7 сентября президент России Владимир Путин принял участие в пленарной сессии Восточного экономического форума (ВЭФ), которая продолжалась три с половиной часа. Хоть форум был экономический, специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что президента России интересовали прежде всего политические, внутри- и международные вопросы. Прозвучали ультиматумы. И с прессой все окончательно разъяснилось.
Владимир Путин привык участвовать в ВЭФе
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Утром у Владимира Путина были плодотворные международные контакты. То есть провел переговоры с лидером Мьянмы Мин Аун Хлаином. Тот сразу расставил все акценты, назвав Владимира Путина великим мировым лидером. Возможно, поэтому переговоры продолжались непростительно долго именно для этого утра, когда все уже ждали пленарной сессии ВЭФа наконец. Но два с половиной часа с президентом Мьянмы, который отчего-то стал чрезвычайно интересен российскому президенту (не он ли идет на смену Махатме Ганди?), отменили, а точнее отложили на после пленарной сессии встречу с премьером Армении Николом Пашиняном, иначе пленарная сессия началась бы уже с темнотой.
Впрочем, Мьянма могла заинтересовать господина Путина и просто потому, что это интересная страна в интересном месте. Он давно не встречался с более или менее экзотикой, к тому же без преувеличения богатой природными ресурсами. А такое впечатление, что Мин Аун Хлаин, неожиданно обласканный вниманием, готов был делиться.
Между тем пленарная сессия должна была начаться с опозданием уже на два часа. При этом некоторые ее участники до сих пор не могли отойти от вчерашнего заседания президиума Госсовета, на котором возникла и разрешилась интрига, какая редко становится предметом публичного изучения. А вчера ее можно было просто разглядывать.
Началось с того, что два губернатора заявили, что нынешняя система управления такой многообещающей отраслью, как туризм, несовершенна.
С этим не согласился вице-премьер Дмитрий Чернышенко, который, собственно говоря, всю эту вертикаль и возглавляет. Он предложил коллегам пояснить за это.
Тут все и пошло, можно сказать, вразнос. Господин Путин, который явно был в курсе, что на президиуме готовится что-то в этом роде, в свою очередь, спросил вице-премьера, о чем идет речь:
— Что касается управления отраслью — я не очень понял, здесь есть какие-то несогласованные вещи, что ли? — вслух произнес он.
— Олег Николаевич (губернатор Приморского края Олег Кожемяко, с которым президент накануне два с половиной часа провел в машине, непредвиденно возвращаясь с учений по земле, конечно, успел изложить позицию и по этому вопросу.— А. К.) предложил создать «единое окно»… Оно же у нас в виде Ростуризма есть! — воскликнул президент России.
Тут все стало более или менее очевидно. Все дело, очевидно, как всегда, в том, кто успел зайти, переговорить и был убедительней. Кто-то успел. И это был, несмотря на предоставившуюся возможность, не Олег Кожемяко, который в этом случае не был, конечно, человеком, который придумал эту историю.
— Да, совершенно верно,— подтвердил Дмитрий Чернышенко,— и курирующего вице-премьера, который может давать поручения всем министерствам.
Он имел в виду, конечно, себя.
— Я из этого и исхожу. А какие предлагаются новации, я не понимаю? — не понимал все понимающий господин Путин.
— С нашей стороны никаких, нас все устраивает! — воскликнул господин Чернышенко, который в этот день приехал во Владивосток во второй половине дня, когда в рамках форума без него уже состоялся круглый стол, на котором все вроде решили и согласились, что Ростуризм будет отвечать за все, что связано с туризмом, а остальные органы станут подстраиваться и исполнять его решения.
— Тогда,— продолжил господин Путин,— нужно понять, что понимается под пунктом первым: определение Ростуризма в качестве федерального органа исполнительной власти, ответственного исполнителя государственной программы. Так ведь и есть на самом деле?
— Это не так, Владимир Владимирович! — воскликнула глава Ростуризма Зарина Догузова.
Порыв был искренний, и полномочий действительно, судя по всему, не хватает. Но стоило уже понять, что интрига оказалась неподготовленной и что сегодня стоит смириться с поражением, а не усугублять его.
— Предложение наделить полномочиями управления госпрограммой прозвучало от Зарины Валерьевны (госпожи Догузовой.— А. К.),— Дмитрий Чернышенко, строго говоря, отвечал на поставленные вопросы.— Правительством это не проработано и не поддерживается, поскольку я вам доложил, что как раз 75% средств по госпрограмме идут на строительство туристической и сопутствующей инфраструктуры, которое курирует профильное министерство — Минстрой. Это было осознанное решение правительства.
Теперь за Дмитрием Чернышенко стоял, по всему получалось, и премьер Михаил Мишустин. Нет, всем пора было остановиться.
— А, понятно,— кивнул господин Путин.— А здесь предложение — эти деньги пустить через…
— Да, они как ГРБС (главный распорядитель бюджетных средств.— А. К.) работают, координируют, поскольку это большая взаимоувязка, там много стройки...
— Понятно. Хорошо. Проработайте дополнительно,— прекратил наконец этот разговор, поскольку и так все было ясно, Владимир Путин.
Но теперь он, чего раньше не бывало, вслух изучал каждый пункт проекта поручений, которые он должен был дать по итогам совещания:
— «По определению уполномоченного органа государственной власти в целях развития береговой полосы для туристических целей»... А это что имеется в виду? Хочу понять, что это такое, просто я, как в народе говорят, не догоняю!
Но он догонял.
— Сейчас береговая полоса у нас, по-моему, находится в компетенции субъектов федерации, да? — продолжил российский президент.— Так?
— Владимир Владимирович, это предложение прорабатывал один из круглых столов, да, Сергей Алимович (господин Меликов, глава Дагестана.— А. К.),— произнесла Зарина Догузова, которая и сама уже, видимо, не хотела заходить слишком далеко.— Там нет органа, который бы отвечал сразу и за пляжную зону, и за урез воды, который отходит от пляжной территории. Но с учетом того, что это надо комплексно развивать, как раз прозвучало предложение определить орган, который будет эту деятельность координировать. Там как предложение звучал Ростуризм, но я думаю, что это стоит еще проработать.
«Проработать» — это устраивающее всех слово.
— Я просто представляю реакцию руководителей регионов: и Крыма, и Краснодарского края! — воскликнул господин Путин.— Сегодня они, по сути, там руководят процессом. Значит, если есть предложение изъять у них эту компетенцию, отдать на федеральный уровень, я уж сейчас не говорю, это Ростуризм или лично председателю правительства... Но это совсем другая история, это надо с ними как следует проработать, я вас уверяю в этом!
Ему не трудно было уверить Зарину Догузову.
— Мы поддерживаем,— сразу сказала она.— Оно недостаточно, действительно, возможно, проработано.
На этом и остановились.
Это был не Совбез, конечно, накануне 24 февраля, но все-таки.
В зале, где должна была пройти пленарная сессия, рассадку сделали, как и год назад, в соответствии с требованиями Роспотребнадзора. То есть мест в зале было не очень много. Рассадкой первых рядов занимался протокол российского президента. Здесь был почти весь Кабинет министров (даже министр иностранных дел, для которого регион, граничащий с Китаем, конечно, не чужой), губернаторы в большом, почти критическом составе (уже можно было считать, что не приехать на форум — большая ошибка со стороны тех, кто не подумал об этом).
В форуме, не опасаясь последствий, принимали участие иностранные гости
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Раньше те, кто покупал пакет участника форума (не касается чиновников), мог приобрести и место в ближнем партере. У этих людей были красные, а не синие беджи. Теперь у всех синие. Место в партере больше не продается.
Многие участники форума производили впечатление людей уставших, а некоторые — и просто измученных.
Дело было не только в резкой смене часовых поясов. Кроме того, накануне был первый день работы форума, все только встретились и потом слишком долго не могли расстаться, в том числе уже в городе.
Но главное, все тут были, такое впечатление, как и на Петербургском форуме, даже искренне рады друг другу. Это было по-человечески понятно: чем сильнее сжимается вражеское кольцо снаружи, тем больше те, кто оказался внутри него, вынуждены ценить друг друга.
Модератором сессии был избран в этот раз управляющий директор телеканала РБК Илья Доронов.
— Сейчас у нас здесь, на сцене, пять человек, и еще три будет видеообращения, сообщил он.
Многие в зале тоскливо переглянулись: эта пленарная сессия не обещала быть короткой.
Вступительное слово Владимира Путина не стало решающим. Про экономику было даже меньше, чем про политику. А про политику ясно что:
— Достигнутый уровень промышленного развития Европы, качество жизни людей, социально-экономическая стабильность — все это бросается в топку санкционной печи, расходуется по указке из Вашингтона во имя пресловутого «евроатлантического единства», а по факту — приносится в жертву ради сохранения диктатуры Соединенных Штатов в мировых делах.
Логика речи была такая, какой ее сам сформулировал Владимир Путин: «Всем известно, но я все-таки повторю».
Впрочем, были, все-таки были и новости. Прежде всего они касались проблемного украинского зерна:
— Мы сделали это вместе с Турцией. Сделали! Результат — докладываю вам, уважаемые коллеги: если исключить Турцию как страну-посредника, то все, практически все зерно, вывозимое с Украины, направлено не в развивающиеся и беднейшие страны, а в страны Евросоюза! По Всемирной программе продовольствия ООН, которая как раз и подразумевает помощь самым нуждающимся странам, было загружено всего два корабля... Подчеркну — только два из 87! И на них было вывезено 60 тыс. тонн продовольствия из 2 млн тонн! Это всего 3%, которые направлены в развивающиеся страны.
Да, не верить этому не было никаких оснований, и это производило впечатление.
Модератор, который вел себя прилично и лишнего подобострастия не демонстрировал, а также задал, скажу сразу, те вопросы, которые и должен был задать (вроде ни одного резонансного не пропустил), спросил:
— Что касается нашей страны, за время с начала этого года, с 24 февраля, что мы приобрели и что мы потеряли как государство, по вашему мнению?
— Я думаю... Уверен! Ничего мы не потеряли и ничего...— тут я с удивлением понял, что он сейчас скажет: «Ничего не приобрели», ибо фраза была построена именно в такой логике. Но он закончил: — Не потеряем. С точки зрения приобретений могу сказать, что главное приобретение — укрепление нашего суверенитета, и это неизбежный результат того, что сейчас происходит.
Про главное приобретение понятно. Ведь других, видимо, не просматривается.
Дальнейшие ответы показали, что господин Путин настроен категорично и в полном соответствии с законами военного времени — а оно уж точно не мирное.
— Да, конечно,— говорил он,— происходит определенная поляризация — и в мире, и внутри страны. Я считаю, что это пойдет только на пользу, потому что все ненужное, вредное и все, что нам мешает идти вперед, будет отторгнуто.
Это, очевидно, касается и людей тоже.
Стоило обратить внимание еще на одну фразу:
— Хочу это подчеркнуть еще раз, это часто звучит, я это вижу, хочу подчеркнуть, это абсолютно правильный тезис: мы ничего не начали с точки зрения военных действий, а пытаемся только закончить.
Просто пока не выходит.
— Россия приняла решение после многократных попыток решить этот вопрос мирным путем ответить так же, зеркально, как действовал наш потенциальный противник (после госпереворота на Украине, о котором часто напоминает Владимир Путин.— А. К.),— вооруженным путем. Мы это сделали сознательно, все наши действия направлены на помощь людям, которые проживают на Донбассе. Это наш долг, и мы исполним его до конца. В конечном итоге это приведет к укреплению нашей страны — и изнутри, и ее внешнеполитических позиций.
В этом, видимо, и состоит идея укрепления суверенитета. А свои решения Владимир Путин расценивает как миссию и уверен, что ошибиться не может. В конце концов, его ведь поддержал тот же Совбез.
Поочередно выступали все лидеры стран, которые сидели в креслах на сцене: Мьянмы, Монголии, Китая, Армении... Потом трое — по видео-конференц-связи...
Мин Аун Хлаина из Мьянмы ведущий спрашивал, как его стране удается функционировать в условиях больших внешних ограничений. Мин Аун Хлаин объяснял. Так был найден еще один пример для подражания.
Выступающих на трибуне и по видео было и в самом деле много, так что основное время, отведенное на пленарную сессию, оказалось занято именно этими выступлениями.
Но время от времени господину Путину задавались вопросы. Так, он долго говорил про газ, имея в виду, что во всей этой ситуации виноват не «Газпром» и не он, Владимир Путин, а только сами европейские заказчики (например, пользуются британским правом при решении спорных вопросов, а сами не представляют даже документы, чтобы можно было нормально установить турбину).
— Установили для себя какие-то правила (а не законы.— А. К.)? — переспрашивал Владимир Путин.— Вот пусть по ним и живут.
А отвечая на вопрос насчет потолка цен на энергоносители, Владимир Путин был даже груб:
— Тупое решение! Если кто-то попытается его реализовать, ни к чему хорошему для тех, кто принимает эти решения, не приведет! Кроме всего, есть контрактные обязательства. Есть контракты на поставку! А что, будут приниматься какие-то политические решения, противоречащие контрактам?
Конечно, будут. Владимиру Путину это должно быть ясно лучше, чем всем остальным.
— Тогда мы их просто выполнять не будем! — предупредил он.— И вообще не будем ничего поставлять, если это противоречит нашим интересам! Ни газ, ни нефть не будем поставлять, ни топочный мазут... Ничего не будем поставлять!
Это был полноценный ультиматум. И не будет, можно быть спокойным. Хотя как тут быть спокойным.
И господин Путин еще раз повторил, видимо, выстраданное, а не буквально выкрикнутое оттого, что его наконец прорвало:
— Мы будем полностью выполнять свои контрактные обязательства. Но если кто-то что-то попытается нам что-то навязать... Те, кто нам навязывает, не в том положении находятся сегодня, чтобы диктовать нам свою волю! Пусть одумаются.
Вряд ли, впрочем, во всей этой истории кто-то намерен этим заниматься.
И надо же, господин Путин еще раз повторил:
— Поставлять ничего не будем!.. У них, кстати, несколько решений. Или субсидировать высокие цены... Это плохо, потому что не изменит поведение потребителей. Они будут потреблять, как раньше, и в условиях дефицита цены будут расти. Или сокращать потребление... Социально опасно. Может довести до взрыва. Лучше придерживаться контрактных обязательств, соответствующих правил и цивилизованных отношений.
Комментируя отмену упрощенной процедуры выдачи европейских виз, господин Путин пообещал, что Россия не станет настаивать на ответных мерах.
— Репетиторы приезжают, учат наших детей...— привел пример российский президент.— Пусть учат!
То есть те, кто оказывает нам услуги, могут продолжать это делать.
Неожиданно прозвучал вопрос именно про заседание президиума Госсовета и драматичную ситуацию с разделенными полномочиями и неразделенной любовью к ним:
— Зарина Догузова попросила полномочия усилить, вице-премьер Дмитрий Чернышенко с этим не согласился... Как дальше будет выстраиваться схема?
— Да там на самом деле все очень просто! — махнул рукой президент.— Кто должен осваивать 10 млрд руб., которые предусмотрены на ряд программ развития туризма? Либо Минстрой, либо Ростуризм. На самом деле для меня это безразлично.
Но только не для тех, кто будет осваивать.
— Есть логика и того, и того,— добавил господин Путин.— Минстрой все-таки профессионально относится ко всяким вопросам, связанным с развитием инфраструктуры, строительства, а Ростуризм...
— Там всего сто человек работает! — неожиданно вставил модератор.
— Важно, что они понимают, что надо развивать. Минстрой просто строит. А Ростуризм определяет направления развития отрасли. Вполне логично было бы направить эти средства и через Ростуризм!
Но господин Чернышенко говорил же, что вице-премьер для того и курирует, чтобы связь с министерствами была.
Определенно с утра еще кто-то зашел.
— Но в конечном итоге правительство должно это решить самостоятельно. Ничего такого сложного тут нет,— констатировал господин Путин.
Да, готовить такой президиум им надо было тщательней.
Дальше было еще интересней. Отвечая на вопрос о мигрантах из России в Армению, которых после 24 февраля стало больше, Владимир Путин продемонстрировал либеральность своих взглядов:
— Мы приветствуем все, что идет на пользу российскому бизнесу. Если условия сложились так, что людям целесообразно работать за границей, а это в основном айтишники, и для них выгодней и спокойней работать там,— слава богу, пусть работают!.. Армения не чужая для нас страна, можно работать рядом и приезжать, а жить фактически в Москве (вот это вряд ли.— А. К.). Многие же вернулись, поняли, что ничего такого страшного здесь, даже с учетом этой санкционной агрессии некоторых стран по отношению к России, не происходит... Все работает, все функционирует, все стабильно... Ну а если кому-то нравится работать в Армении, то пожалуйста... В Баку, в Казахстане...
То есть кому-то можно. Запомнили.
Разумеется, всех беспокоит Запорожская АЭС:
— В отчете не сказано, кто обстреливает,— сказал Илья Доронов.— В отчете указаны повреждения, которые заметили... Вы доверяете этому отчету?
— Ну да, я, безусловно, доверяю...— среагировал российский президент.— МАГАТЭ — очень ответственная международная организация, и руководитель — очень профессиональный человек (потрафил, потрафил Рафаэль Гросси своим отношением к делу и непосредственно своим отчетом господину Путину.— А. К.). Они находятся, несомненно, под давлением тех стран, где они работают... в том числе Соединенных Штатов, европейских стран... И не могут прямо сказать, что обстрелы идут с украинской территории. Но это очевидные вещи! Мы же контролируем станцию, там стоят наши военнослужащие... Что ж мы сами по себе стреляем, что ли? Бред просто собачий, по-другому сказать-то невозможно. Я когда западным партнерам говорю: «Ну что, мы сами по себе стреляем, что ли?..» Они говорят: «Ну да, это как бы не вяжется со здравым смыслом...» И там же осколки этих HIMARS валяются и других западных средств поражения...
Оказалось, Владимир Путин читал отчет:
— Я видел, в отчете говорится, что надо убрать там военную технику с территории станции. Но на территории станции нет военной техники! Это в принципе сотрудники МАГАТЭ могли бы увидеть, и щас могут увидеть, потому что двое там остались. Да там Росгвардия просто стоит, охраняет периметр и внутреннюю часть станции!
— Они пару машин там зафиксировали,— поправил модератор.
— Ну «Тигры» стоят там!..— устало признался Владимир Путин.— Они там занимаются охраной станции. Да и видно же, откуда снаряды летят прямо по Энергодару. Прямо с противоположной стороны водохранилища. Техника, которая обеспечивает контрбатарейную борьбу, она на станции не находится. Она вынесена за периметр станции, и довольно далеко...
Надеюсь, было понятно, что каждое сказанное им сейчас слово, без сомнения, будет теперь долго использоваться против него украинской стороной.
— Но при этом глава европейской дипломатии Жозеп Боррель... Можно, я цитату нашел, прямо зачитаю, вот такой перевод... «Пока у нас нет конкретного плана, как победить фашистскую Россию и ее фашистский режим». Это что такое?
— Мелет языком. Он большой специалист по этой части. Мы видели призывы главы европейской дипломатии победить Россию на поле боя... Странная дипломатическая установка. Если бы он был министром обороны какой-нибудь страны, можно было бы понять... Ну Бог ему судья, пускай излагает что хочет.
Но не для демонстрации такого миролюбия Владимиру Путину был задан вопрос. И он продолжил:
— Знаете, вот если бы он жил в 1930-е годы... Он же испанец, да?.. Жил бы в Испании и услышал бы в сводке погоды известную сакраментальную фразу «Над всей Испанией безоблачное небо»... Как известно, это был сигнал к началу государственного переворота со стороны генерала Франко. Он бы (господин Боррель.— А. К.) взял в руки оружие? И на чьей бы он был стороне? На стороне демократически избранного левого правительства Испании того времени или на стороне путчистов? На мой взгляд, он был бы на стороне путчистов. Потому что он сейчас поддерживает таких же путчистов на территории Украины... Вот кто на стороне фашистов!
Жозеп Боррель сегодня узнал о себе много нового. И еще узнает, можно не сомневаться, из свежих испанских газет.
— Если бы господин, тот, которого вы упомянули, дай Бог ему здоровья (господин Путин не называл господина Борреля по имени и фамилии, что характеризовало, без сомнения, крайнюю степень отвращения.— А. К.), понимал бы, кто такой Бандера, кто такой Шушкевич (Белоруссия вздрогнула, бедный ее бывший лидер Станислав Шушкевич хоть и участвовал в развале Советского Союза, но такого отношения к себе не заслуживал.— А. К.)... Шухевич там...— поправился российский президент...— Неонацисты (скорее все же просто нацисты, они еще не успели стать неонацистами.— А. К.), которые и русских расстреливали, и поляков... Немецкие оккупанты свою грязную работу перекладывали в основном на них... Они уничтожали людей-то. Он бы понял, где настоящий нацизм процветает и где он поддерживается на государственном уровне! Надо ему дать возможность посмотреть и послушать. Если у него хоть капля совести, он должен сделать правильные выводы!
Финал оказался неожиданно примирительным.
— Я как журналист не могу сейчас не задать, так скажем, корпоративный вопрос,— заранее оправдывался модератор.— 5-го числа был вынесен приговор Ивану Сафронову (бывшему спецкору “Ъ” и «Ведомостей» и советнику главы «Роскосмоса».— “Ъ”). 22 года. Это самый большой приговор по этой статье, за последние годы уж точно. Дальше отозвали лицензию «Новой газеты», ей управляет нобелевский лауреат. А вообще с начала февраля в России закрылись или приостановили работу около 30 СМИ, и многие журналисты уехали в Латвию, например, и теперь работают оттуда. Как, по-вашему, оправданно ли такое усиление давления на СМИ. Это не проявление ли того...
Илья Доронов так тщательно подбирал слова, чтобы верно выразиться, и паузы между ними становились такими долгими, что казалось, он сейчас вообще замолчит.
— Того... Многополярного... или однополярного мира, про который мы говорим?
— Вы упомянули о нобелевском лауреате мира,— кивнул господин Путин.— Ну, и мы очень рады, что наш гражданин получил Нобелевскую премию мира. Но, на мой взгляд, Нобелевский комитет... Он в значительной степени дезавуировал значимость... обесценил значимость этих премий в области гуманитарной.
Впрочем, затем цена выросла до космической высоты — если учитывать, за какие деньги была куплена нобелевская медаль Дмитрия Муратова. Можно сказать, цена оказалась нерыночной. Но, с другой стороны, любая вещь стоит столько, сколько за нее платят.
Таким образом, Владимир Путин предпочел не объясняться по поводу «Новой газеты». Это было ему даже неинтересно. Он сразу зашел прямо на Нобелевский комитет и его лауреатов.
— Я хорошо отношусь ко всем коллегам, несмотря на все разногласия, связанные с нашими партнерами. У нас были деловые отношения и с президентом Обамой... За что ему дали нобелевского лауреата?! — с огромным недоумением в голосе спросил Владимир Путин.— Я никогда об этом не говорил... Вы меня просто вынуждаете сказать... Он чего такого сделал?! В области защиты мира, имея в виду боевые действия в некоторых регионах мира, которые проводились, когда он был президентом... Ну о чем речь-то?..
Тут уже все было понятно. Видно, и Дмитрий Муратов, по мысли Владимира Путина, не заслужил.
— Вот сейчас дали нашему гражданину. Мы много знаем таких случаев, когда решения принимаются под воздействием текущей политической конъюнктуры. Это не делает чести тем, кто принимает такие решения. Но тем не менее мы порадуемся за тех наших граждан, которые эту премию получили.
Дмитрий Муратов получил свою премию, конечно, по делу. Именно за мир, в том числе в Чечне, за спасение своих журналистов и за то, что они делали, спасая чужие жизни и не думая о своих. И он сам в том числе. И это был риск в том числе и для его жизни. И попробуйте так. И посмотрим.
— Теперь по поводу тех, кто уехал и работает там с территории других стран,— продолжил российский президент.— Да я уверяю вас, они рады, что они могут уехать! Они всегда, будучи здесь, работали против нашей страны. И теперь под видом того, что им здесь что-то угрожает (журналистам внесенного в РФ в реестр иноагентов «Дождя», например, просто закрыли телеканал, да и все. Им ничего не угрожало. Им просто негде было больше работать.— А. К.), с удовольствием перебрались туда, на ту же самую зарплату, которую получали, будучи здесь. Просто сегодняшняя ситуация вынуждает определить свою позицию всех, кто такую позицию имеет. Ну вот они приняли решение поехать за границу ближайшую, там в каких-то центрах антироссийских работать...
То есть теперь так: кто не с нами, тот точно против нас. Многополярность мира появляется, а многополярность жизни исчезает. Многополярность мнений. Да хотя бы три. Да хотя бы подумать вслух. Хотя бы просто подумать...
— А 22 года? Это очень строгий приговор,— добавил Илья Доронов, и это тоже запомним, потому что мог бы и не переспрашивать, хотя к нему тогда, конечно, были бы вопросы.
— Что касается 22 лет, то журналист получил этот срок, насколько я понимаю...— тоже выбирал слова господин Путин.— Я деталей не знаю, знаю только, что он не только был журналистом, а еще и советником главы «Роскосмоса»... И зарабатывал не только журналистской деятельностью, а тем, что собирал соответствующие материалы и передавал их в распоряжение одной из западных разведок (как считает обвинение, сразу двух.— А. К.). Контрразведка работала за ним в течение нескольких лет, сидела на каналах его связи, с теми, кто платил ему за эту закрытую, секретную информацию деньги, все отфиксировала, потом в ходе следственных действий арестовала не только его, но и средства связи, которыми он пользовался (то есть он знал детали.— А. К.)... Суд посчитал это доказанным и принял соответствующее судебное решение. Насколько оно справедливо с точки зрения срока, который он получил за содеянное, я не берусь судить. Вот здесь генеральный прокурор сидит, и, если он считает, что это избыточное, слишком суровое наказание, всегда сможет опротестовать, а адвокаты осужденного могут подать документы в соответствующую инстанцию.
Снова, уже в третий раз, российский президент стоял на том, что Ивану Сафронову инкриминировалась деятельность за время его двухмесячной работы в «Роскосмосе».
И было уже ясно, ничего не изменится. Хотя после апелляции срок может стать меньше.
И это был еще один приговор.
Окончательный. Как раз тот, который обжалованию не подлежит.
Но так не должно быть.