Американский космизм
В США показывают самое большое в мире произведение современного искусства
В сентябре в пустыне Невада открывается для публики «Город» Майкла Хайзера, самое масштабное и самое долго создававшееся произведение в истории ленд-арта — художник работал над ним полвека. Пускать будут не более шести человек в день и только при хорошей погоде, все сеансы на 2022 год уже зарезервированы.
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Eric Piasecki
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Eric Piasecki
В «Город» будут пускать днем, при ярком солнечном свете, когда благородная простота и спокойное величие его абстрактной геометрии, четкость линий бордюров, отделяющих одну плоскость от другой, и глубина теней, отброшенных немногочисленными сооружениями, достигают максимальной выразительности. На ослепительном солнце «Город» кажется элегантным гибридом древности и хайтека, как будто бы здесь поработали зодчие Чичен-Ицы, приглашенные спроектировать опоры и развязки для каких-то циклопических хайвеев. Никаких экскурсий не предусмотрено, никаких маршрутов не проложено — зритель остается в полном одиночестве и предоставлен самому себе. Может воображать себя последним человеком, оставшимся на Земле после ядерной войны, или же астронавтом, совершившим посадку на космодроме далекой планеты. Критики, допущенные в «Город» накануне открытия, дружно вспоминали про ранние эпизоды «Звездных войн» и «Дюну» Дэвида Линча.
«Город» считается самым большим произведением современного искусства: весь комплекс представляет собой гигантскую рану на теле пустыни, 2 километра в длину, полкилометра в ширину. Впрочем, Майклу Хайзеру вряд ли понравилась бы метафора раны. «Город» выстроен из того, что дает пустыня,— из камня, глины, песка, спрессованной земли, да и бетон, в сущности, материал природный. Но дело даже не в этом. В 2015 году прилегающую к «Городу» часть Невады — территорию площадью 704 тыс. акров — объявили заповедной зоной, Basin and Range National Monument, исключенной из планов экономического освоения региона. И это была великая победа художника и основанного им в 1998 году Triple Aught Foundation, владельца и управляющей компании «Города».
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Joe Rome
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Eric Piasecki
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Joe Rome
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Joe Rome
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Mary Converse
Хайзер начал работать над своим opus magnum в 1970 году, выкупая землю в глухой, нетронутой части Невады участок за участком, однако вскоре возник большой федеральный план по освоению этой территории: в окрестностях «Города» собирались построить железную дорогу для того, чтобы доставлять ядерные отходы в репозиторий Юкка-Маунтин. Triple Aught Foundation, в правление которого вошли тузы арт-мира вроде директоров MoMA и LACMA, не только помог художнику собрать деньги на завершение работы («Город» обошелся в $40 млн), но и включился в его экологическую борьбу, и хотя сражения экологов с проектом репозитория продолжаются по сей день, большой кусок Невады, ставший благодаря Хайзеру национальным памятником природы, удалось спасти. В заявлении, опубликованном на сайте Triple Aught Foundation, подчеркивается, что это были исконные земли двух индейских племен и что Хайзер тут тоже не совсем посторонний — его предки переселились в Неваду в начале XIX века.
«Город», строившийся с 1970-го по 2022 год, можно назвать самым грандиозным долгостроем в истории современного искусства. По крайней мере, пока Джеймс Таррелл не побил рекорд Хайзера со своим «Кратером Роден»: над проектом он работает с 1974 года, в 1979-м приобрел участок земли с кратером потухшего вулкана на севере Аризоны, открытие намечено на 2024-й, но вполне вероятно, что оно отложится. «Кратер Роден» обещает стать крупнейшей из таррелловских обсерваторий — пространством для созерцания света Солнца, Луны, созвездий и для размышлений о звездном небе над нами и прочих кантианских материях. Творение Хайзера тоже предполагает общение с космосом, причем как будто бы взаимное — судя по опубликованным фотографиям, наиболее эффектные виды на «Город» открываются с высоты птичьего полета, но, возможно, космические снимки, сделанные представителями внеземных цивилизаций, выглядели бы еще лучше. Хайзера называют скульптором, но вообще-то он — живописец, просто для живописи ему понадобились очень большие плоскости, а большое, как известно, видится на расстоянии.
В 1967-м Хайзер, начинавший с геометрической абстракции на холстах сложных геометрических форм, так что картины-объекты выглядели увеличенными и вырезанными из карт фрагментами с круговыми перекрестками или дорожными петлями, стал воспринимать землю как бескрайний холст, на котором его «депрессии» (углубления) и «негативы» (выемки грунта) могут оставить неизгладимые черты. Лучшими холстами Земли были, естественно, пустыни: Хайнц Мак устанавливал свои зеркально-алюминиевые кинетические конструкции в Сахаре, Нэнси Холт строила «Солнечные тоннели» в пустыне Большого Бассейна в Юте, Уолтер Де Мария заставлял громоотводами целое «Поле молний» на западе Нью-Мексико — художник бежал от галерей и музеев куда подальше, галереи и музеи бежали за ним по пятам. Первые «земляные работы» Хайзера появились в Неваде в конце 1960-х — предки его и правда были из этих краев, да к тому же трудились на земле: оба деда занимались геологией, а отец — археологией и антропологией. Когда Хайзеру исполнилось двенадцать, отец, видный специалист по культурам коренных народов обеих Америк, взял его с собой в экспедицию в Мексику, на целый год избавив от школы,—любовь к Чичен-Ице у него с самого детства.
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Ben Blackwell
Фото: © Michael Heizer. Courtesy Triple Aught Foundation. Photo: Mary Converse
Сегодня трудно поверить, что этот безобидный археолог-эскапист с относительно скромной по меркам даже тогдашнего его творчества работой произвел настоящий скандал на выставке «Когда отношения становятся формой» — из-за Хайзера и других скандалистов Харальду Зееману, автору легендарной выставки и директору Кунстхалле Берна, пришлось уйти с директорского поста в независимое кураторство. Выставку, открывшуюся в 1969 году, многие восприняли в том духе, что это рассерженная молодежь, поставившая университеты с ног на голову, теперь взялась и за музеи. Хайзер со своей «Бернской депрессией» выглядел типичным бунтарем: к Кунстхалле пригнали стенобитную машину и шар-бабой разрушили тротуар перед главным входом в музей, так что, перефразируя известный лозунг мая 1968-го, под асфальтом обнаружился хоть и не пляж, но сырая, грубая земля.
Выставка Зеемана действительно была сделана с позиций искусства эпохи 1968 года, которое отказывается от производства вещей, имеющих «товарный статус», как говорили левацки настроенные молодые художники, и занимается производством коммуникативных ситуаций, «отношений» в зеемановской терминологии. Следуя логике материала, надо было превратить музей из храма с колоннами в открытую мастерскую — «Бернская депрессия» перед этими самыми колоннами предупреждала, что в храме ведутся работы. Искусство эпохи 1968 года представлялось куратору всемирным интернационалом — Зееман войдет в историю как первый, кому удалось найти общий знаменатель для всех авангардных практик революционного десятилетия в Старом и Новом Свете, от «Флюксуса», «новых реалистов» и арте повера до минимализма, ленд-арта и концептуального искусства. Характерно, что ленд-арт, в отличие от абстрактного экспрессионизма или поп-арта, не воспринимался тогда как искусство специфически американское, предполагавшее особые отношения с пространством — раздвигающие художественное пространство до космических размеров.
Между тем уже на «Отношениях» обозначились национальные различия между ленд-артом британским, выступавшим в жанре прогулки, протоптанной в поле тропинки или выложенной камушками дорожки, и ленд-артом американским, только готовившимся к своим будущим свершениям. И пока англичанин Ричард Лонг гулял по окрестным горам, выставляя в Кунстхалле фотографические травелоги, американец Уолтер Де Мария, коллега Майкла Хайзера, ждал у телефона в своей нью-йоркской мастерской. На полу в Кунстхалле стоял телефонный аппарат — зрители могли набрать номер художника и поболтать с ним о том о сем. Разумеется, это была коммуникативная ситуация, ситуация «отношений». В то же время между Нью-Йорком и Берном образовывалась звуковая ось, пронизывающая весь земной шар. В общем, Де Мария мог бы поспорить с Хайзером, кто из них автор самого большого произведения современного искусства.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram