Новосибирский театр «Глобус» выпустил премьеру спектакля «Свадьба Кречинского» Александра Сухово–Кобылина, жанр которого московский режиссер–постановщик Марина Глуховская обозначила как «скандальное происшествие». Корреспондент «Ъ» ИРИНА УЛЬЯНИНА скандальности как раз не приметила, зато испытала недоумение и скуку. Холодное, дремотное действо не резонирует ни с архаикой, ни с современностью, не отвечает ни уму, ни сердцу.
К этому инструменту то и дело подсаживается почтенная дама Анна Антоновна Атуева (актриса Людмила Трошина) — тетка заневестившейся Лидочки, чтобы аккомпанировать исполнению романсов. Драматической актрисе простительно слабое владение инструментом, но вкупе с нелогично расставленными акцентами в пении оно напрягает. Хорошая актриса лепит примитивный образ престарелой кокетки, которая бы и сама не прочь выскочить замуж за импозантного повесу. Сворачивая знамена женского достоинства, она высоко задирает юбку, карабкаясь в повозку. Смотреть на то неловко. Да и экипаж без коней посреди сцены остается самым сомнительным элементом декорации, хотя символика его легко прочитывается: все куда–то стремятся, а везти некому, получается бег на месте одного и того же магазина, где все покупается и продается.
Претензий к небесталанному художнику–сценографу Ольге Веревкиной возникает масса. Чего стоят ее многочисленные вычурные светильники, не имеющие отношения ни к модерну, ни к функциональности, ни к смысловым галлюцинациям. Она высказывала намерение создать атмосферу рождественской Москвы, но художник по свету Евгений Ганзбург однозначно перечеркнул ее своей мрачной партитурой, дробящей пространство и образы на контрастные черно–белые. Его видению скандальной истории соответствует острая, ироничная музыка Романа Столяра — вот в таком ключе бы и существовать персонажам! Однако они микшируют точный музыкальный посыл слащавыми эмоциями, замыливают его в монотонности диалогов, гася всполохи горького юмора Сухово–Кобылина.
Из всего актерского ансамбля держит фасон лишь Юрий Соломеин, играющий битого и клятого Расплюева. Отчаянно некрасивый, жалкий, злой, голодный, несчастный — он волею актера возвеличен до философа, яростно передающего миру те откровения о лживой и алчной природе человека, которые и подвигли драматурга на сочинение пьесы. Увы, он оказался единственным живым персонажем в мире мертвых масок. Казалось бы, удачным штрихом к портрету Кречинского служили гордые польские песни, но актер Артур Симонян фирменную польскую спесь и строптивость более ни в чем не проявил, не отработал в реакциях.
Марина Глуховская постаралась навести глянец свежего прочтения на хрестоматийную историю, сведя ее к хэппи–энду. Лидочка страстно целует разоблаченного обманщика Кречинского, прощая его. И остальные действующие лица, сменив гнев на милость, облепили рояль, обернулись конформистами, грянувшими благостным хором романс «Не обмани». И в том заключался самый грандиозный обман неудавшегося премьерного спектакля.