В Новом национальном музее Монако до середины ноября открыта выставка «Ньютон, Ривьера»: 280 снимков, сделанных Хельмутом Ньютоном на юге Франции, где знаменитый фотограф прожил свои самые плодотворные и свободные годы в карьере.
«Я люблю солнце, но его больше нет в Париже»,— уверенно сообщил 61-летний Ньютон офицеру миграционной службы Монако. Тот принимал его заявление на резидентство и расспрашивал, с чего вдруг месье после 20 лет жизни в Париже вздумал перебраться на юг.
Ладно бы только солнце. Менять место жительства и паспорт фотографу было не впервой. Хельмут Нойштедтер родился в Берлине в 1920 году. Из гитлеровской Германии он бежал в 18 лет, увозя с собой уроки модной фотографии, полученные от Ивы — его наставницы, которая в числе первых стала занимать живых моделей в съемках, и пропагандистские снимки Лени Рифеншталь, засевшие в памяти начинающего фотографа на всю жизнь. Об этом говорил он сам, и не раз. В конце концов, мода — это тоже диктатура. Да и спонтанность, тот самый фирменный «решающий момент» Картье-Брессона, Ньютону никогда не давалась. Он решительно его проваливал. Побег с родины, оккупированной нацистами, закончится в Австралии. Войну он отслужит водителем, получит австралийский паспорт, а вместе с ним новое имя — Хельмут Ньютон.
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Там же, в Австралии, повстречает музу и жену, актрису Джун Браун. Она же — Алис Спрингс, когда речь идет о фотографии, ее творческий псевдоним по названию одноименного австралийского города. Джун и Ньютон перебрались в Париж в начале золотой эпохи прет-а-порте в 1960-х. Ньютон своей камерой и руками — а про зверские по сегодняшним временам условия работы нет-нет да и вылезают страшилки — делал эту безудержную эпоху глянца и потребления, где секс продавал все и всех. «Хорошая модная фотография должна быть похожа на все, что угодно, только не на модную фотографию»,— твердил свою мантру Ньютон.
Так бы они и жили в столице моды, духов и Vogue, если бы не Франсуа Миттеран. С его избранием в 1981 году Франция застонала от налогов. Обещанную первым президентом-социалистом лучшую жизнь для народа кто-то должен был оплачивать. Большие деньги, почуяв неладное, отчаливали кто куда. После консультаций с адвокатом отчалили и Ньютоны. Монакская гавань поманила прагматичного фотографа не столько ярким солнцем, сколько фискальной тенью.
Фото: Helmut Newton Foundation
Фото: Helmut Newton Foundation
Фото: Helmut Newton Foundation
Фото: Helmut Newton Foundation
Фото: Helmut Newton Foundation
Выставка открывается знаменитым портретом Алис Спрингс. На нем Ньютон не парень с плохой репутацией в привычной косухе и с гламурным прищуром, а веселый дядька в домашнем: шляпа, льняная белая рубашка и туфли на худющих, длиннющих ногах — щелчок по носу всем девушкам Монако. И тут же следом не менее известный снимок из американского Vogue 1975 года, сделанный уже самим Ньютоном для Calvin Klein: женщина на диване в решительной мужской позе готова перейти к соблазнению. Мужчины и женщины в мире Ньютона часто менялись ролями. «Нет-нет, он не был геем»,— оправдывается служительница монакского музея перед американскими туристами. А вот кутить был готов всегда и всячески поддерживал легенду ненасытного любовника.
Хотя, глядя на фотографии Джун из их уединенного гнезда в Раматюэле, понимаешь, что в глазах смотрящего на нее, застегнутую на все пуговицы, страсти и желания куда больше, чем в самых откровенных «больших голых» (Big Nudes, 1981). Там — работа, здесь — чувства. В этом доме пара проводила летние месяцы еще до переезда в Монако. Фотохроника показывает незатейливую повседневность в самом сердце красивой жизни: Club 55, а вместе с ним и весь Сен-Тропе гудит через забор. Но по ту сторону объектива никаких огней и показных страстей: семейные трусы, бокальчик, приятели разной степени известности. Кажется, что сквозь эти псевдопростецкие снимки, которые сегодня можно нашлепать на iPhone за минуту, трещат цикады. Разве что леопард, с которым томно прилегла позирующая Ньютону Джун, выдает близость гламурных будней. В остальном — все как у людей. У людей на Ривьере («Я снимаю только тех, кого понимаю» — еще одно кредо фотографа, который считал себя своим в этом мире beautiful people). Вот пестрая толпа Каннского фестиваля, бриллианты, начищенные отели, 500-долларовые бумажки, балконы небоскребов и девушки любой масти — не то русалки, не то проститутки. А вот и простые человеческие радости: непогоды, пляж с полотенцами, море фоном. Хотя морю он всегда предпочитал бассейны — и для плавания, и для съемок. «Все, что красиво,— это все имитация и фальшь»,— говорил фотограф.
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Кураторы хотят показать не только хрестоматийного рекламного Ньютона, виденного много раз (кампании Prada, Versace, Thierry Mugler, Blumarine с Моникой Беллуччи и Карлой Бруни были сняты в Монако), но и художника-экспериментатора. Среди мистических ночных снимков, к которым он питал слабость и в которых принято усматривать влияние сюрреалистов, особенно выделяется один — 1975 года: голая Джун пытается удержаться за ветку дерева, словно порывы ветра и впрямь могут унести ее тело, как какой-нибудь невесомый предмет. Веет тревожностью от черно-белых ночных морских пейзажей с поплывшим горизонтом — совсем не ньютоновских, словно с наступлением ночи за камеру берется другой. А кульминацией этой мрачной темы становится его последняя прижизненная выставка «Желтая пресса» (Цюрих, 2002 год). Ньютон многие годы увлекался сценами преступлений и убийств, то и дело влезал в шкуру не то режиссера триллера, не то папарацци и снимал криминальные сюжеты. Героем одного из них стал американский художник и хулиган Маурицио Каттелан, который с убийственной серьезностью озирает жертву.
Удивительно, насколько доминирующими и чрезмерными Ньютон снимал женщин и как при этом спокойны, но все так же искусственны на его портретах мужчины. Джуд Лоу с томными тенями на загорелом лице, Лучано Паваротти за пением, Сильвестр Сталоне в идиотском смокинге на пляже, юный Лагерфельд со жгучей бородой в позе одалиски, испепеляющий взгляд Бертолуччи, взъерошенный Ларри Кларк и монументальный, как скульптуры Веры Мухиной, князь Монако у подножия статуи прадеда.
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Фото: NMNM / Stephane Kovalsky
Хельмут Ньютон был любимым фотографом принцессы Монакской и Ганноверской Каролины. Снимал ее много, по разным поводам и в разных декорациях: от парадного портрета до пляжного. По ее же просьбе многие годы снимал артистов Балета Монте-Карло — главного культурного детища принцессы. Все фотографии — из частной коллекции Каролины, поэтому увидеть их — шанс и для поклонников Ньютона, и для балетоманов, которые в стервозной балеринке и мечтательном юноше-поэте не сразу распознают звезд парижской оперы 1970-х, а впоследствии первых руководителей монакской труппы Гилен Тесмар и Пьера Лакотта.