурная деятельность комиссии, действительно связанная с чередой громких скандалов, началась с ее преобразования в Федеральную комиссию по ценным бумагам, что произошло в конце 1994 года, а поэтому к этой теме мы вернемся в соответствующем обзоре.
Имидж марта как спокойного месяца в новой российской истории был подпорчен лишь дважды. Зато как! Первый раз гром грянул в самом конце марта 1995 года. Тогда президент ОНЭКСИМбанка Владимир Потанин от имени банковского консорциума предложил правительству сделку: крупнейшие национальные банки готовы кредитовать правительство в обмен на право управления государственными пакетами акций.
Обосновали свое предложение банкиры так. Государство остро нуждается в средствах для финансирования дефицита федерального бюджета; в его распоряжении находятся крупные пакеты акций приватизированных предприятий, в том числе весьма перспективных, которые оно намерено продать. Аукционы должны были стартовать в апреле 1995 года, и, по оценкам ГКИ, государство должно выручить от продажи акций свыше 20 трлн руб. Однако выброс на рынок бумаг на такую сумму, по некоторым оценкам, мог иметь неприятные последствия в виде катастрофического падения курсов акций и коллапса фондового рынка.
Поэтому банкиры предложили передать им акции в залог в обмен на кредиты правительству. Когда настанут более благополучные времена и в бюджете появятся деньги, говорили авторы идеи, государство вернет кредиты, после чего сможет в спокойной обстановке заняться приватизацией госсобственности.
Чем это закончилось, известно. Предложение банкиров было принято. Сами аукционы, впрочем, проходили весьма странно — вплоть до того, что их организацией де-факто занимались сами претенденты на покупку. В час же возврата кредитов у государства денег на это не нашлось, и крупнейшие российские предприятия перешли в собственность кредиторов.
Значение этих перемен трудно переоценить — пожалуй, не будет преувеличением сказать, что они наравне с дефолтом 1998 года стали главным экономическим событием в постсоветской России. В результате залоговых аукционов, по сути, и был сформирован так называемый олигархический капитализм, существующий до настоящего времени. Связанные с ними скандалы не затихают до сих пор и, думается, не затихнут, пока в стране не переведутся олигархи, отказывающиеся по первому требованию выполнять любые распоряжения властей.
Второй мартовский скандал грянул в 1998 году. Борис Ельцин отправил в отставку Виктора Черномырдина, возглавлявшего правительство с конца 1992 года (и до сих пор остающегося рекордсменом по длительности пребывания в кресле премьер-министра). Таким образом, на политической карьере Черномырдина, в то время кое-кем рассматривавшегося в качестве одного из наиболее вероятных преемников Бориса Ельцина, был поставлен жирный крест.
Об экономических же последствиях этой отставки говорить трудно: ситуация в финансовой системе страны на тот момент выглядела абсолютно безнадежной. Задним числом, конечно, можно утверждать, что пришедший на смену Черномырдину Сергей Кириенко мог бы, например, девальвировать рубль и избежать дефолта в августе. Либо объявить дефолт сразу после прихода к власти. Но он решил попробовать исправить положение, ужесточив бюджетную политику. Однако добиться желаемого ему оказалось не по силам. И все, что оставалось делать Кириенко,— наблюдать, как экономическая политика кабинета его предшественника продолжает жить и побеждать уже самостоятельно.
ПЕТР РУШАЙЛО