планерка
Вчера президент России Владимир Путин посетил Большой театр и принял для себя решение восстановить его в кратчайшие сроки. Специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ убедился в том, что все равно может не успеть: Большой театр находится в ужасающем состоянии и, неровен час, рухнет.
Архитектор проекта восстановления Большого Никита Шангин, стоя на входе в театр и интеллигентно делая все от него зависящее, чтобы журналисты не проходили мимо, высказывал мнение знатока (которым он долгое время и был, играя в телепередаче "Что? Где? Когда?"):
— Это будет как в Библии: дом не на песке, а на скале!Он пояснял, что по проекту Большой углубится под землю почти на три десятка метров и будет опираться на перхуровские известняки, а не на песчаные отложения, как сейчас. Он, стесняясь, не уточнял, кому в голову пришла эта масштабная идея, и из этого я заключил, что, скорее всего, ему.
— А что будет под театром? — спросил я.— Парковка, как под гостиницей "Москва"?
— Нет-нет,— поспешно сказал Никита Шангин.— Парковка будет под Театральной площадью. А под Большим мы получим еще одно здание, только подземное.
— А устоит Большой после такой реконструкции? — осторожно спросил я.— А почему он должен упасть? — переспросил Никита Шангин.
Даже на телепередаче ему это не засчитали бы за ответ.
— А почему у нас все падает? — спросил и я.
Этот аргумент отчего-то произвел на Никиту Шангина сильное впечатление.
— Ну, не знаю,— ответил он.— Лувр-то стоит.
— А Лувр почему должен упасть?
— Так там тоже реконструкция была,— объяснил он.
— Очень страшно,— сказала сотрудница пресс-службы Большого Алена Лебедянская.— Театр закроют на реконструкцию, а еще Борис Александрович Покровский говорил, что если Большой закроют, то это навсегда. Мы боимся, что никогда уже сюда не вернемся. Что-то случится, и мы не вернемся.
Апокалиптическое настроение Алены Лебедянской было заразительным.— А что же случится? — с тревогой спросил я.
— Некуда будет! Есть опасения, что там, внизу, под нами,— река! — еле слышно сказала она.— Когда реконструировали Малый, грунтовые воды из-под него пошли на Большой! Страшно!
Через минуту мы оказались под сценой, в машинном зале. Здесь царил неистребимый кошачий запах (самих кошек к приезду президента истребить, похоже, удалось).
— Отсюда,— торжественно рассказала сотрудница театра,— Жизель поднималась прямо на сцену, вся в белом! И сюда же со сцены падал Мышиный король!
Во второе верилось легче.— Здесь есть машина 1905 года, мы хотим подарить ее фирме Siemens. Это их машина,— продолжила экскурсовод.— Они обрадуются.
Я хотел предложить провести это как акт реституции, но потом решил воздержаться — и в самом деле ведь могут провести.
Машинерия подземелья была в скверном состоянии. Сотрудники театра с готовностью соглашались с этим. К тому же, по их словам, пожарная безопасность также на нуле. В общем, Большой прошел испытание только медными трубами. Огонь и вода сделают с ним что захотят.
В ожидании Владимира Путина министры (Александр Соколов, министр культуры, Алексей Кудрин, министр финансов, Герман Греф, министр торговли и экономического развития) обменивались впечатлениями о предстоящей реконструкции и сходились на том, что вопросов больше, чем ответов. Глава Федерального агентства по культуре Михаил Швыдкой старался укрепить их веру в собственные силы.
— Если бы не эти два человека,— показывал он журналистам на Германа Грефа и Алексея Кудрина,— в стране все бы уже умерло.
На самом деле получалось, что речь шла в этот момент не о них, а о человеке, который, как обычно, опаздывал.
— Вот сейчас мы были наверху,— появившись, сказал Владимир Путин,— с артистами, и они говорили, что для них даже два года — очень большой срок. Ведь жизнь в искусстве так коротка!
Владимир Путин говорил об этом с большой болью, словно о чем-то очень личном.— Во всем мире идет удивительно быстрый рост театров,— поделился неприятной новостью Михаил Швыдкой.— В Китае строятся сразу несколько огромных оперных театров! Мы тоже должны что-то делать!
— Ну, что же, у нас даже есть преимущество,— расстроенно вздохнув, произнес Владимир Путин.— Мы на полшага сзади и можем учесть их недостатки и последние достижения.
— Мы готовились к реконструкции Большого театра последние пять лет,— торжественно сказал бывший министр культуры Михаил Швыдкой.
Александр Соколов поднял брови и внимательно посмотрел на господина Швыдкого. Он, как министр культуры, готовился к этой реконструкции меньше года.
— Большой театр готов к реконструкции! — закончил господин Швыдкой.— И главная наша задача — сохранить труппу.
Если эта задача в ходе реконструкции является главной, то лучший способ решить ее — вообще не начинать реконструкцию. Но — надо.
— Надо делать, пока есть возможность. Огромные заказы, всех интересует,— подтвердил Михаил Швыдкой.— Но я хочу сказать: на Большом и Мариинском заработать нельзя!
Прозвучало как "не дадим!".— Заработать можно на доходных домах, если ты жертвуешь репутацией,— продолжал господин Швыдкой.— Я хочу сказать только об одном: мы подсчитали, что половину расходов на реконструкцию составят НДС и таможенные сборы. Может быть, есть возможность освободить от них этот проект? Все равно ведь деньги идут в один карман — государства.
Я понял, что лоббирование именно этой идеи Михаил Швыдкой и начал в присутствии журналистов еще до прихода Владимира Путина. Что еще могло заставить его так лестно отзываться о деловых качествах коллег?
— Я согласен,— сказал президент,— что реконструкцию надо начинать сегодня. Но вот вы говорите: пока есть возможность. А я хочу сказать: у нас и завтра будет такая возможность. И послезавтра.
Ему очень не понравилось то, что сказал Михаил Швыдкой. И, наверное, понравилось то, что сказал он сам.
— У нас в стране стабильная ситуация,— упрямо продолжал господин Путин.— И она будет улучшаться и улучшаться.
Это уже было похоже на сеанс самогипноза.Художественный руководитель Мариинки Валерий Гергиев долго рассказывал о производственных проблемах своего театра (как удержать талантливую молодежь и сохранить творческую семью, гордость Мариинки) и о войне архитекторов, в том числе западных (известно, что конкурс на реконструкцию Мариинки выиграл иностранец Доминик Перро), которые пытаются удорожать проекты, с заказчиками, у которых противоположная задача.
— Ну, мы своего, отечественного архитектора задушим! — уверенно сказал Михаил Швыдкой и с плохо скрытой симпатией посмотрел на Никиту Шангина.
— Перро у нас выиграл чисто,— рассказал президент Академии архитектуры и строительных наук России Александр Кудрявцев.— Я сам не Доминик Перро (это бросалось в глаза.— А.К.), но я участвовал во всех перипетиях этого удивительного события. Проект реконструкции Мариинки очень хорош. Это кроме всего прочего — зонтик!.. Он прикрывает театр от непогоды, а вы знаете петербургскую атмосферу... И самое последнее: кроме всего прочего Перро уложился в 160 миллионов долларов. Правда, сейчас заявил 192 миллиона...
— Евро,— подсказал Михаил Швыдкой.— Да, но для конкурсантов была заявлена сумма не больше 100 миллионов, и не уложился никто,— возразил Александр Кудрявцев.— Один хотел уложиться в 87 миллионов, но члены комиссии хохотали, когда услышали эту сумму! И самое последнее!..
Он уже не в первый раз начинал этими словами.— Как же Перро выиграл конкурс, если не уложился в заявленную сумму? — вдруг спросил Владимир Путин.
Наступила полная тишина. Все, кажется, поняли, что если сейчас выяснится, что проект не нравится Владимиру Путину, да еще как уроженцу Петербурга, то это будет катастрофа.
— Никто же не уложился,— осторожно сказал Александр Кудрявцев.— А я знаю, что дискуссии вокруг этого проекта не закончены,— продолжил господин Путин.
Продолжение не сулило ничего хорошего.— Это зависит от того, кто с какой газетой успел поговорить! — поспешно заявил Валерий Гергиев.— В газете "Коммерсантъ" была одна статья...
Он, сидя рядом с президентом, в двух словах негромко пересказал ему, какая именно. Президент пожал плечами.
Михаил Швыдкой понял, что тоже надо скорее вступить в разговор:— Да мы сказали, сказали архитектору: адаптируйте, адаптируйте к среде! У нас нет сомнений...
Все они очень хотели сохранить проект Доминика Перро. Или им смертельно не хотелось начинать эту историю с самого начала.
Господин Путин ничего не ответил и предложил выступить Герману Грефу. То есть последнее слово оставил все-таки за собой.
— У нас очень сложная задача...— начал Герман Греф.— У вас очень простая задача. Надо дать денег! — засмеялся господин Путин.
— Пока еще ни один из двух проектов нам не заявлен,— произнес господин Греф.— Мы видели только график, по которому удвоение расходов в 2006 году. А в 2008 году — в пять раз! Мы не сможем подтвердить такую задачу. 25 миллиардов рублей на Большой — это, конечно, огромные деньги, надо сократить расходы, мы не сможем в таком объеме профинансировать... В Мариинке сейчас смета на 12 миллиардов рублей...
— 14 миллиардов,— подсказал Валерий Гергиев.— На 12 миллиардов рублей,— повторил Герман Греф.— А еще надо закончить реконструкцию Новосибирского театра!
Я некстати вспомнил, сколько оперных театров прямо сейчас строятся в Китае.— К сожалению, у денег совести нет,— сделал неожиданный вывод из этого разговора Владимир Путин.— То, что заявленная на конкурс сумма со временем увеличивается, говорит о том, что все хотят заработать, и здесь ничего особенного нет. Нам только нельзя допустить, чтобы норма прибыли превышала то, что является нормальным!
Он подробно рассказал, как безболезненно провести реконструкцию обоих театров:— Аккуратно и мягко надо сделать. То, что есть, надо доводить. Но не ввязываться в новые дела... Оттягивать начало дел нельзя. Мы будем это делать... Чтобы войти в новую жизнь, может быть, даже окрепшими.
Что это за новая жизнь? Кажется, именно о ней с тревогой говорил на этой встрече министр культуры.
— Нас очень волнует, что будет в 2008 году,— сказал Александр Соколов.Понятно, что будет: президентские выборы. Это сейчас всех волнует.
— Мы долго думали, следует ли так глубоко уходить под землю,— продолжил он.— Надо трижды перекреститься, прежде чем отправиться в этот путь...
То есть надежда, как всегда, на авось.