Вчера в Эрмитажном театре начала работу российско-американская конференции "Современная застройка в исторической среде: опыт Санкт-Петербурга и Нью-Йорка", организованная Эрмитажем совместно с Институтом Pro Arte. Доклады архитекторов и чиновников-искусствоведов из организаций по охране памятников слушала АННА ТАРАСОВА.
Перед нашими чиновниками стояла нелегкая задача. Главному архитектору Петербурга Александру Викторову и председателю городского комитета по охране памятников Вере Дементьевой нужно было объяснить, как же так получается, что в петербургском центре, находящемся под охраной ЮНЕСКО и множества запретительных законов, полным ходом идет уродующее этот центр современное строительство, маскирующееся под историческую застройку, но при этом ничего сколько-нибудь авангардного здесь построить нельзя — в силу все тех же законов. Все они хором напирали на высотный регламент: мол, самое страшное для Петербурга — это небоскребы в центре, а других проблем у местной архитектуры как будто и нет вовсе. Впрочем, лучше всего с задачей справилась Вера Дементьева, она рассказала об особом "петербургском изобретении" — лакунах, образовавшихся в историческом центре Ленинграда в годы блокады, когда более трех тысяч зданий было разрушено, и о том, как эти лакуны можно замечательно застроить с соблюдением все того же высотного регламента и принципов петербургского стиля. Лакуны, и правда, замечательное петербургское изобретение: в них каким-то мистическим образом попал, например, кусок Таврического сада, и, судя по всему, может попасть вообще любой участок в центре, приглянувшийся инвестору. Во всяком случае, доклад директора Государственного института искусствознания Алексея Комеча, в котором описывались всевозможные тактики уничтожения архитектурных памятников Москвы под видом реконструкции, реставрации и прочих благородных с виду операций с культурной недвижимостью, в этом только убеждал.
С американской стороны выступала бывший председатель комиссии по охране памятников архитектуры Нью-Йорка Шерида Полсен. Из ее доклада явствовало, что у них с 1965 года работают в принципе те же охранительные регламенты, те же правила сохранения фасадов и видовых точек, и вообще, всего лишь 10% представляемых на суд комиссии проектов, вторгающихся в историческую среду, дается зеленый свет. Есть только два маленьких отличия, благодаря которым Нью-Йорк и стал, наверное, заповедником лучших образцов современной архитектуры. Во-первых, все проекты проходят общественное обсуждение. Во-вторых, комиссия по охране памятников стремится к тому, чтобы в эти 10% попадали те проекты, которые по реализации в недалеком будущем имеют все шансы и сами стать объектом охраны. В качестве примера госпожа Полсен привела новый шедевр Нормана Фостера: "пламенеющий" многогранный небоскреб Hearst Corporation, который он надстраивает над охраняемым зданием середины 1920-х, творчески развивая изначальную идею.
Словом, речь должна идти о том, чтобы охранять историческую среду не от современной архитектуры вообще, а от плохой архитектуры. Ведь Растрелли и Кваренги — тоже, по сути, антагонисты, а вот прекрасно уживаются друг с другом, потому что оба — великие зодчие. И строить по соседству с ними нужно что-то адекватное им по художественному уровню, а не имитировать "петербургский модерн" с большим или меньшим успехом. Чтобы и через сто лет было что включать в списки исторического наследия — от XXI века.